Продолжение. Начало читайте здесь
15 мая 1682 года. В девятом часу утра уютную тишину московских двориков разорвал колокольный звон – и это был не весёлый пасхальный, а тяжёлый набат. Сразу за этим в некоторых слободах Москвы раздались пушечные выстрелы.
Сонные обыватели, выскакивающие из ворот столичных усадеб, лишь озадаченно смотрели, как по главным трактам Москвы идут стрелецкие полки, ощетинившиеся копьями и бердышами. Впереди старые солдаты, молодые – сзади, все трезвые и злые, в сверкающих кирасах, мушкеты наизготовку.
Шли маршем – под барабанный бой.
– Вы куда это, служивые? – кричали вслед обыватели.
– В Кремль, етить его в качель! – зло ругались стрельцы. – Пора ворюг поприжать!
– Давно пора!
Так начался бунт стрельцов, который перерос в Московское восстание.
* * *
Собственно, стрельцов не нужно было долго агитировать включаться в политические процессы.
Во-первых, стрельцы были обижены на действия властей, выпустивших их обидчиков на свободу: оказавшись на воле, полковники-казнокрады открыто угрожали расправой тем, кто посмел пожаловаться на них царю.
Во-вторых, многие стрелецкие старшины увидели в распре боярских партий шанс вырвать больше свобод и для низовых сословий.
В Москве в то время жило более 20 тысяч стрельцов, которые представляли собой не самую бедную часть городского общества: обладая рядом привилегий и освобождений от уплаты налогов, многие стрелецкие старшины могли заниматься предпринимательской деятельностью, причём в идеальных условиях, не выплачивая государственных налогов. Обладая к тому же внутренним самоуправлением, стрельцы со временем стали своего рода городской буржуазией, стремившейся завоевать политические права и свободы.
Иллюстрация Ф. Солнцева. Фото: NYPL Digital Gallery* * *
Историческая литература часто представляет стрелецкий бунт 1682 года как воплощение темной народной стихии, вырвавшейся на свободу: дикое мужичьё с топорами бежит рубить испуганных аристократов.
Но никакой пьяной толпы, штурмующей Кремль, в действительности не было.
Датский посланник Гильдебрандт фон Горн описывал восстание так: «В ночь понедельника, во время заседания Думы, четыре полка стрельцов сомкнутыми порядками, с развевающимися знамёнами, с заряженными пушками и мортирами заняли замок Кремль. Гвардия (охрана Кремля – Авт.) не только помогла им войти, но и сама к ним присоединилась, крича: “Да здравствует наш законный царь Иван Алексеевич!”»
И первое, что сделали восставшие полки, – закрыли все кабаки и питейные дома в Москве.
Трезвые, с внятными требованиями, стрельцы беспрепятственно вошли в Кремль. И предъявили список из пяти пунктов, которые в изложении датского дипломата звучали так: «Условия, которые в ту ночь выставили мятежные стрельцы, были следующими: чтобы новоизбранного царя Петра Алексеевича низложить, а его старший брат Иван Алексеевич должен быть избран на престол; чтобы все офицеры и служащие дьяки, которые с ними при жизни покойного царя плохо обращались, были со своих должностей уволены, на их же места поставить стрельцов; чтобы им, стрельцам, выдали их плату из казны всю до копейки, а также повелели их полковникам и другим зажиточным людям, которые брали с них подарки и тем обогатились, также им заплатить; Артамон, Нарышкины и все остальные, кто был виновен в смерти их блаженной памяти царя, должны быть также выданы...».
С этими требованиями воевода Хованский и отправился на заседание Думы.
* * *
Дальнейшее напоминало хладнокровно спланированную операцию по ликвидации нужных людей, замаскированную под стихию народного бунта.
Гильдебрандт фон Горн писал: «Между тем как вышеупомянутые требования обсуждались, над мятежниками, собравшимися на дворцовой площади, раздался чей-то неизвестный голос:
– Идите спасать своего царя Ивана Алексеевича, его хотят задушить!
Тут все бросились наверх, во дворец, с оружием в руках...».
Автор анонимного «Дневника зверского избиения московских бояр в столице в 1682 г. и избрания двух царей Ивана и Петра» (скорее всего, «Дневник» был написан польским дипломатом) писал: «Выслали сначала к ним князя Михаила Долгорукого, который отличался строгостью по отношению к ним. Он стал грозно говорить с ними, называл их бунтовщиками и обещал их перевешать и пересажать на колы...
