Фото: Зыков Кирилл / АГН «Москва»
Разговор о русском типе, русской культуре выводит к вопросу: какие характерные цели, идеалы действуют в этой культуре? Дело не в отличительных признаках, не в критериях – это несколько иная тема, речь именно о целях, характерных для русского культурного организма. Именно так задаётся культурный индивид, то есть уникальная культура среди других культур некоего исторического времени. Вот культура, где важнейшим идеалом является практика и успех. Вот другая, где характерной целью является слава, приходящая в результате некоторых действий. Это другие культуры, не русские. А как подойти к вопросу об особенных чертах русской культуры, ее особенном идеале?
Описание целей – очень трудное искусство. Вы замечали, что, будучи сформулированными, цели становятся гадкими? Некто живёт, работает, заботится о семейном достатке, радуется взрослению детей, хочет для этого хорошо зарабатывать, гордится успехами своей деятельности, радуется, что его уважают… А сформулировать цель – гедонизм, стремление к удовольствию. Другая трудность в формулировке целей – тривиальность. Это же всё и так понятно – люди хотят хорошо жить, хотят любви и уважения, чего измы-то городить? Нет в целях ни загадки, ни тайны, одни бледные общие слова.
Однако это лишь сокращённый способ выражения. Как за знаком «икс» в задаче может скрываться что угодно – хотя бы и дорога к замку прекрасной принцессы, так и в общественных идеалах можно отыскать моменты совсем неожиданные. Как они появляются, как происходит это удивительное явление – формирование идеала – это отдельный разговор. Пока попробуем всмотреться в то, что уже есть – но, конечно, едва осознаётся, лишь постепенно проступает.
***
Одной из составляющих этого особого русского идеала является «миф о русском университете». Это не какое-то локальное мечтание; русский университет – центральное место историко-культурного процесса в России.
Что это такое – русский университет? Просто какой-то университет в России? Нет, конечно. Это та институция, где любят учиться и учить, это место, где люди учатся, чтобы получить знания и поделиться ими, а не для получения пользы, прохождения карьеры, получения чинов. Это место общения студентов и профессоров, объединённых интересом к знанию.
Если вдуматься в этот миф – этот идеал – выяснится, что характерным для мифа о русском университете является даже не само получение знаний. Получение знаний тут – формальное содержание, а стиль – особенные отношения учеников и учителей. Это не любое получение знаний, их можно получить в Гугле или отыскать в справочнике, – это получение знаний вместе с личной мировоззренческой позицией, причём не как авторитарный шаблон, а на основе глубокого личного общения с учителем.
Это миф – потому что реальность, конечно, совсем не такая, но это не выдумка – потому что именно такая цель одушевляла многих деятелей, которые стремились развернуть в России новую культурную среду. Это не «западное влияние», поскольку университет мыслился именно как русский, уходящий корнями в особенности русской культуры (хотя исток мифа, несомненно, восходит к Гумбольдтовской реформе и немецкому университету).
В этом университете сходились самые разные культурные начинания, он излучал в народную жизнь свет знания и собирал в своих стенах лучшие таланты, здесь читались лекции и собирались коллекции, здесь проводились исследования и здесь же действовали результаты этих исследований. Здесь завязывались знакомства на всю жизнь, здесь люди становились тем, кем они должны были стать. Здесь человек выучивался становиться человеком.
Сейчас такое учреждение, пожалуй, невозможно. Однако осознание, что такой миф существовал, был нравственным и познавательным регулятивом действий людей, – важно для понимания истории России. При описании людей важны ведь не только условия жизни и причины, но и цели. В конце XIX – начале ХХ вв. было несколько «идеальных типов» высшего образования: английский колледж, французская Эколь нормаль и немецкий университет. И английский тип высшего образования породил современный работающий миф – достаточно вспомнить «волшебную школу» Гарри Поттера. А немецкий университет с особенным устройством – свободой преподавания, вовлеченностью студентов в научную работу – создал другой миф, миф об университете, который, впрочем, почти исчез в Центральной Европе в связи с её трагической судьбой – и краешком зацепился в России, где была унаследована и развита немецкая система образования.
