«Молчание абхаза – не слабость»

По словам Эшсоу Какалии, обвинения абхазской оппозиции в национализме и антирусскости – верх абсурда, точно так же как абсурдны обвинения в адрес «абхазских сепаратистов», якобы «построивших всю свою государственность на противопоставлении себя грузинам». «У меня был педагог по русскому языку, Алла Аполлоновна, грузинка, – вспоминает мой не очень молодой уже собеседник, и лицо его светится, – я её боготворил. Она научила меня говорить на русском языке. Она из меня сделала то, что я сегодня из себя представляю. Когда война закончилась, я прибежал к ней, звоню в дверь. Она выходит, открывает, а у неё синяк под глазом. Я сел и плакать начал. Автомат положил на колени и начал рыдать. Она говорит: “Чего ты плачешь? Это же война, понимаешь, так бывает. Других вообще убили”. И она начала рассказывать, как её грабили абхазцы. Она так это рассказывала, что через минуту я уже ржал, как лошадь. Такой это был человек. Она с таким юмором это рассказывала, что я уже не мог плакать. Я пришёл к ней через два месяца опять и говорю: “Алла Аполлоновна, я решил креститься”. Она говорит: “молодец, какой ты умница, я тебя поздравляю”. Я говорю: “Я хочу, чтобы вы меня покрестили”. Она села и говорит: “Ты что – дурак? Зачем тебе грузинка после войны с Грузией?!”. Я говорю: “Хочу, чтобы вы меня крестили”. Она начала рыдать, говорит: “Ну ты сумасшедший. Тебе очень трудно будет. Ты душой живёшь, а не мозгами”. И она меня покрестила. Она после войны никуда не уехала, она осталась жить здесь, она была педагог русского языка от Бога, её здесь на руках носили. Она могла хоть вот этот стол по-русски заставить разговаривать и заставить Онегина прочесть. Великая была женщина. Из советской системы».

На вопрос о том, есть ли что-то, что всё-таки раздражает современное абхазское общество в российских «кураторах», ответ звучит в виде всего одного слова: «Навязчивость». «Понимаете, – объясняет он, явно избегая обвинительной интонации, – при Бжании (Аслан Бжания – президент Абхазии в 2020–2024 гг. – Прим. авт.) начались такие процессы, когда русские чиновники приезжали и говорили нам, что “вы глупые, несмышлёные, не понимаете, что апартаменты – это развитие”… “Вам развиваться надо, а вы не понимаете”… А мы всё прекрасно понимаем. Мы медленно, но развиваемся. Здесь бизнес формируется наш, абхазский. Более 80% объектов размещения сейчас принадлежат местным. Понимаете, зачем нам ломать эту картину? Чтобы просто ещё какие-то красивые здания здесь появились? Чтобы просто они нам глаз радовали?» К слову, проспект Леона в центре Сухума, на котором мы пьём кофе, выглядит и так не хуже Барселоны или Хельсинки. Какого-то вопиющего неблагополучия незаметно и на всём пути от границы до столицы: дороги приличные, кругом гостиницы, магазины, стройка. Разруху и руины, говорят, можно встретить разве что в Гальском районе, на востоке страны, где стоят заброшенные грузинские сёла.

Эшсоу Какалия. Фото: t.me/aiasharaabh

При этом корни абхазской нестабильности, по мнению Эшсоу Какалии,  внутри самой Абхазии: «Процессы очень нехорошие начались. Разваливается наша государственность абхазская. Причём в основном из-за внутренних причин. Попытки найти виноватых за Псоу или за Ингуром – это глупость. Любое образование будут давить внешние факторы. Всегда. Способность защититься от внешних факторов – это один из основополагающих элементов общества и государства. Вопрос в том, насколько ты готов оценивать ситуацию, маневрировать. Это вопрос самостоятельности. А наша власть сегодня повела себя как несмышлёныш. Как люди, которые не в полной мере отдают себе отчёт в том, чем они занимаются. Они не понимают, что вся ответственность сегодня на них лежит. За всё: и за хорошее, и за плохое, что происходит в стране. У них все рычаги управления. С меня взятки гладки, я оппозиция. У меня ответственность только перед самим собой».