Слева князь М. Долгорукий и боярин Артамон Матвеев убеждают стрельцов, ворвавшихся в Кремль, разойтись. Фото: общественное достояниеСтрельцы, уже рассвирепев, подняли его на пики, сбросили с крыльца и, убив его, выволокли на площадь на Лобное место за Крым-город. После этого высланы были Артемон и Хованский увещевать их не производить бунта. Когда Артемон, выступив вперёд, держал к ним речь, Хованский, стоя позади его, мигнул стрельцам. Те поняли этот знак и хотели тотчас схватить Артемона, но он успел добежать до царя Петра и схватить его под руку – стрельцы ворвались на крыльцо, выхватили его из-под царской руки, сбросили его с крыльца на копья; потом сняли с него одежды, вывели за Крым-город и разрубили на части…
Стрельцы искали во дворце бояр, нашли думного дьяка Лариона Иванова, заведовавшего посольским приказом; он спрятался в трубу или, как говорят другие, в ларь; сбросив его, подняли на копья и выволокли за ворота, потом варварски разрубали на части, приговаривая: “Ты хотел вешать нас вокруг города, так теперь отдыхай!”
Грабя двор Иллариона, они нашли греческую рыбу, называемую каракатицей; она имеет очень много ног. Забравши эту рыбу, они показывали её народу, говоря: “Этой рыбой они отравили царя и нас собирались отравить”, – и называли эту рыбу змеёй. Они повесили её в нескольких местах, чтобы все могли видеть.
После этого убили сына Иллариона за то, что он знал, что его отец держит у себя такую отраву, и никому не говорил. Стрельцы убили и немца лекаря Ивана Гутменса, принявшего православие, за то, что он отравил царя...
Князя Григория Григорьевича Ромодановского, который был с войском в Украине, сбросив сверху с дворца, жестоко кололи копьями, говоря: “Ты изменник великому государю; ты отдал Чигирин, не дозволив нам сражаться с турками; ты морил всех нас голодом!..”.
Убивши в тот же день сына Долгорукого, Михаила, стрельцы отправились к старому князю Юрию Долгорукому, своему воеводе, и повинились пред ним, раскаиваясь в убийстве сына его: “Мы должны были это сделать, потому что он был слишком лют к нам”... Долгорукий, видя это, имел неосторожность сказать: “Съели щуку, да зубы остались! Прикажу-ка я всех их перевешать вокруг столицы!” Эти слова услышал один подросток из его челяди и сообщил стрельцам. Стрельцы, как звери, кинулись к Долгорукому, и один из них, прибежав в комнату, где он лежал, пронзил его пикой на кровати; потом раненого вывели на крыльцо, а сами стали внизу с пиками, готовясь его скинуть. Когда его бросали, он умолял, чтобы дозволили ему хотя бы помолиться Богу; но едва он успел сотворить крестное знамение, как был сброшен на копья. Труп его выволокли за ворота и разрубили на части; одни, распоровши живот, клали в него рыбу, приговаривая: “Ешь теперь, князь, вкусно, так, как поедал ты наше добро”; другие, отрубивши руку, носили по улице на копье с возгласами: “Уступайте, люди: едет великий боярин, князь Долгорукий!”».
* * *
Датский посланник хладнокровно составил список убитых. Были уничтожены все взрослые Нарышкины, включая всех братьев царицы, а также все нарышкинцы, включая Матвеева и «изменника» Долгорукова.
Царица Наталия, мать Петра, едва умолила от смерти своего отца Кирилла Нарышкина, которого сослали в монастырь.
На следующий день, во вторник, стрельцы убили любимца и наперсника царя Феодора боярина Ивана Языкова, обвинённого в том, «что он, имея над всем власть, оказывал им несправедливость и, когда они били ему челом, он наказывал их кнутами и ссылал в ссылку».
В среду стрельцы явились во дворец и потребовали выдать им последнего оставшегося в живых брата царицы Ивана Нарышкина. Царица умоляла сохранить ему жизнь, но стрельцы избили его до полусмерти, а затем отрубили голову.
