К концу XVI века легитимация московских Рюриковичей базировалась на сконструированном книжниками представлении о накопляемом династией правителей чуде обладания Богоданной властью. Классический пример – это составленная при митрополите Макарии «Степенная книга». Царь Иван IV, он же Грозный, в 1581 году с гордостью заявлял правителю Речи Посполитой Стефану Баторию, что он обладает властью по Божьему изволению, а не по «многомятежному человеческому хотению». Это вполне известные факты.
Однако 6 января 1598 года умирает Фёдор Иванович, и «по нем царьского его корени благородных чад не остася», что становится серьёзнейшим вызовом для легитимации царской власти в стране. Здесь следует особо указать, что с 1598-го по 1730 год не менее половины российских монархов оказалось на престоле в результате избрания подданными; причём самое меньшее в двух случаях это избрание сопровождалось попыткой сменить монархию абсолютную на монархию ограниченную. Поэтому, несмотря на представление о том, что государство с наследственным самодержавным правителем воспринималось на Руси как лучшая форма правления, можно говорить о ситуациях, когда были востребованы и альтернативные политические идеи.
Как правило, попытки ограничить монархию в России объясняются европейским влиянием в ту или иную эпоху (пример: 1730 год – Анна Иоанновна, шведское поветрие). Однако я хочу показать, что и московское политическое богословие было не чуждо этих идей – хотя бы потому, что оно ориентировалось на библейские и византийские образцы, а к наследственной монархии отношение и там, и там – весьма непростое.
Два документа
1598 год – прекрасный пример, чтобы показать, как московское богословие отреагировало на страшную для него ситуацию «безгосудария» и какие политические возможности предлагало для выборов царя. До нашего времени дошло несколько документов, напрямую связанных с выборами Бориса Годунова: это прежде всего Соборное определение об избрании царем Бориса Федоровича Годунова (так документ был назван в 1836 году при его первой публикации) и Утвержденная грамота об избрании Бориса Годунова, которая дошла до нас в двух редакциях. Историки концентрируют своё внимание на втором документе, который подписан более чем 500 людьми, что даёт богатый материал для обсуждения проблемы представительства на земских соборах. При этом первый документ остался как бы в тени. Он никем не был подписан, в нём не было красочных изложений исторических событий – там «всего лишь» слова о том, почему в принципе царя можно избирать. По всей видимости, этот документ представляет собой конспект–набросок потенциального соборного решения, и, что интересно, он сохранился только в одном списке. В Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге хранится уникальный сборник, содержащий ряд документов за 1592–1616 гг. Он начал создаваться ещё во время Смуты, и его составитель явно задавался вопросом, что же происходило на Руси в это время и почему. Сборник открывался с утешительного послания патриарха Московского Иова к царю Фёдору Иоанновичу по поводу смерти его единственной дочери Феодосии. Итак, за начальную точку Смуты берётся смерть единственного потенциального наследника. Вторым документом в этом сборнике идёт как раз Соборное определение. Неизвестный составитель, похоже, имел какой-то доступ к патриаршему архиву и своё представление о том, как один документ связан с другим и почему им следует быть рядом.
_by_shakko.jpg)
Утвержденная грамота Земского собора 1598 года об избрании на царство Бориса Годунова. Фото: wikipedia.orgТо, что Соборное определение сохранилось, – это в принципе чудо; как можно из него понять, оно было создано ещё в январе 1598 года, то есть вскоре после смерти Фёдора Иоанновича. Причина создания проста: нужно было обосновать, почему Годунов избирается на царство. Таким образом, перед нами самый ранний документ, содержащий в себе доводы о возможности избрания царя в России. В самом же сборнике он был назван в оглавлении «О избрании на Московское царство и на прочие государства собором на Москве прежде всего царя Бориса от многих властей».
Собор – источник благодати
Документ начинается с утверждения, что Иван IV, умирая, своего сына Фёдора благословил на царство, а также по сочетании браком Фёдора с Ириной Годуновой вручил наследника Борису Годунову со словами: «Тебе предаю сына моего, по его преставлении тебе приказываю и царство сие». Далее написано, что и Фёдор Иоаннович по отшествию своему, руководствуясь советом отца и «своим приятствием», вручил Годунову царство. Получается, что у Бориса – мандат от двух последних царей. Будь Московское царство вотчиной, «частной собственностью» царя, на этом вопрос следовало бы закрыть. Даже более того: ссылки на царское завещание хватило бы в 1722–1797 годах, когда действовал Устав о престолонаследии Петра I. Однако для московитов конца XVI века этого было явно недостаточно. В связи с этим с «якобы завещаний» повествование только начиналось.
После этого было написано буквально следующее (позволю себе длинную цитату): «понеже видехом безгосподарно Российское царствие и стадо Христово небрегомо <…> того ради <…> по благодати Святого Духа даже и до нас смиренных епископов дойде, тою благодатию имамы власть, яко апостольские ученицы многи испытани, и по правилом, сшедшимся собором, поставляти своему отечеству пастыря и учителя, и царя достойно, его же Бог избра». Итак, перед нами рассуждение о том, что по благодати Святого Духа епископы могут избирать себе не только митрополита и патриарха, так же можно сделать и с царём. Затем утверждалось, что патриарх, «изыскав от Божественного писания», созвал себе «сыновей из своих», то есть Освящённый собор, бояр и – условно – всех православных христиан, с этим собранием советовался об избрании на царство и получил единогласный ответ, что хотят царя Бориса, «на нём же благословение двух царей бысть». Надо подчеркнуть, что благословение Бориса увязывалось отнюдь не с тем, что он получил государство как имущество «по завещанию»: у нас вотчинная теория жива до сих пор, согласно которой Московское царство – это всего лишь вотчина царя, которой тот мог свободно распоряжаться. Нет. Благословение двух царей было важно, так как их царский титул предполагает особую связь с Богом, что обосновывалось отсылкой к книге притч Соломоновых: «Царево сердце в руце Божьей» (Притч. 21:1), – а вовсе не потому, что они «хозяева земли». И далее, согласно документу, в ответ на такое изволение от народа патриарх Иов, слыша от всего Освящённого собора, и от бояр, и «от всенародного множества» непреклонное единогласие, воскликнул: «Благословен Бог, яже сице изволи! Якоже Господеве годе, так и будет; глас бо народа, глас Божий!»