Уязвимость абхазской политической системы связана не столько с давлением России, считает мой собеседник, сколько с деградацией абхазского правящего класса. С тем, что ресурс, заложенный советской образовательной системой, в абхазском обществе почти исчерпан. Уход из политики поколения Станислава Лакобы и Сергея Шамбы – так называемого «золотого парламента», которое некому заменить, – главная беда современной Абхазии, объясняет он: «Понимаете, это были люди высокой интеллектуальной культуры, которые сформировались в 1970-е годы, во время абхазского ренессанса. У них была возможность реализовать себя в Абхазии. Это те люди, которые встали рядом с Владиславом (Владислав Ардзинба, первый президент Республики Абхазия (1994–2005 гг.). – Прим. авт.) в 90-е годы. После них пришло наше поколение, 90-х, расхлябанное, разболтанное, деморализованное… Но мы одно из последних поколений, которых ещё затронула советская система образования. А после нас ещё хуже пошли… Поколение Бадры Гунбы и Адгура Ардзинбы – это поколение вообще представления не имеет об ответственности, о каких-то принципах и так далее. Их воспитывали в 90-х по принципу “лишь бы накормить”. Там душу никто вложить не успел».

3. «Не надо ныть»

«Утром у него убили брата, / Ровно в полдень отомстил он свято», – поётся, в переводе на русский, в народной абхазской песне «Салуман ахаҵа!» (перевод Семёна Липкина). Один из смыслов песни в том, что месть героя была неожиданной для обидчика. В Абхазии в целом развита традиция избегания прямых конфликтов. Абхазы редко вступают в драку, а месть применяется в крайних ситуациях после выдержанной паузы.

«Вот я живу в этой стране уже 66-й год. 60 лет назад я в школу пошёл. И я тебе скажу: тогда всё было точно так же, как сейчас. Не улучшается ничего, это другой вопрос. Но молчание абхаза никогда не надо воспринимать как слабость», – звучит на удивление спокойный голос генерал-майора Аслана Кобахии.

Герой Абхазии, активный участник войны 1992–1993 годов, сначала он служил в должности командующего артиллерией Гумистинского фронта, а к концу войны стал замминистра обороны республики. После победы служил на разных должностях в госаппарате. В частности, в 1995–2002 годах возглавлял Таможенный комитет. Сегодня он абхазский ветеран с активной общественной позицией, много пишет об абхазских проблемах в соцсетях. Его рассказы в абхазской интернет-библиотеке, особенно невероятная история про возвращение из махаджирства его деда Османа, – увлекательное чтение («Единственное, что говорил мой дед: “Русские – хорошие люди, цените их, но царь их – сатана”...»).

Аслан Кобахия. Фото: aiaaira.com

На мой вопрос, не грозит ли абхазской нации вымирание, Аслан Алексеевич звонко смеётся: «Да ты что?! Это такая собака, её не закопаешь!». «Никуда мы не вымираем, кто бы этого очень сильно ни хотел, – говорит он уже серьёзным тоном. – Есть специалисты, которые видят определённые тревоги. Есть много проблем, которые надо решать. Но не надо ныть. Я прошёл всю войну, я столько ноющих абхазцев видел, даже на фронте. “Ой, мы никогда не победим”, “ой, у нас ничего не получится”… Я таким говорил: “Слушай, иди отсюда, иди домой. Тебя никто не просит здесь быть, тебе никто ничего не скажет”. Так что мы всё это уже проходили. Сейчас тоже ноющих много: “Ой, всё пропадает!”… Причём часто те, кто больше всех тревожатся, сами ничего положительного не сделали для развития нашего народа».

«Губернизация» Абхазии не грозит, какие бы кризисы в стране ни случались, уверен мой собеседник: «Вот много их здесь… Прислали их сюда за абхазами следить… Но у нас есть свой путь развития, мы по нему идём и с него не свернём. Можно что-то изменить, что-то притормозить. Но абхазы никогда от своей государственности не откажутся. У абхазов независимость в крови, никуда от этого не денешься». На вопрос, почему в абхазском обществе нет единства и откуда такая жестокая борьба власти с оппозицией, генерал-майор хмурит брови: «Кто вам сказал, что у нас нет единства?! Что за постановка вопроса?». «Я как-то играл свадьбу сына, я тогда во власти находился, – вспоминает он. – И кто только на этой свадьбе ни был. Изида Чания (абхазский журналист. – Прим. авт.) мне тогда и говорит: “Аслан Алексеевич, кажется, только Бжании и Анквабы нет”. Все остальные политики были. Большие ценности в этой жизни есть, чем политика. Политика – это не такая уж большая ценность. Политика – это ложь, грязь. Народ – это ценность».