***
Миф о русском университете – особый идеальный конструкт, его незачем обвинять в невоплощённости и нереалистичности, это цель и регулятив, нравственный и эстетический. Этот университет нужен для вменяемого функционирования общества. Идеал не существует в реальности, это его свойство – быть идеалом.
Когда люди думают лишь о вещах глупых и уродливых, у них мало что может получиться в совместной работе. Надо, чтобы некоторая идея, мечта, освещала то, что они делают. При этом идеалы очень выигрывают, когда связываются с идеей организации людей, общественного института. Тогда появляются силы, перекраивающие историю: церковь, государство, рынок. Идеал врабатывается в общественный институт, дифференцируется, и некая смутная мечта приобретает черты определённости: идеал готов сбываться. В современной жизни очень мало претендентов на такие светоносные общественные институты.
Упомянутая особенность мифа о русском университете – та, что он выстроен по поводу получения знаний, но предпочтительной оказывается ситуация, когда знания передаются не «техническим» способом, а в общении учителя и ученика. И опять оказывается, что это какие-то особенные отношения. Они не похожи на вполне оформившиеся и понятные два полюса отношений «учитель–ученик», сейчас известные. Один полюс можно назвать «служебным, функциональным». Это просто техническая передача знаний, преподавание, учитель есть работник сервиса, передающего информацию клиенту, купившему образовательную услугу. Такой учитель легко может быть заменен поиском информации в интернете и другими способами. Другой полюс – «гуру», авторитетный глава школы, вызывающий слепое преклонение и восхищение, когда знания передаются с неустранимым тавром: принадлежностью к данной школе, знаком обладания данного учителя.
***
То, как мыслятся отношения ученика и учителя в русском университете, то, что составляет цель такого общественного института – иного характера. Равно далёкого как от техники передачи информации, так и от рабской подчинённости личному культу.
Сказать это легко, просто назвать – не удаётся просто потому, что миф русского университета не воплощён, не сделан и не написан. Он может состояться, он ищет места в культуре – но пока не сделан, и потому высказывать его можно лишь достаточно осторожными указаниями: это туда, вон в том направлении.
Чтобы указать на некоторые черты этого русского типа ученичества, предпочитаемого типа общения учеников и учителей в русском университете, правильнее всего спросить не о прошлом – состоявшемся, реально бывшем, – а о будущем. Или о настоящем – оно ведь всегда незаметно вкрадывается в представления, взятые из прошлого. И вот если говорить о сегодняшнем русском ученике, возникает совсем особенная картина.
Итак, как изменились ученики и как меняются отношения с учителями? Речь не о всех реальных отношениях. Ведь мы хотим поймать миф и описать цель, понять идеал – а не нечто, уже осуществленное. Есть такое понятие – ученичество. Это не любые отношения «учитель–ученик», это совсем особенное дело. У многих этого никогда не было. Многие на всю ширину круга знакомств никогда ничего подобного не слышали и не испытывали. У некоторых это было, и было горько: ученики не оправдали надежд, это были очень странные ученики. Не пойми что, а не ученики. Конечно, это совершенно не связано с официальными отношениями, фактом преподавания и обучения в вузе.
***
Что же характерно? Во-первых, классическая передача информации уходит на задний план. Поскольку имеется масса технических способов передать (и получить) информацию, собственно информационные отношения становятся фоном в отношениях ученичества – фоном, а не фигурой. На первый план выходит непосредственное, «полевое» соприкосновение, передаётся нечто вроде «сорта внимания», особые настройки – важные при получении информации. Не кирпич текста, а способ взгляда – как и на что в первую очередь смотреть.
Совершенно точно изменился тип авторитета. Описать это изменение сложно. Например, иногда говорят так: отношения стали более партнёрскими, если раньше учитель почти всегда ментор, то сейчас всё чаще – просто более опытный и умелый товарищ по познанию. Слово «партнёр» слишком модное и легковесное, но всё же указывает на один из аспектов, в которых изменились отношения учителя и ученика. Они стали в большей степени отношениями равных. Равных не по знаниям, а по человеческому достоинству.
