Жизнь – интересная штука. А, главное, непредсказуемая. Допустим, все нормальные люди готовятся к Новому году, закупаются подарками, а ты уезжаешь по скорой в больницу. И застреваешь там дней на десять. Почему? Ни почему. За что? Ни за что. Просто, может, кто-то решил за тебя, что пора сменить декорации, посмотреть на мир с другого ракурса.
Посмотрела. Знаете, что поняла? Жизнь меняется. Но не во всём. И меняются люди. Но не все.
Я была в той же самой больнице 12 лет назад. Лежала на сохранении. И вот снова тут, но в хирургии.
Один из первых кадров. Медбрат, готовящий капельницу. Совсем молодой, юный. Улыбается. Говорит что-то доброе, приободряет. Позже я узнала – он любимец всех пациентов. Только он появляется в палате – мир озаряется. Но однажды он пришёл грустный. От больных сразу град вопросов: что случилось? кто обидел? кто посмел?
– Увольняюсь. Не могу больше.
Пока ставил капельницы, рассказал. По всем нормам их должно быть больше на таком отделении, ведь много тяжёлых пациентов. Но их на дежурстве двое, и на них всё, в том числе работа, которую должны выполнять санитарки. Пациенты любят, благодарят, да. А начальство – нет, только больше требует, постоянно отчитывает. Зарплата – слёзы. Вот и решил парень: всё. После колледжа его хватило на четыре месяца. Он хотел помогать людям, ему казалось: доброта – не свойство личности, а профессиональное качество медика. Как говорится, оказалось – показалось. Думает о кардинальной смене деятельности.
Таких, как он, немало. Но в основном среди молодых, выросших в парадигме новой этики. Мы, сорокалетние, над ней, этой этикой, немного иронизировали, полагая, что достаточно просто человечности. Но выяснилось, если человек сам себя не настроит, в тяжёлых условиях он зачерствеет.
Как работники кухни, например. В больницах же не готовят. Едой учреждения снабжает специальная компания. Сотрудникам нужно только раздать, убрать. Но отношение к пациентам такое, будто они каждый раз, приходя на обед, отвлекают работников от очень важных дел. Или хуже. Будто эти несчастные нанесли раздатчикам личное оскорбление. Кипятка не допросишься – облают.
Пациенты, конечно, тоже разные. И отличаются они не только по степени их страдания. Честно, я опасалась: приду в палату, а там чей-нибудь ноутбук круглосуточно транслирует сериалы на полную громкость, или меня будут одолевать запахи чьей-нибудь копчёной колбасы. Ничего подобного. Ещё женщина, сопровождавшая меня из приёмного покоя, заверила, что определит меня в самую лучшую палату.
– Платную? – спросила я.
– Нет, платных у нас нет, но в самую лучшую, интеллигентную.
Чем уж я вызвала её высокое доверие, не знаю.
В палате я познакомилась с психологом, работником центра социальной адаптации детей и педагогом детского сада. Никаких сериалов, никакой колбасы. Из коридора, из других палат, понятно, доносилось разное: крики страждущих, мат, отрывки чужих телефонных ссор, бубнёж новостей (почему люди не пользуются наушниками? Им не позволяет религия? Или это чтобы научить всех остальных смирению?). Но у нас было не так. Кружок собрался действительно интеллигентный и тихий.
Наговорились, конечно, обо всём: о разном умственном и судьбах родины, как водится. Но чем содержательнее были беседы, тем беспомощнее выглядела окружающая действительность. Нужно быть поистине невозмутимым, чтобы говорить об образовании и последних открытиях в медицине, об обществе и его развитии в палате с облупившейся краской на стенах, неработающими розетками, сломанными светильниками в отделении, где единственную душевую переоборудовали под кладовку, а клизменная, заменившая душевую, засорилась в первый же день.
Мы невозмутимыми не были, нам просто некуда было деваться. Поэтому скандалы, в которых прогремела наша больница, мы обсудили тоже. Совсем недавно газеты писали, что из выделенных из бюджета почти ста миллионов рублей на техническое обновление больницы исчезла почти половина. По каким-то мутным схемам прошли тендеры на закупку оборудования – цены в семь раз превышали рыночные. В общем, проходят годы – ничего не меняется. Как по классике, можно проснуться через сто лет и увидеть все то же, что и всегда: воруют.
А летом в стационаре стартовал масштабный ремонт. По местным телеканалам бодрые репортажи, как всё обновляется и хорошеет. Пациенты под грохот перфораторов наблюдают другое: например, как в холлах покосившимися книжными шкафами и ветхими ширмами отгораживают пространство для ещё одной временной палаты – мест катастрофически не хватает, люди после операций лежат в коридорах. И это в Петербурге в 2025 году.
Но главное в любой больнице – это, конечно, врачи. Не оборудование, каким бы современным оно ни было (хотя технические возможности современной медицины действительно поражают воображение), не интерьер – Бог с ними и с обшарпанными стенами. Люди – вот на ком все стоит. На тех, кто выбрал делом жизни помогать другим. Но люди эти тоже, естественно, разные. Как и везде.
Мы в палате собрались с разными недугами – нас вели разные специалисты, а по выходным ещё и дежурные. Увидели, в общем, жизнь во всём её разнообразии. Есть доктора чуткие, внимательные – всё объяснят, успокоят, а есть уставшие, выгоревшие – на каждый вопрос отвечают своим вопросом, в лучшем случае риторическим, чаще – саркастическим. Все в курсе про специфический врачебный юмор. Он, бесспорно, бывает весьма хорош. Но иногда он уместен лишь в ординаторской, честно. А в палате с больными гораздо целительнее самая простая весёлость, добрая шутка.
Настоящее проклятие – застрять в больнице на выходные. Дежурный врач – это лотерея, причём такая, про которую пишут в новостях. Ну, знаете, человек украл тысячу билетов и ни один не выиграл. Увы. Не хочу сгущать краски, но и врать не могу. У дежурного врача на все вопросы один ответ: спросите своего лечащего. А врач, которая в выходной принимала меня, вообще выдала, что я не очень-то похожа на больную, непонятно зачем приехала. А потом она вела мою соседку после тяжёлой операции. И она даже не приходила вовремя на обход, а чтобы женщине сделали перевязку, приходилось разыскивать её по всему отделению.
Теперь меня не удивляет, почему люди до последнего не обращаются к врачам, терпят боль, занимаются сомнительным самолечением (такое, как мы недавно узнали, практикуют 35% россиян). Вот поэтому. А если заболели и попали в больницу, надо запастись оптимизмом, здоровой иронией (интересно, откуда она здоровая у больного?) или как минимум философской несокрушимостью. А лучше, конечно, вообще не болеть. Чего я всем искренне желаю!