Отечественные эрудиты и западные неучи
Позволим себе разобрать несколько высказываний нашего дипломата Марии Захаровой, порассуждав о её советском образовательном идеале
07.07.2021
Рупор нашей внешней политики Мария Захарова несомненно относится к числу весьма ярких представителей отечественной элиты. Кроме того, располагая дипломом МГИМО, она – столь же несомненно – входит в состав образовательной элиты среди этой самой элиты. Рассмотреть взгляды этой среды на образовательные вопросы интересно тем более, что она довольно часто упрекает западных партнёров в дурном образовании, и, следовательно, за её словами должна стоять концепция хорошего образования. Нам предстоит её реконструировать «от противного». Для этого мы используем четыре полемических фрагмента. Так получилось, что три из них – из литературной области (русская литература, западная литература, античная литература), а один – скорее общеисторического или даже общемировоззренческого характера. Мы рассмотрим его последним и сначала просто выпишем эти фрагменты – с сокращениями, но сохраняя всё важное. Фрагмент Ia. Достоевский Захарова посоветовала Джонсону внимательнее читать Достоевского Официальный представитель МИД России Мария Захарова посоветовала главе британского внешнеполитического ведомства Борису Джонсону повнимательнее читать Достоевского, передаёт ТАСС. [caption id="attachment_64013" align="aligncenter" width="640"]
Премьер-министр Великобритании Борис Джонсон.
Фото: wikimedia.org[/caption] Поводом к этому послужили слова министра иностранных дел Великобритании. Так, он сравнил отравление экс-полковника ГРУ Сергея Скрипаля с романом Фёдора Достоевского «Преступление и наказание». «Мы все уверены по поводу виновного – вопрос лишь в том, признается он или его поймают», – заявил Джонсон, в очередной раз обвинив Москву в устранении Скрипаля. «Раз уж вы решили вспомнить творчество Фёдора Достоевского, то обратимся к образу и мыслям следователя из романа Порфирия Петровича, который весьма придирчиво вёл расследование об убийстве процентщицы и её сестры, – процитировала Захарова в ходе брифинга отрывок из произведения. – Из ста кроликов никогда не составится лошадь, из ста подозрений никогда не составятся доказательства… Ведь вот как одна английская пословица говорит, да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстями попробуйте справиться, потому и следователь человек-с». В другом источнике у этой цитаты есть продолжение. Фрагмент Ib «Так вот, Джонсон, вы “Преступление и наказание” до конца не читали. Стыдно должно быть… А ведь там чётко описывается образ и мысли пристава следственных дел (следователя Порфирия), который весьма придирчиво и – в отличие от вас – дотошно вёл дело об убийстве процентщицы и её сестры. Это наша классика, и мы её любим и знаем, а потому, вот вам цитата <…> Хотя, оговорюсь, у многих из вас это вызовет шок… Прям, специально для Бориса Джонсона цитата. Он же Достоевского любит? Читайте, вам полезно». Фрагмент IIa. Конан Дойл. Заметка из лицекнижия «Неучи» Спустя время – новый комментарий от Захаровой, уже на её личной странице. «Литературный мазохизм британцев продолжается. Очевидная неискушённость собственной художественной литературой и отказ за ненадобностью от логического мышления постоянно ставят британскую дипломатическую агитбригаду в дурацкое положение. Только отгремел Достоевский в исполнении Бориса Джонсона. И тут вчера Постпред Великобритании в ООН Карен Пирс, мстя Василию Небензе за упоминание Холмса, заявила: “Допустить российских учёных к расследованию, когда они являются самыми вероятными исполнителями преступления в Солсбери, – это как если бы Скотленд-Ярд пригласил профессора Мориарти” <…>
Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг. Фото: nato.int Ранее в своей речи генсек НАТО высказался за увеличение расходов на оборону, обосновав это наличием угроз и несовершенством окружающего мира, и попутно упомянул, что ни Гитлера, ни Сталина, ни ИГ невозможно было остановить мирными протестами, сдержать словами или сокрушить посредством диалога. Разбор цитат Начнём его с предварительного замечания. Прежде чем разбирать слова политика (и в особенности дипломата), нужно определить его риторическую задачу, для чего понимать, к какой аудитории он обращается. Но в репликах Марии Захаровой мы чувствуем иную нюансировку, нежели расчёт на аудиторию. Читатель, имевший терпение добраться до этого места, наверно, заметил серьёзное отличие