Ученик никоим образом не сосуд для слива знаний, это активная сторона взаимодействия. Ученик решает, что брать у учителя, что ему нужно, понимает, что это обучение необходимо прежде всего ему – и не учитель решает, что же получит из их взаимодействия ученик. От учителя не требуется больше «знать всё» (для этого есть Гугл), технически достать информацию можно очень разными способами – учитель скорее делится методиками поиска и способом построения знаний, методами создания структуры мировоззрения. Перестаёт быть однозначной схема «ведущий–ведомый», люди лучше осознают свои и чужие качества и интересы и легче строят диалог.
С другой стороны, отношения «учитель–ученик» обладают естественной иерархичностью, как «взрослый–ребёнок» или «родитель–ребёнок». Эту иерархичность невозможно вытравить – и, собственно, не надо от неё избавляться. Однако в современной культурной среде любые отношения с оттенком иерархичности вызывают подозрения и негативную реакцию. Тем самым отношения ученичества не модны и не приветствуются. Это нечто едва не постыдное, во всяком случае не одобряемое – ведь «правильно» быть свободным и независимым, как же можно быть чьим-то учеником.
Такие отношения ученичества – нечто непонятное, неэффективное, из разряда «плохих странностей». Так оценивается ситуация, когда у тебя есть человек, к которому ты действительно, не номинально питаешь уважение, благоговение, его мнение для тебя авторитетно, ты хочешь и учишься у него чему-то. Это часто трактуется и как ложь, вымысел, придуманные отношения: мол, человек поддался чужому зазнайству. Чтобы не поддаваться слепому авторитету гуру, находят выход в представлении о свободном рынке информации. На этом рынке покупаются услуги преподавателя – и уродливым представляются какие-то личные отношения, тем более иерархические, которые загрязняют мыслимые таким образом «чистые» (очищенные до кости, до эффективности) пути познания.
В ситуации русского типа отношений учителя и ученика равно ненормальными выглядят как отношения торговли знаниями, безличного получения информации, так и слепого преклонения перед авторитетом. Это скорее мыслится как свободный союз по поводу познания, свободно признаваемые иерархические отношения.
***
Это очень трудно мыслится современностью – поскольку любая иерархичность полагается насильственной, а в данном случае мыслится невозможное: выбираемый из свободы иерархический тип отношений, причём остающийся свободным. Разумеется, учитель может в любой момент прекратить учить ученика – если тот совсем уж перестал укладываться в его представления о «хорошем человеке». А ученик может в любой момент перестать учиться, ведь это отношения, мыслимые вне соображений экономической эффективности. Учитель – не тот, кто учит, а тот, у которого хотят учиться.
Тем самым учитель и ученик теперь мыслятся двояко: не только как расположенные выше и ниже, но и как идущие рядом. Свои отношения они выстраивают из обоюдной свободы, и в этом смысле они партнёры и равные, но сами отношения имеют своим содержанием обучение – и потому иерархические. Но иерархические не во властном смысле – поскольку ровно никаких возможностей принудительности нет ни у одной стороны общения. И иерархичность мыслится как временное состояние – потому что целью отношений является достижение учеником самостоятельности. Остающийся в ведомой позиции ученик – это неудачный ученик, несостоявшийся, это такие иерархические отношения, которые должны заканчиваться равными – в смысле познавательной позиции, потому что личная благодарность за обучение, конечно, остаётся и после окончания такого обучения.
Общий климат современной культуры, разумеется, не благоприятствует ни русскому университету, ни русскому представлению об ученичестве. Там обостряется полярность «неколебимого авторитета» и «безличной эффективности», и отношениям свободно выбранной иерархичности трудно выживать в таком климате.
Поэтому – по сравнению с не таким далёким прошлым – стали значительно меньше говорить и писать об отношениях учителя и ученика. Эти отношения как бы уходят из культуры. Сейчас трудно мыслить иную иерархию, кроме властной (насильственной) и трудно мыслить отношения, которые не мыслятся как отношения равных.
