– Но они там очевидно есть. Как раз же серия расследований вышла в СМИ…
– Нам нужен материал о том, что их там нет. Фактуру возьмёшь из официальных заявлений, их достаточно.
Это был август 2014 года и последний день моей работы в одном ныне здравствующем издании. Моя история запрета в профессии отличается от большинства уже опубликованных под этим хэштегом. Я всегда уходила одна, а редакция оставалась, прогибаясь под изменчивый мир. (Это не упрёк коллегам: у всех обстоятельства разные – ипотека и т.д.)
Придя в третью по счёту редакцию, я поделилась с коллегами наблюдением: представляете, мол, после выпуска с журфака успела поработать в двух федеральных изданиях – и оба уже купил Собянин. Одно – «Московские новости» – после этого закрылось. Покупка в логике «Так не доставайся же ты никому!». Другое живёт припеваючи. Причём почти никто вне редакции – даже журналисты – не знают об его актуальном владельце.
Посмеялись коллеги, сказали: «Опасный ты человек! И за нами Собянин теперь придёт?». Пошутили, конечно. А он взял и пришёл. В виде рекламного контракта с правительством Москвы. Всего один разворот под позитивные московские новости от мэрии – и мы в шоколаде, не будет больше задержек зарплаты. Потом, правда, выяснилось, что у рекламного контракта имеются «секретные протоколы», негласные. Так сказать, логически вытекающие из договора. Понятно ведь, что, если у вас есть разворот позитивных новостей про Москву, то расследование московских безобразий на следующем развороте будет смотреться оксюмороном. Поэтому не надо. Это издание тоже ныне здравствует, и контракт с мэрией, наверное, продлён. Справедливости ради стоит заметить, что покинула я его не из-за Собянина. Да и два других тоже.
Мэр Москвы Сергей Собянин отвечает на вопросы журналистов. Фото: Евгений Биятов/РИА НовостиСобянин – это так, вишенка на торте, символ того, что Система непобедима: или выбросит наружу, или заставит служить себе. И это нормальная альтернатива, потому что снаружи открывается некоторый простор. После увольнения из третьей редакции я какое-то время поработала в деловом аполитичном журнальчике, потом появился «Стол», параллельно стала преподавать в университете (аж в двух) – пригодилась кандидатская степень.
Мои студенты (а преподаю я, понятно, журналистику) все поголовно уверены, что за любую критику власти им обязательно «что-то будет». Даже если речь идёт о переписанной с информагентства некомплиментарной для чиновников новости. То есть в их головах профессия запрещена уже в зародыше. Её у них ещё нет, а уже почему-то страшно. Они ничего не слышали про уход в никуда целых редакций «запрещённых» СМИ, но очень складно расскажут вам про особые обстоятельства, которые в будущем могут вынудить их пойти работать в «Россию сегодня». Особые обстоятельства ещё только предстоит создать, а перспектива их преодоления уже продумана. Мне кажется, что запрет на профессию коренится именно в этом, а клеймо иностранного агента или нежелательной организации – это на самом деле орден и признание. Немного завидую моим коллегам, но всё равно не жалею, что жизнь моя сложилась иначе.
Я убеждена, что нынешний разбойничий, лишённый и тени приличий наезд на независимые СМИ – это лишь оборотная сторона банальности зла журналистских будней, которую многие из нас без сопротивления приняли. Если твою профессию запретили, из неё нужно уходить, а не ссылаться на особые обстоятельства. Нужно честно себе признаться: всё то, что остаётся, – это уже не профессия, а её предательство. Возвращается пора дворников и сторожей. Точнее, райтеров всякой фигни и администраторов в интернет-магазине. Есть ведь такой творческий приём: журналист меняет профессию.