фрагмента III от всех остальных. Для последних характерен сильный эмоциональный напор; в реплике о Фукидиде он отсутствует. То, что она сказала о Фукидиде, можно было бы сказать и в лицо; всё остальное – категорически нельзя. Возможно, это вызвано тем, что аудиторию учитывать и не нужно, что она выбрана раз и навсегда, и тогда это может быть только внутренняя аудитория – на то, чтобы представить, для кого во внешнем мире (ограничим: на Западе) такой тип аргументации мог оказаться убедительным, воображения автора этих строк не хватает. Я не думаю, что сам смог бы услышать доводы, предваряемые вводным «ты глупец и невежда». Нет у меня такого интеллектуального смирения. Если наше предположение верно, то Мария Захарова рассчитывает на внутреннюю аудиторию как на близкую себе. В этой ситуации задача учёта риторического задания снимается: можно и побыть собой. Потому я позволю себе считать, что всё, что сказано, сказано искренне. О стилистике мы рассуждать не будем (за исключением общего противопоставления трёх «патетических» фрагментов одному «непатетическому»); она, на мой взгляд, определяется больше соображениями авторского самовыражения, нежели риторической задачей, но нас в дальнейшем будет интересовать содержательный аспект. Для простоты будем считать, что все рассматриваемые авторы заслуживают того, чтобы их относили к общечеловеческой культуре. Особенность первого столкновения – оно происходит на своём поле. Претензия Марии Захаровой заключается в том, что английский премьер-министр, используя для выступления в Палате общин цитату из Достоевского, не приводит все контексты, какие ей кажутся уместными. Прямо скажем, претензия более чем странная. Борис Джонсон использовал даже не цитату, а ситуацию из романа, он имел в виду, говоря о российских делах, прибегнуть к местному колориту, и в рамках своей задачи он всё сделал правильно. Если бы ответ заключался в том, что из романа Достоевского можно вычитать и нечто другое, он был бы вполне уместен и адекватен. Но обвинения в адрес Джонсона коренным образом меняют тональность. Фактически они заключаются в том, что он плохо усвоил российскую школьную (или мягче – школьно-культурную) программу и недостаточно владеет одним из ключевых для неё произведений (для таких обвинений оснований нет, поскольку Джонсон присутствовал в парламенте в качестве премьер-министра, а не на школьном экзамене в качестве ученика, и было бы в высшей степени неуместно с его стороны отчитываться в доскональном знании цитируемого романа). Насколько хорошо он помнит его содержание – вопрос, который остаётся открытым и не имеет отношения к делу – политическому и дипломатическому делу. Может быть, здесь ему навязывается наша отечественная литературоцентричность… но тогда упрёк не по адресу: ученик Итона и Оксфорда, отличавшийся (и получавший за то школьные награды) в английском и классических языках, разумеется, обладает широким литературным образованием. Если оно не соотносится с представлениями, основанными на опыте советской школы и советского детства (см. фрагмент IIc), то это не его проблема (и уж во всяком случае не создаёт для него никаких проблем). После того как мы познакомились с отрицательными суждениями, нужно вычленить положительное ядро. И ответ оказывается на удивление простым: то, что я знаю, то и хорошо, то и правильно, и если кто-то этими познаниями не обладает – он плохо образован. Безо всякой рефлексии советская общеобразовательная школа и МГИМО получают статус общеобязательного образовательного идеала. Оценки, произнесённые со школьной кафедры, приобретают незыблемый авторитет фактов (кто-то говорил там что-то о критическом мышлении?). При этом чужой образовательный контекст, чужая система познаний и воззрений оказываются задачей, непосильной для воображения (и это не только западные политики, но и собственная молодёжь, у которой, – хорошо это или плохо, оценивать не будем, – совершенно иной круг чтения и иные воззрения, нежели у выходцев из советских семидесятых-восьмидесятых). Отсутствие интереса к интеллектуальной жизни западных политиков-партнёров сочетается с таким же подходом к общеевропейскому культурному наследию, которое помогло бы кое-что понять и где-нибудь да найти общий язык – что мы видели на примере Фукидида. Не будем сейчас затрагивать (кроме одного только упоминания) вопрос о политических последствиях таких представлений. Отметим лишь одно: они существуют, и с этим фактом обществу нужно считаться.