Картина А. И. Корзухина. Фото: общественное достояниеНо главный заговорщик – князь Василий Голицын, более всех содействовавший перевороту в пользу Нарышкиных, – не просто выжил, но даже упрочил своё положение в Кремле. Судя по всему, именно Голицын предложил Милославским и патриарху Иоакиму «компромиссный» вариант: поскольку «развенчать» Петра было невозможно, то патриарх повенчал на царствие обоих братьев – и Ивана, и Петра, а регентом несовершеннолетнего Петра провозгласил царевну Софью, ставшую фактически полновластной правительницей. Такой вариант, дескать, успокоит страсти и позволит погасить междоусобную войну малой кровью.
* * *
В благодарность Голицын фактически стал канцлером царства – его официальная должность звучала как «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель, ближний боярин и наместник новгородский».
А вот князь Хованский получил пост главы стрелецкого приказа. Видимо, он рассчитывал совсем на иную благодарность царевны. И он решил начать свою игру.
Князь Иван Хованский. Фото: «Historia di Leopoldo Cesare»Гильдебрандт фон Горн писал: «Хованский набрал себе единомышленников и подкупил стрельцов, в надежде сделаться царём, а Софью выдать замуж за своего сына. Письма попали в руки царевны Софьи, и она сильно смутилась. Она рада уже была, что она сделала царём своего брата Иоанна и сама начала управлять царством, а тут новое горе, когда услышала, что Хованский желает стать царём, а её самое выдать за сына. Всё это до поры до времени не предавалось гласности и в ежедневных совещаниях сохранялось в тайне...».
Между тем успех вскружил голову и самоназначенным стрелецким полковникам, для которых Хованский был лишь дипломатическим посредником на переговорах с царями. Стрельцы, избрав некий совет командиров, передали ему всю полноту власти над городом. А в знак своей победы стрельцы приказали возвести на Лобном месте Красной площади монумент – столб с перечнем имён убитых бояр.
* * *
Пять месяцев в Москве продолжалась власть стрелецких полковников.
Придворный хронист Сильвестр Медведев так описывал это время, получившее в истории название «Хованщина»: «И начаша по торговым погребом пить и бражничать, и по граду ходяще без всякого опасения з женами, кричать и нелепая словеса глаголати. И вымыслиша в тое время стрельцы себе называтися государевою надворною пехотою, а не стрельцами.
Видевше же их, служивых, такую дерзость, сродники и дети побиенных людей, и приказные люди, и судьи, и подьячие с Москвы разбегошася, кто где от попущеннаго гнева Божия скрытися можаше».
* * *
Медведеву вторил и анонимный автор «Повествования о московских происшествиях...»: «Хованский избран главою бунтовщиков. Он ходит, окружённый ими отовсюду, охраняемый многочисленною вооружённою стражею: они называют его отцом, а он называет их детьми и повелевает им молиться Богу, дабы Он дал им хороший успех в их замыслах, почитать Государей и проч. Но, вероятно, скоро они оставят его. Он взял себе в cупруги жену недавно им убитого Дьяка Лариона Иванова и обвенчался тайно и без ее согласия: и он навлек на себя подозрение в том, что женившись на жене мятежника против Государя, сам хочет передаться на ту сторону. Только деятельностью своею и ласками он обезоруживает недовольных; но долго ли его будут терпеть, – кто за это поручится?
Стрельцы, еще не усмиренные, толпами ходят по городу, врываются в дома, выпивают все, какое там есть вино, с согласия хозяина, не столько произвольного, сколько вынужденного.
Башкирцы и Калмыки разбойничают и грабят под Казанью; и Казакам Донским послано повеление спешить как можно cкopее, настигнуть неприятеля. Но это едва ли сбудется, потому что Казакам не выдано жалованье, за которым они присылали во время самых смут, но тщетно.
За подлинное утверждают, что перехвачены письма от Короля Польского, посланные в Запорожье и Сечу. Представивши их Государям, Хованский получил в ответ: “действуйте, как вы заблагорассудите; в такой беде мы не знаем, что делать. Притом мы уверены, что Король Польский искренний друг наш”».
* * *
Хованский диктовал свою волю до середины августа, пока Софья не нашла способа избавиться от Тараруя.
Портрет Софьи в царском облачени. Фото: общественное достояние19 августа в Донском монастыре должен был состояться крестный ход в память чудесного избавления Москвы от нашествия крымского хана Казы-Гирея. Сам монастырь был основан в том месте, где в главном стане русских, ожидавших подхода крымской орды, стояла походная церковь преп. Сергия Радонежского, в которой, после обнесения городских стен и стана, была поставлена икона Донской Божией Матери.