Усилия российских политтехнологов по «покорению» Абхазии Аслан Алексеевич высмеивает очень обаятельно: «Когда власть Бжании рухнула, они начали: “Что делать, что делать?”. Они, конечно, поняли, что в абхазском обществе нет идеологии. Они начали так быстренько-быстренько соображать: а есть ли человек, вокруг которого надо эту идеологию собирать? Они поняли, что это Владислав Ардзинба, и быстренько так после выборов вложились: Год Владислава Ардзинбы у нас объявили, 80 лет (14 мая исполнилось 80 лет со дня рождения первого президента Абхазии Владислава Ардзинбы. – Прим. авт.)! И главное, что баннеры, которые с Владиславом Ардзинбой изготавливались, они же изготавливались в Российской Федерации! С российской георгиевской лентой… Ну ты понимаешь?! У нас же есть свой флаг… У нас своя национальная лента… Белая с зелёным.. Ну ты понимаешь, с российской георгиевской лентой!… Ребята, ну что это такое?!… Где георгиевская лента – и где Владислав?». На мой вопрос, почему же вы никому из них об этом не сказали, со стороны Аслана Алексеевича звучит характерный абхазский ответ: «А зачем?! Они думали, что общество этого не видит?! Они хотят так поверхностно сюда прийти... Хотя – да, фундаментально абхазское общество стоит на позиции Владислава Ардзинбы. Это факт, это реальность. Здесь они угадали!» (смеётся).

Проблема российско-абхазской коммуникации, считает Аслан Алексеевич, никак не связана ни с абхазским, ни с российским народами и была заложена «архитектором» современной системы российско-абхазских отношений, который целенаправленно поджигал обстановку и производил в Абхазии так называемые «управляемые конфликты»: «Слушайте, всё это в своё время затеял Сурков (Владислав Сурков, помощник президента РФ и куратор абхазского направления российской политики в 2013–2020 гг. – Прим. авт.). Я тогда был депутатом парламента, у нас очень жёсткий с ним разговор состоялся. Мало того что мы, депутаты парламента, его ждали несколько часов. Часа два-три мы его ждали… Решил он, что надо с нами поговорить. Это было связано с договором о стратегическом партнёрстве 2014 года. Проект, который в своё время прислала РФ… Благодаря жёсткому вмешательству парламента от этого договора осталось процентов пятнадцать из того, что российская сторона нам прислала, а восемьдесят процентов в корне нами было видоизменено. Но Путину, – мы же не все ходы знаем и видим, – Путину надо было что-то подписать, и с Хаджинбой они это подписали. И Сурков был крайне зол. Он приехал после этого подписания, решил нам слово сказать, и знаете, с чего он начал? “Мы вам, абхазам, никогда не простим, что вы воспользовались трудным моментом в истории Российской Федерации, вы нам подсунули кабальный договор”… Одним из первых тогда мне пришлось выступать… Я ему говорю: “Вы избрали такой тон, как будто вы нам угрожаете. Но как вы можете говорить так, когда этот договор подписан двумя президентами и ратифицирован в парламенте?”. А он говорит: “Мало ли чего президенты подписывают. Это мы решаем, как всё дальше будет”. Слово за слово, он не ожидал такой встречи… И в конце он говорит: “Я здесь неудачно выступил, меня чуть в форточку не выкинули”. Я в коридоре ему говорю, прямо в коридоре: “Слушайте, вы как себя ведёте? Мы и так за вас бодаемся здесь…” А тогда нынешняя власть в оппозиции была… “А вы так по-хамски себя ведёте”. А он говорит: “Аслан Алексеевич!” А он каждого депутата, кстати, по имени-отчеству помнил, у него феноменальная память… “Аслан Алексеевич, а вы знаете, я за вас сколько бился с Минфином, чтобы для вас выделить средства…” Я сказал: “Не надо за нас так биться”. После этого на поклон к нему ездили из Абхазии определённые лица, но со мной он не встречался… Поэтому Кобахия – “националист”, как там у него написано (имеется в виду взломанная переписка В. Суркова о политических процессах в Абхазии, разошедшаяся по сети. – Прим. авт.). Ну, я за это его похвалил, я за это его похвалил!» (снова смеётся).