Отношения русского типа ученичества вырастают из жизненного опыта русской культуры: только из книг невозможно получить всё необходимое, общение с живым носителем научной школы (культурного круга) даёт необычайно много, позволяет двигаться вперёд; и – помимо отношений по поводу знаний – есть также отношения, связанные с формированием личности. Со знаниями тут связь та, что любые постоянные упорные занятия формируют личность. Занимаясь получением знаний, люди создают себя, – это связанные процессы.
***
Пожалуй, новизну этих отношений можно охарактеризовать так: увеличилась самостоятельность. Прежде отношения ученика и учителя были более автоматическими, возникали сами собой. Сейчас это результат свободного выбора. Прежде авторитет учителя сам собой возникал и был вне выбора ученика: давление общества принуждало к определённой форме отношений, что и выродилось в культ гуру.
Сейчас отношения ученика и учителя возможны только при свободном выборе учеником учителя: выбирает именно ученик. Учитель не властен определить себе в ученики тех, кто ему нравится или кого он считает способными и пригодными.
Напротив, к нему приходят немыслимые и непонятные люди – с его точки зрения. Сам бы он никогда себе в ученики их не позвал – даже в голову бы не пришло. Но они приходят и остаются: они выбрали. Поэтому изменяется тип ответственности: прежде учитель отвечал за всё, что сделает ученик. Сейчас – не так, это ученик отвечает за то, что он взял у учителя.
Отсюда и тот факт, что отношения «учитель–ученик» выходят из «позитивного фокуса» социально одобренных отношений. Иерархические личные отношения сильно не в моде, они подозрительны – и они становятся личным делом, как дружба или любовь (в отличие от приятельства и секса). В моде, социально-одобряемы эгалитарные отношения, востребовано «псевдо»-равенство, псевдо-свобода, а те типы социальных отношений, которые указывают на естественно возникающее в отношениях неравенство, вытесняются.
Область социального творчества, место приложения усилий – создание нового типа свободно выбираемых иерархических отношений. Не поддерживаемых никакой властью и не дающих никакой «пользы».
***
Выше разговор шёл преимущественно о взгляде со стороны ученика. Он выбирает учителя и с него – интерес к обучению. Обязанностью учителя не является танцевать и развлекать, вызывая интерес, – мотивация идёт от ученика. А что же должен делать учитель? Благодушно покровительствовать? Гордиться своими знаниями? Принимать почёт и уважение? Совсем нет.
Можно сформулировать, каким должен быть учитель, чтобы соответствовать современности.
Чтобы увидеть контраст, ещё раз вспомним очень давнее прошлое. Когда-то учителя были другими, сейчас это называется «гуру». Учителя, которым ученик предан и послушен больше, чем родителям в детстве, были бесконечно авторитетными. За ученика учитель решал, как тому жить и дышать, указывал направление развития, лепил человека. Этот способ теперь нехорош. Даже если учитель прав и ведёт ученика в верном направлении – способ больше непригоден, калечит. А как же надо теперь?
Учитель должен стать фоном. Лечь под ноги и стать ландшафтом. Это ученик решает, куда ему идти и как правильно. Учитель создаёт фон, на котором правильные решения легче увидеть, на котором проявляется, что есть что.
Это безумно сложная роль. То, что описано, – это максимум, достигнуть которого почти нереально. Но – цель. Таков идеал.
В современном мире свободных людей больше нельзя волочить за руку в правильном направлении. Можно лишь создать фон, отличающийся от обычного окружения. В обычном – как болоте – вязнут. Новый фон понимания, показывающий горизонты, которые не видно в ином случае. А уж куда именно в этой открывшейся стране идти, решает сам ученик.
Этот идеал проваливается тысячу раз в том числе и потому, что нет таких учителей. Но ещё чаще – потому что нет таких учеников, которые в самом деле способны самостоятельно двигаться, когда учитель землёй ложится им под ноги.