В крестном ходе по давнему обычаю принимали участие цари, и Софья уговорила Хованского отпустить всё семейство на праздники.
Решающую роль в бегстве из Москвы сыграл думный дьяк Фёдор Леонтьевич Шакловитый – человек острого ума и феноменальной работоспособности. Он чётко решал все организационные вопросы, выполняя приказы царевны Софьи. И совершенно незаметно для стрельцов подготовил маршрут для бегства, найдя нужное количество лошадей и повозок.
И вот 2 августа царский кортеж – оба царя Иван и Пётр, регент Софья, обе вдовствующие царицы Наталья и Марфа, восемь царевен (две тётки и шесть сестёр) – под конвоем отряда царских телохранителей выехал якобы в монастырь. Но по дороге кортеж свернул в Коломенское – подмосковное имение царской семьи.
Далее они по просёлкам, в объезд Москвы, почти за месяц – к 17 сентября – добрались до села Воздвиженского, что на Ярославской дороге, в нескольких верстах от Троице-Сергиевого монастыря. Дело в том, что в Воздвиженском находился один и пяти царских путевых дворцов, построенных по дороге из Москвы в Свято-Троицкий монастырь. Именно этот дворец и был выбран в качестве временной столицы, сюда же тайными тропами собрались остатки боярской думы. Также Воздвиженское было объявлено местом для сбора боярского ополчения.
Тем временем сведения о бегстве царей со свитой достигли и Москвы.
И князь Хованский с сыновьями и верными стрельцами тоже отправился в Воздвиженское, чтобы уговорить сбежавших правителей по доброй воле вернуться в Кремль.
Но 17 сентября отряд боярина князя Лыкова напал на князя Хованского, решившего заночевать в одном из сёл по дороге к Воздвиженскому. В тот же день пленный Хованский со старшим сыном были доставлены к Софье, которая после краткого допроса приказала казнить князей по обвинению в государственной измене, а также намерении извести царей и самим завладеть престолом.
Этим царевна Софья достигла сразу двух целей. Во-первых, убрала опасного свидетеля, который мог бы рассказать о подготовке резни бояр в Кремле. Во-вторых, возложив всю вину на князей Хованских, она сняла всю вину с восставших, открыв путь к примирению с ними путём компромисса.
* * *
Лишившись своего лидера, стрельцы погрязли в дележе власти и потеряли всякую способность к решительному сопротивлению. Наиболее дальновидные полковники уже стали посылать в Воздвиженское гонцов с челобитными к царевне, в которых просили Софью не лишать их своей милости и обещали служить ей верой и правдой, не щадя живота. Они выдали в Троицу младшего сына Хованского – Ивана, впоследствии он был отправлен в ссылку.
В октябре стрельцы прислали челобитную, в которой признавали свои действия 15–18 мая преступными, умоляли царей о помиловании. Софья обещала стрельцам прощение, потребовав лишь выдачи ближайших помощников Хованского.
Новым начальником стрелецкого приказа был назначен Шакловитый, который стал новым регентом царицы. Князь Куракин писал: «Федор Шакловитый весьма в амуре при царевне Софье профитовал, и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын... И предусматривали все... что ежели бы правление царевны Софьи еще продолжалось, конечно, князю Голицыну было от нее падение или содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах бы был помянутый Шакловитый».
В начале ноября царский двор вернулся в Москву, только царица Наталья Нарышкина попросила отпустить её жить в загородной резиденции Алексея Михайловича – селе Преображенском – под охраной верных ей людей. Царь Пётр жил там, приезжая в Москву только для участия в церемониях, на которых его присутствие считалось необходимым.
Тем не менее для сводных братьев был даже изготовлен двойной трон, который до сих пор можно увидеть в музее Московского кремля. В его спинке – отверстие, через которое, как считается, Софья нашёптывала младшим братьям то, что им следовало говорить боярам. Причём, как писал князь Куракин, эти советы были весьма дельными: «Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было».
* * *
Но вот удержать власть царевна Софья не смогла, ведь в 1689 году – в день 17-летия Петра – официально заканчивалось и регентство Софьи.