Кандидат на выборах президента Абхазии Сергей Шамба во время встречи с избирателями, 2011 год: Фото: Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ

Главная опасность для молодого поколения абхазских политиков – это поддаваться на подобные провокации и не понимать настоящих интересов и русских, и абхазцев, считает генерал-майор. Разговор в формате вечного оправдания, уверен он, абхазской стороне пора прекращать: «220 километров территории на блюдечке подали или не подали вам абхазы? Вот помнишь я тебе в прошлом интервью говорил, что за 40 км Курской дуги ваши как минимум полгода будут биться… А даже больше вышло! Пришлось им биться… А мы эти свои 220 км держим? Держим. Что мы, дармоеды после этого, да? Если бы, допустим, блок НАТО стоял вместо этого в Гагре? В Псоу? Сегодня какую бы группировку войск держала бы РФ в Краснодарском крае?». В интересах самой России, по его мнению, сильная, а не слабая абхазская власть, чтобы там ни говорили в местной оппозиции: «Вообще я вам скажу: Россия уважает, я в этом убеждён, смелых, гордых, порядочных… Но когда мы начинаем превращаться в какой-то пластилин… Их же тошнит от нас! Я это тоже вижу – поверьте мне. Они нас не видят, когда мы в пластилин превращаемся! Им неинтересно даже про Абхазию говорить. Слышать не хотят… А когда Абхазия со своим “я”, со своими проблемами, и жёстко, принципиально… что мы там заученные слова… начинаем о каком-то своём курсе говорить… и начинаем через слово говорить “Российская Федерация”… Да оставьте вы эту Российскую Федерацию в покое, мы от неё никуда не денемся! Ну нельзя же, понимаешь, так разговаривать… “Мы вместе с Российской Федерацией”… Так нельзя, ребята!… Своё что-то надо озвучивать, тогда люди поймут, что это государство, а не какой-то придаток». «Понимаете, они думают: лучше уж мы так, давайте мы промолчим, а то вдруг мы ещё хуже сделаем… Но немножко надо знать русских! Они же с русскими не жили, молодое наше поколение властей. А мы-то с ними жили… Русские доминируют уже несколько сот лет и на Кавказе, и в мировом масштабе… И они хотят, чтоб здесь были реальные хозяева, а не дети, которые пришли в эту власть, оглядываясь, что они не так что-то сказали… тогда они видят, что с нами стоит считаться». «Просто надо работать… Надо делать всё ярко, жёстко и с национальным таким вкусом…», – говорит Аслан Алексеевич.

Если Сергей Шамба в российско-абхазских отношениях выступает как «голубь мира», то Аслан Кобахия – настоящий «ястреб». Причём совсем не в плане критики России. Вопрос об абхазских журналистах-иноагентах, по его мнению, требует большей чёткости именно со стороны абхазской власти: «Наша власть должна подходить к таким вопросам по-государственному. А то они говорят: “Это не мы, это всё “там”… Но позвольте, так дело не пойдёт. Я понимаю, что это всё делается в Российской Федерации. Но я больше чем уверен, что первичные материалы, которые легли в основу дел о признании их иноагентами, пришли в Россию из Абхазии. Сейчас нам упорно пытаются доказать, что это не так… Если эти люди что-то делали против России – так сообщите нам, может, мы тогда их и абхазского гражданства лишим. Если бы это были какие-то политические деятели.. Но это просто журналисты со своей позицией – не более того. Если они предатели – покажите, пожалуйста, материалы. Но власть вынуждена молчать, потому что она работает с Российской Федерацией».

Российские чиновники, объясняет Аслан Алексеевич, должны со своей стороны понять кавказскую традицию непрямых высказываний и не воспринимать абхазское молчание как проявление лояльности: «Послушайте, многие вопросы решаемы. Вам важно показывать, что российские чиновники сюда приезжают не как к себе домой, а в гости. И чтобы они сами никогда не забывали, что они в гостях. Поэтому Кириенко не надо впереди нашего президента бежать (имеются в виду визиты Кириенко в Абхазию. – Прим. авт.), от этого ты авторитет не поймаешь в абхазском обществе… Он забывается немножко, он считает, что он всё-таки свой (Сергей Кириенко – уроженец Сухума. – Прим. авт.)… Но общество же всё видит, и народ видит. И, понимаете, Бадра Гунба не будет ему делать замечания. Если бы он постарше был или хотя бы ровесник… Вот я бы прямо сказал ему: «Дорогой мой, встань здесь рядом, на полшага вперёд меня никогда не становись». Но президент же – молодой человек, ему и пятидесяти нет. А этому шестьдесят. Неудобно… Это просто некрасиво… Не то что не по-абхазски… А просто впереди хозяина… Говорить, что это он злонамеренно делал, тоже не буду... Я из этого трагедию не делаю… Зачем мелочиться… Просто вот, правильно ты говоришь: молчание абхаза никогда не надо воспринимать как слабость. А так, абхазы – очень даже предсказуемые. Просто они терпеливые».

