«Всех элементов вода превосходней…» – так русский Пиндар, Державин, начал переложение первой Олимпийской оды греческого Пиндара. А что современный Державин мог бы написать в честь современных олимпиоников – тем более не в беге, борьбе или состязании колесниц, а в разного рода юношеских науках? Кстати, Державин назвал воду элементом не потому, что не знал химии, а потому, что в старом русском языке слово «элемент» означало стихию… Но мы не будем подражать Пиндару. Попробуем понять, что представляет собой международное олимпийское движение в науках, преподаваемых в школах. Это не такая простая задача, она не представляет решения, лежащего на поверхности. Потому мы постараемся окружить её сначала кольцом фактов и соображений. Заранее попрошу прощения у читателя как за хаотичное изложение, так и за несопоставимый масштаб. А воспевает победителей пусть кто-нибудь другой. Шесть олимпийских мыслей Соображение первое. Сразу же с порога отвергнем мысль, порождённую злобой и/или завистью: сама по себе победа в олимпиаде ничего не стоит. Уже одного Г. Я. Перельмана достаточно, чтобы серьёзно с этим не считаться. Соображение второе. Скорее воспоминание. Автор этих строк, учившийся во французской спецшколе, как-то выиграл районную математическую олимпиаду. (Это было в седьмом классе; я совершенно забыл об этом, но нашел диплом, роясь в бумагах.) Потом (или не совсем потом, какие-то хронологически связные воспоминания начинаются у меня только с университета) пошёл на городскую. Там я понял, что она просто не для таких, как я, по характеру предварительной подготовки: из десяти (кажется) задач я смог справиться только с двумя. За этой неудачей приоткрывается социальный механизм. Но об этом ниже. Соображение третье. Неполиткорректные исследования IQ показывают не только преимущество белых над чернокожими, но одновременно – преимущество выходцев из ЮВА над белыми. При этом наука делается в Америке и в Европе в гораздо большей степени, чем в странах ЮВА. Предлагаю навскидку три объяснения: 1) для науки лучше не максимум, а не дотягивающий до него оптимум, 2) социальная структура стран ЮВА препятствует науке и 3) иероглифическая письменность. 2 и 3, впрочем, тесно взаимосвязаны. Помню, преподавательница римской истории говорила нам, первокурсникам: в Риме и сотрудники императорской канцелярии – рабы, а в Египте носильщик опахала младшего писца – уже фигура, люди кланяются. Соображение четвертое. А как, собственно, распределяются таланты? И в рамках социума, и в пределах одной личности? У Марка Твена есть где-то, помнится, рассуждение: в загробном мире Цезари и Наполеоны – в военном деле ничто, а главный гений всех времён и народов из американской деревни так и не был принят на военную службу из-за телесного недостатка. Опровергнуть такой подход невозможно. Но выглядит эта картина чрезвычайно неправдоподобно. Представим себе: по переписи 1815 г. население России составляло 15 миллионов человек. Из них – поверим красным пропагандистам – один процент был грамотным. На этот грамотный процент был один Пушкин. В 1939 г. – поверим опять-таки красным – население СССР составило 170 млн. человек, и все они были поголовно грамотны. Статистика говорит нам, что в стране должно было быть примерно 1133 Пушкиных, однако непосредственное наблюдение таких выводов не подтверждает. Похоже, Господь дает – наряду со свободой зарыть талант в землю – и возможность проявить его, и если мы имеем дело с заведомо нереализованными талантами, то тут причина как раз в том, что человек воспользовался своей свободой именно так.
Московская математическая олимпиада школьников. Фото: Борис Ушмайкин/РИА Новости