И здесь перед нами возникает отдельная проблема: как, откуда появился в России этот тезис? В Западной Европе автором тезиса считается средневековый мыслитель Алкуин (VIII век), и у него была богатая интеллектуальная история. Однако цитируемый документ – первое упоминание о «гласе народа – гласе Божьем» на русской почве. Исследователь Исайя Грубер предположил, что здесь мы видим следы английского влияния, связанного с активными русско-английскими связями второй половины XVI века. Но всё же это остаётся загадкой.
Итак, царь выбран гласом народа. И этим процедура избрания, согласно документу, заканчивалась, объявлялось, что «обрели государя на царство и на все государства Российского царствия самодержцем Бориса». Сочинение, впрочем, имело продолжение. Автор снова отмечал: «мы все, …вся земля», того ради сошлись, чтобы поставить царя Бориса, и потом обосновывал избрание представителя нецарского рода на царство, приводя примеры из Священного писания и византийской истории. «Политическая Библия» – это отдельная тема для разговора, и жалко, что её история в России ещё не написана. Ссылки, используемые автором определения, понятны: это и царь Давид, и Иосиф Прекрасный, и биография Феодосия Великого, и Маркиана. Он показывал, как люди нецарского рода становились царями, делая вывод, что «чтущии Божественное Писание многих во царех обрящут, от обычных и неблагородных, добре правящих царственное по Бозе благочество и праведно». Для автора было важно сообщить, что Бог смотрит не на происхождение, а «душу благочестивую почитает». Завершается документ проклятиями в адрес тех, кто скажет: «Отлучимся от них, понеже царя сами суть поставили». По мысли автора, здесь не было «многомятежного человеческого хотения», но имелось действие Духа.
Картина "Царь Фёдор Иоаннович надевает на Бориса Годунова золотую цепь", художник Алексей Кившенко. Фото: wikipedia.orgСогласно этому документу получалось, что царя, конечно, избирает Бог, однако если в случае с династическим наследованием было примерно понятно, как именно Бог совершает избрание, то в случае с отсутствием наследника действие Бога оказывается не столь очевидным. Возникала необходимость в определении источника Божественной благодати, и документ недвусмысленно говорит, что таким источником может выступать коллективный орган – собор. Это дополнительное свидетельство того, что российское царство не представлялось чей-то вотчиной, а по аналогии с Церковью оказывалось политическим телом, которое может быть представлено ещё и коллективным органом. Не менее примечательно, что в документе действия самого Бориса отсутствовали: он пассивный участник процесса.
Две возможности
Однако Соборное определение не было утверждено. Вместо этого к июню 1598 года была составлена так называемая Утверждённая грамота, о которой мы упоминали выше. В ней появляется важное действующее лицо – царица Ирина, вдова Фёдора Ивановича и сестра Бориса Годунова, а история с завещанием двух царей исчезает (что понятно: это явно был подлог). Заметим, что Ирина была первой женщиной-монархом в истории России, а не регентом (есть несколько её указов как самостоятельной царицы). Однако она не собиралась царствовать, так что принимает постриг и затем уходит в Новодевичий монастырь. В связи с этим в Утверждённой грамоте сказано, что Фёдор Иоаннович после себя «учинил благозаконную свою супругу», которая «на великих государствах не изволила быть» и ушла в монастырь, куда к ней и отправилась делегация во главе с патриархом с просьбой благословить на царство Бориса. И уже от имени патриарха, который уговаривал Бориса принять царство, заявлялось, что царский чин даётся исключительно Богом и что царь предызбран с рождения, для чего делалась ссылка на Дионисия Ареопагита, согласно которому царская честь возлагается уже во чреве матери. Далее следовала история с отказами Бориса и общенародными уговорами. Борис поддался на них, после чего состоялся молебен и благословение Бориса на царство.
По сравнению с Соборным определением, как можно заметить, в Утверждённой грамоте смещены акценты: с активных действий собора по избранию и с утверждений о благодатности самого собора – на благословение царицы со сведением всех соборных действий народа к челобитию. В Соборном определении ключевое событие – то, что собор избрал Бориса, в Утверждённой грамоте – что Борис, предызбранный Богом на царство заранее, согласился. Соответственно, фраза «глас народа – глас Божий» осталась в документе, однако она поменяла своё местонахождение: если в Соборном определении её произносит в кульминационный момент патриарх, то в Утверждённой грамоте она теряется в исторических и богословских рассуждениях, имея как бы отвлечённое значение.
Само наличие таких расхождений позволяет говорить, что в ситуации «безгосударья» в московском политическом богословии появлялись разные варианты выхода из сложившегося положения. Одним из таких вариантов уже в конце XVI веке становятся – условно говоря – протореспубликанские идеи, когда решения о судьбе государства принимаются коллективным органом – собором, а царя выбирают, исходя из его личных качеств, а не только на основании завещаний предшественников. В этом отношении история политических идей Смуты и связанных с ними альтернатив ещё должна быть написана.
*На основе доклада на конференции ЕУ СПб «Республиканизм: теория, история, современные практики».