4. «Патриарх Алексий придерживался очень мудрой позиции в отношении Абхазии»

«Молчание абхаза», о котором говорит Аслан Алексеевич, плавно перетекает в «Молчание» Скорсезе (Абхазия – страна с развитой культурой устной речи, созвучия тут особенно важны).

Фильм Мартина Скорсезе «Молчание» рассказывает о судьбе христиан в Японии XVII века. Главные вопросы картины: как быть, если годами не слышишь ответ Бога на свои молитвы, и правда ли, что существует такая земля, на которой «христианство не растёт»?

Следующий «оппозиционер» – точнее, тоже «якобы оппозиционер», обличаемый на российских информплощадках, с которым я встречаюсь, – самый оригинальный, поскольку состоит в священном сане. Картина, как он говорит, – одна из его любимых, и мне уже понятно, почему.

К слову, несколько лет назад архимандрита Дорофея (Дбара), известного идеолога возрождения древней Абхазской церкви, выдвигали в президенты Абхазии, но он отказался, сославшись на необходимость продолжить церковное служение. «Между нами, я считаю, что Дорофей занимается ерундой, – говорит мне накануне моей поездки в Новый Афон директор сухумского Музея нумизматики Астамур Тания. – В его лице абхазское общество потеряло очень перспективного политика. В XXI веке нет никакого смысла заниматься вопросами строительства автокефальной Церкви, есть более острые вопросы. К тому же ситуация с Церковью в Абхазии объективно тупиковая (подробнее см.: «Абхазский церковный треугольник». – Прим. авт.). Он очень талантливый человек, он настоящий абхазский неформальный лидер, он мог бы принести гораздо больше пользы своей стране, если бы занялся политикой. У него есть стратегическое мышление, по всем направлениям жизни страны у него есть своя позиция. И он мог людей своей энергией зарядить, он очень трудолюбивый человек. Он бы уже трижды был избран президентом Абхазии и не вылезал бы у нас из телевизора. К сожалению, у современных наших политиков нет совершенно никаких представлений, что делать со страной. Ардзинба знал, что делать, а эти – не знают». «Наша политическая среда – это настоящее болото, – сетует он. – Здесь всем тепло и комфортно. Все друг друга знают. Что случись – до последнего в тюрьму не посадят… Но здесь надо не пожалеть людей, ради их блага, чтобы чего-то добиться. А у Дорофея есть жёсткая рука». Генерал-майор Аслан Кобахия, в свою очередь, прямо говорит: «Отец Дорофей – наше национальное достояние».

Астамур Тания. Фото: nbra-museum.com

Попасть на интервью к отцу Дорофею (в сравнении со всеми моими другими собеседниками) оказывается сложнее всего. Не потому, что он недоступен, а потому, что его график – один из самых заполненных в Абхазии. Он никогда не отказывает во встрече, но объективно занят больше любого абхазского чиновника. Выкроить час-два удаётся, но требуется пунктуальность. В отличие от мечтательных и в чём-то флегматичных абхазских политиков, он не может позволить себе вальяжно пить кофе на набережной. Службы в Ново-Афонском монастыре, беседы с прихожанами, братские молебны (два человека в братии, но и они требуют внимания, особенно пожилой отец Кирилл), реставрационные работы, которые он курирует параллельно сразу на нескольких церковных объектах в Абхазии, сельскохозяйственные работы в скиту, лекции в Абхазском госуниверситете, семинары, конференции… Наше интервью тоже несколько раз прерывается: помощник, Герман Маршания, срочно согласует с ним детали предстоящей рождественской ёлки. Сколько приглашений куда отправить, как доставить детей и так далее. «Какого миссионера теряет Русская церковь в лице не будем говорить кого», – иронически бросает мне Герман Мирович, пока отец Дорофей срочно вычитывает текст пригласительных билетов для детей.

