– Признание книги Хиллерс экстремистской удивительно. Разве не о том же свидетельствовали и советские писатели, которых экстремистами не считают, хотя и обвиняют в непатриотизме? Вообще многие уверены, что эту тему лучше не ворошить…
– Действительно, есть по меньшей мере четыре автора, которые описывали это и ставили тот же вопрос. Это Солженицын в поэме «Дороженька», Астафьев в романе «Прокляты и убиты», Григорий Померанц в автобиографических «Записках гадкого утенка», Николай Никулин «В воспоминаниях о войне». Никулин вообще не стесняется особо в описаниях, хотя он хранитель Эрмитажа, человек, которого трудно заподозрить в чём-то проамериканском или произраильском… Когда Солженицыну задали вопрос, почему же так мало об этом писали, он чётко ответил: потому что к 1944 году приличные люди, которые ещё могли бы об этом написать, были уже выбиты. Остались придворные шуты, в том числе довольно любимый мной Константин Симонов. А про других я не говорю даже.
– Как вы понимаете: с какой целью Солженицын и другие об этом писали? Что хорошего могли эти обнародованные факты принести?
– Солженицын считал, что нам нужно покаяние. О себе он вообще очень жёсткие вещи писал. Например, в пьесе «Олень и шалашовка» он признаётся, что был завербован как стукач. Это произошло, когда он работал паркетчиком в том знаменитом доме в Москве, где внизу был магазин «Спартак». Солженицын там сидел вместе с другими зэками, там его и завербовали, правда, никогда больше к нему не обращались, и никаких доносов он не писал. Но он всё равно в этом каялся. А об изнасилованиях он писал в «Дороженьке». Он рассказывал, как к нему приводили немку «по прямому назначению», так сказать, рассказывал, как бойцы его издевались над женщиной, а он промолчал. Во всём этом он очень горько кается.
Александр Солженицын, 14 февраля 1974 года. Фото: Verhoeff, Bert/Anefo/wikimedia.org– Упомянутые вами события изложены в поэме от лица персонажа Глеба Нержина. Солженицын действительно про себя там пишет?
– Он где-то даже прямо писал, что сам является прототипом этого героя (как и Глеба Нержина в «В круге первом»). Кажется, в книге «Бодался телёнок с дубом». Ещё он кается, что свой продаттестат, положенный ему как офицеру, он посылал не матери, а Решетовской (своей первой жене – прим. ред.). Мать болела туберкулёзом, и после войны она тихо умерла. В этом он тоже кается, переживает, что мать не уберёг. Всеми этими признаниями его противники потом радостно воспользовались. Я слежу в интернете, что пишут о Солженицыне, – за последнее время ни одной хорошей статьи не прочитал – всё какую-то гадость пишут. Меня это очень коробит. Сергей Павлов сказал когда-то на съезде ВЛКСМ, что Солженицын был посажен за то, что был полицаем. Твардовский не поленился поехать в Генеральную прокуратуру, где взял официальную справку, за что был осуждён Солженицын и по какой статье он был реабилитирован, и зачитал это на съезде. Твардовский был персоной не такого уровня, чтобы ему можно было заткнуть рот. Павлову пришлось публично извиняться.
– Если тема изнасилований на войне поднимается не в контексте личного покаяния, как у Солженицына, об этом полезно говорить? Или это только вражду будет разжигать?
– Я, к сожалению, понимаю тех, кто пытается навесить на это ярлык экстремизма. Понимаю, что наше общество таково: им только дай палец – и они начнут ненавидеть немцев. В нашем обществе такие книги могут сеять национальную рознь. Но я твёрдо убеждён, что если этого не знать и в этом мне лично не каяться, то это обязательно вернётся. А значит, у нашей страны не будет шансов выправиться.
– Что бы вы ответили тем, кто возразит: а немцы разве не насиловали русских женщин?
– Конечно, насиловали. Но пусть немцы в этом и каются, что они, по-моему, и сделали, в отличие от нас. Многие преступления советского времени у нас не были осуждены на государственном уровне. В Германии вы не найдёте улиц имени Гитлера, Геббельса, Гиммлера. А у нас сколько угодно улиц Ленина, Дзержинского и прочих. Сталину памятники ставят.
.jpg)
Памятник Иосифу Сталину. Фото: Галашова Ольга/wikimedia.org– Может быть, наше общество ещё к этому не готово?
– Я считаю, что действительно не готово. Но его же надо как-то готовить!
– Как?
– Приводить людей к Богу. Я убеждён, что покаяться во всём этом всерьёз может только христианин. Я не видел, чтобы к такому покаянию пришёл человек светский. А христианин не только может, но и должен в этом каяться. Вспомните знаменитую фразу Достоевского: «Все за всех виноваты».
– Вот Достоевский понимал, что значит быть виноватым за всех. А как современному человеку понять, как покаяться за тех, кто насиловал немок?
– Этого я не знаю. Но я, как и все, несу в себе эти гены. Генофонд мой такой – гадкий, трусливый. Хочу я этого или нет – я несу в себе эту память. Как христианин я хочу это из себя изжить, внутри себя это побороть. Да, я не насиловал – но я промолчал, когда молчать было нельзя, я сделал вид, что меня это не касается. Есть за что каяться. Ведь мы идём семимильными шагами куда-то и всё на свете одобрям-с.