Парадокс в том, что с точки зрения Русской церкви отец Дорофей сегодня не просто оппозиционер, а лишённый сана «раскольник» (подробнее см. «Зачем творить врагов из людей лояльных?»). В российских медиа долгие годы в его отношении велась обличительная пропагандистская кампания, которая и по сей день не затихает в анонимных телеграм-каналах, критикующих современную Абхазию. Выпускник московских духовных школ, лучший ученик на курсе по успеваемости, однокурсник многих известных российских архиереев, в 2001 году он был пострижен в монашество в Михайловском монастыре Республики Адыгея, рукоположен в иеромонаха и направлен на служение в Абхазию как клирик Московского Патриархата, где вскоре стал известен активной миссионерской деятельностью. Дальнейшая судьба его в чём-то перекликается с судьбой абхазских журналистов, объявленных иноагентами. С 2011 года в его жизни началась череда сложностей: Московская Патриархия регулярно выпускала указы о его запрете в служении, а в 2023 году лишила его сана по причинам, которые так и не были разглашены (подробнее см. в материале «Стола»: «Абхазский мир – между грузинским и русским»). В праворадикальных российских изданиях, таких как ресурс миллиардера Константина Малофеева «Царьград», его обвиняют в «антироссийской позиции», «связях с западными разведками», создании в Абхазии «ячейки поддержки блока НАТО» и даже желании «вернуть абхазское православие обратно в Грузинскую церковь» (последняя в мировом православии считается по-прежнему официальной «хозяйкой» абхазских православных приходов, что в 2013 году было подтверждено особым синодальным постановлением РПЦ).

Отец Дорофей (Дбар). Фото: abkhazia.church

Сам отец Дорофей при этом с 2008 года числится в составе клира Элладской православной церкви. К моему удивлению, он свободно критикует греческое священноначалие и при этом продолжает с большим пиететом высказываться об РПЦ. Хотя и понимает, что ждать справедливости в текущих условиях не приходится. «Я не вижу реальных перспектив канонического разрешения абхазского церковного вопроса, а также моего личного вопроса в ближайшие годы. Чудо Божие – другой вопрос. Но если логически рассуждать – ничего не предвидится. Если будет воля священноначалия – все эти вопросы можно решить за один день. Только пока этой воли нет. Но в любом случае мы использовали это время для своего усиления, для развития абхазской церковной традиции, – говорит он о себе и обо всей церковной общине в Абхазии. – И мы свободны. Свободны в том числе в осмыслении своей истории, в отличие от того духовенства, которое служит сегодня в ГПЦ и в РПЦ» (о многолетних призывах абхазской православной общины к РПЦ поставить для Абхазии епископа, в том числе о предложениях архимандрита Дорофея, – см.: «Константинополя здесь не будет, вопрос решит только Русская церковь»).

«Я не участвую в политической жизни, стараюсь сохранять равноудалённость от всех абхазских политических сил», – подчёркивает он. Несмотря на обвинения в «связях с оппозицией» со стороны анонимных телеграм-каналов, факт остаётся фактом: когда абхазская оппозиция ломала забор у здания президентской администрации, отец Дорофей призвал паству не участвовать ни в каких политических акциях и оставаться дома. Часть оппозиционных лидеров до сих пор не может ему простить этого. Он также никогда не поддерживал ни одного из кандидатов на выборах любого уровня: «На президентских и парламентских выборах в Абхазии я голосовал либо против всех кандидатов, если позволяли бюллетени, либо же ни за кого». Хотя по поводу протестов против «закона об апартаментах» в ноябре 2024-го он сделал отдельное заявление и назвал протест не политическим, а социальным: «Всё-таки участие в событиях ноября 2024 года принимала не только сильно политизированная часть абхазского общества. Из тех людей, что были на площади, меньшую часть составляли люди, рвущиеся к власти и не имеющие никаких благих побуждений в плане будущего Абхазии. С ними действительно всегда проблема. Но большая часть – это были люди, которые пришли по идейным причинам. Они осознавали всё происходившее, но сами они никуда не рвались. Они пришли как граждане страны в связи с конкретным законом, чтобы этот закон не был принят» (подробнее см.: «Прекрасная Абхазия будущего»).

Оппозиционные силы у здания парламента Абхазии выступают против ратификации инвестиционного соглашения с Россией. Фото: РИА Новости

Нынешнее положение Абхазии он оценивает прежде всего как патриот и интеллектуал. Одна из причин упадка местной политики, по его мнению, как ни странно, в исчезновении враждебного «грузинского фактора» с его националистической идеологией: «В отсутствие в Абхазии грузинской интеллигенции мы опустили планку интеллектуальной дискуссии, это все отмечают. Это важная составляющая нашего общественного кризиса. Хотя, с другой стороны, в 1980-е годы высокую интеллектуальную планку держали все советские республики. А сегодняшнее снижение интеллектуального уровня политиков – процесс общемировой, и в европейской политике происходит то же самое. То есть то, что мы видим сегодня, не связано напрямую с тем, что из Абхазии ушли грузины». При этом, настаивает он, несмотря на все пафосные заявления о праве ГПЦ на Абхазию как на часть своей «канонической территории», не стоит преувеличивать масштабы грузинского церковного присутствия в Абхазии до войны: «Потом, если говорить о Грузинской церкви, то в ней в советские годы не было особенного интеллектуального уровня. Мы с таким пафосом произносим, что “всё духовенство Сухумо-Абхазской епархии бежало из Абхазии”. Но в реальности вся епархия тогда состояла  буквально из десяти человек во главе с митрополитом. Я же стал ходить в Сухумский собор ещё до войны, и я знал их всех... На всю Грузинскую ССР в 1980-х годах было около пятидесяти священнослужителей. Списки же сохранились. А в Абхазии функционировало всего шесть церквей: в Гагре, в Гудаутах, в Лыхны, на Михайловском кладбище, в Сухуме и Елыре. Больше никаких действующих храмов на территории Абхазии не было. Ни одного монастыря тоже не было. У митрополита Абхазского был всего один десяток священников и диаконов. Никаких викариев, естественно, не было. Поэтому не стоит преувеличивать масштаб грузинского церковного присутствия в Абхазии. И реально в храмы ходило в основном русское население. Даже не столько русское, сколько украинское. И абхазцев, и грузин было очень мало».

«Грузинский фактор» в местном православии, по его словам, стал заметен лишь перед самой войной, когда ГПЦ стала инструментом пропаганды у местных звиадистов: «Грузины тогда резко обратились к Церкви и стали её как ширму использовать в политических процессах. Постоянно стали проводиться какие-то голодовки с политическими мотивами в ограде Сухумского собора. То есть грузинские активисты взяли на вооружение церковную символику как часть утверждения своей идентичности. И это стало, естественно, отталкивать абхазов. Причём нелепость ситуации в том, что когда грузины вдруг стали говорить: “Мы здесь единственные древние христиане”, – абхазы в противовес им стали говорить: “А мы тогда – мусульмане”».

 Благовещенский собор в Сухуме. Фото: Trio7 / Wikipedia

Абхазцы всегда были больше ориентированы на русскую церковную традицию, чем на грузинскую, что особенно усилилось при патриархе Алексии II, вспоминает отец Дорофей: «Патриарх Алексий придерживался другой, очень мудрой позиции в отношении Абхазии. Я хорошо помню, как в Гудаутах во время войны на доме правительства вывешивали важные телеграммы в адрес народа Абхазии. Был сентябрь-октябрь 1992 года, и там висела телеграмма от патриарха Алексия о том, что он сочувствует трагедии абхазского народа. Патриарх Алексий, как известно, публично осуждал и первую чеченскую кампанию. Он всё-таки был наднациональным церковным лидером. Авторитет Русской церкви тогда был совсем другой. Патриарха Московского очень уважали в самой России, никто не мог бы ему перечить, и другие республики через это его тоже уважали. Он мог действовать без оглядки на то, что там скажут или подумают грузины. И он принял нас в Московскую семинарию, совершенно не побоявшись того, что на это скажут в ГПЦ. Просто потому, что считал, что это нужно».

По словам священника, кризис в русско-абхазских церковных отношениях наметился после смены церковной власти в Москве и связан с «прогрузинской» позицией Отдела внешних церковных связей, которая возобладала: «Документация по абхазскому церковному вопросу 1990-х и начала 2000-х показывает, что патриарх Алексий всегда стоял на позиции свободы действий Русской церкви в Абхазии. И всегда ему возражал ОВЦС, который тогда возглавлял митрополит Кирилл, нынешний патриарх. В первую очередь в лице протоиерея Николая Балашова, позже и митрополита Илариона (Алфеева). Они постоянно поясняли, что Грузия нам не простит, Грузинская церковь не позволит – и так далее. И когда церковная власть сменилась, резко изменилась и политика на абхазском направлении. Они, конечно, прекрасно понимают, что они сегодня делают. Гонения на часть абхазского духовенства, усилившееся при патриархе Кирилле, связаны именно с их позицией».

«Если проанализировать все документы, которые Московская Патриархия принимала в отношении нас с 2008 года, – рассказывает он, – становится понятно, что меня и отца Андрея (бывший иеромонах Андрей, ныне просто Адгур Ампар, однокурсник архимандрита Дорофея по МДА, в настоящее время сам сложил с себя священный сан и работает как светский художник. – Прим. авт.) преследовали целенаправленно только потому, что мы были единственными, кто постоянно говорил о необходимости возрождения самостоятельной Абхазской церкви и о поддержке самобытной абхазской православной традиции. И Грузинская церковь через Русскую просто делала всё возможное, чтобы это погасить. Только поэтому Грузинская Патриархия активно содействовала моему запрещению и запрещению отца Андрея. Мы сами долгое время не понимали этого. Мы наивно полагали, что в Церкви главенствуют христианские идеи и духовные мотивы. Но дело в том, что грузины с самого начала прекрасно осознавали, что мой подход к христианизации Абхазии предполагает укрепление самосознания абхазского народа. Я создаю православие с абхазским лицом. А зачем им это нужно? Им нужно только грузинское самосознание и грузинское присутствие в Абхазии. Даже сейчас в грузинских соцсетях возмущение. как это так, Дорофей издаёт книжную серию “Храмы и монастыри Абхазии”! Это же храмы и монастыри Грузии! Это какая-то болезненная одержимость. Люди не могут понять, что просто есть такая страна – Абхазия. Что неважно, представители каких этносов построили эти храмы: греки, русские, грузины, абхазы, – но это всё равно храмы Абхазии».

Патриарх Алексий II в Успенском соборе Московского Кремля. Фото: Сергей Власов / foto.patriarchia.ru

РПЦ, отмечает священник, в последние годы ошибочно разорвала связи с наследием патриарха Алексия и, к сожалению, отталкивает от себя как православных абхазов, так и другие национальные общины на постсоветском пространстве: «Представители Московской Патриархии сегодня совершили ошибку в том, что они попытались стать русскими патриотами в узком кругу людей. И они потеряли поддержку широкого круга людей на постсоветском пространстве, которые на самом деле были такими же убеждёнными сторонниками России. То же самое произошло с Грузинской церковью при патриархе Илии – она стала Церковью Грузии в узком смысле слова, церковью грузинского государства. А патриарх Алексий понимал, что Церковь – глобальна и что в каждом регионе нужно учитывать особенности местного населения, тех людей, которые объективно там живут. Например, он переподчинил все территории, где проживают адыги и шапсуги, Майкопской епархии. Позже всё это аннулировали и снова разбили эту территорию на две части, отдав половину территории Краснодарской епархии. Он целенаправленно покровительствовал молодым священникам из малых народов. Со мной в Московской духовной семинарии учились осетины, гагаузы, эстонцы… Хотя он с тем же успехом мог бы активно поддержать, например, то же общество “Память”, но он же этого не делал».

По словам отца Дорофея, возвращение к «линии патриарха Алексия» в Абхазии неизбежно, а ГПЦ, обвиняя русских в «оккупации» его страны – только ускоряет этот процесс: «Сегодня грузинская сторона отрицает, что она первая на танках зашла в Абхазию, и обвиняет во всём русских. Она продолжает отрицать преступления в отношении абхазского населения. Есть отдельные представители общественности, которых интересует реальное положение вещей, но на уровне Грузинской Патриархии – одни идеологемы. Они не хотят реально заниматься абхазским вопросом, они живут по принципу «на авось». Наша православная паства для них как будто не существует: кажется, что если мы исчезнем с лица земли, им будет даже лучше, они тогда начнут новое заселение Абхазии. Это всё болезни национализма. Именно поэтому мы не хотим никаких отношений с Грузинской Патриархией».

Освобождение абхазского православия от грузинской церковной власти, по его словам, де-факто уже не требуется: «Грузинская сторона так и не поняла, что христианство универсально, оно не может быть загнано в рамки какого-то этноса. Христианин должен мыслить в общецерковных, общечеловеческих категориях, а не только в рамках интересов конкретного народа или государства. Если бы христианство не было универсальным, грузины бы тоже никогда не стали христианами. Христианство – для всех народов. Паисий Святогорец почему интересен людям по всему миру? Не потому что он грек, а потому что он говорит о наболевшем, об универсальном, о важной для любого христианина проблематике. А не о том, что Греция – страна с великой историей».

Продолжение следует