Начальник стрелецкого приказа Фёдор Шакловитый даже предлагал арестовать Петра и всех его родственников, чтобы продлить дни правления Софьи. Но о готовящемся перевороте донесли Петру, и тот вовремя сумел сбежать из Москвы по уже знакомому маршруту – под охрану стен Троице-Сергиевой лавры.
В итоге стрельцы, переметнувшиеся на сторону царей (смещения Софьи потребовал и царь Иван), взяли Шакловитого под стражу, и после пытки он признался в подготовке заговора. «Сентября в 11 день по указу Великих Государей Царей и Великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича... Бояре в Троицком Сергиева монастыре... приговорили Федьку Шакловитого казнить смертию».
Была арестована и царевна Софья – её по приговору бояр заключили в Новодевичий монастырь (Шакловитый как раз был казнён «на площади близ монастыря» – так, чтобы царевна видела смерть своего любовника и верного слуги.
Картина Ильи Репина «Царевна Софья Алексеевна в Новодевичьем монастыре». Фото: Государственная Третьяковская галерея* * *
Окончательный же разгром стрелецкого войска произошёл в 1696 году, уже после смерти царя Ивана V.
Вскоре после похорон соправителя царю донесли, что группа стрельцов готовит покушение на него. Во главе заговора стояли члены клана Милославских – в частности, боярин Алексей Соковнин, брат известной раскольницы Морозовой, и стрелецкий полковник Иван Циклер, сын иноземного воеводы. Во время событий 1689 года они, повинуясь воле царя Ивана, повели своих солдат против царевны Софьи, но потом Циклер и Соковнин решили, что размеры царской благодарности никак не соответствуют их заслугам. И решили всё «переиграть», то есть царя Петра убить, а на престол вернуть Софью Алексеевну, которая уж точно не пожалеет для своих верных слуг денег и хлебных должностей.
Заговорщики были схвачены и казнены. А вот стрелецкие полки царь отправил подальше от Москвы – для охраны южных границ и к польско-литовской окраине. А сам царь отправился в Большое Посольство по Европе.
Уже в Вене государь узнал, что стрельцы вновь взбунтовались: они дезертировали с границы и вернулись в Москву, где стали распускать слухи, что настоящего царя-де убили за границей, а вместо русского царя немцы подсунули самозванца-антихриста, чтобы иноверцы из Немецкой слободы смогли бы захватить в России власть и продать её еретикам. А посему стрельцы решили вернуть на царствие Софью.
Восстание продолжалось несколько дней. Вскоре отряд царских войск под командованием генерала Патрика Гордона, в составе которого были Преображенский и Семёновский полки, окружили мятежных стрельцов под стенами Новоиерусалимского Воскресенского монастыря на реке Истре, что всего в сорока верстах от Москвы. Стрельцы были окружены и расстреляны из пушек, выживших же взяли в плен и заточили в монастырских подвалах.
И вот тогда государь Пётр Алексеевич решил выместить на бунтовщиках всё, что скопилось у него на душе, когда в 1682 году на глазах 10-летнего мальчишки стрельцы рубили на части его родственников.
В октябре в Москве начались и публичные казни. Причём казнили не только на Красной площади, но и во всех стрелецких слободах, но главным местом казней стала площадь перед Новодевичьим монастырём – специально, чтобы видела Софья.
Картина Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни». Фото: Государственная Третьяковская галереяАвстрийский дипломат Иоганн Корб, ставший свидетелем этих многодневных казней, писал: «Привязанные к колесам преступники увидали в груде трупов своего третьего брата. Жалостные вопли и пронзительные крики несчастных тот только может себе представить, кто в состоянии понять всю силу их мучений и невыносимой боли».
Особая виселица в форме креста была сооружена и для полковых священников: их казнили придворные шуты, облачённые по такому случаю в рясы.
Жёны и дети казнённых стрельцов были лишены имущества в стрелецких слободах и высланы в Сибирь, в самые пустые и бесплодные места, откуда им было запрещено выезжать. Соседям же этих людей было под страхом смерти запрещено не только давать убежище беглым стрельцам и членам их семей, но даже снабжать их пищей или водой.
Планомерное истребление стрелецкого войска шло до самого начала Северной войны со Швецией. Разгром под Нарвой, измены иностранных офицеров, легко переходивших на сторону шведов, потеря многих русских и украинских городов – всё это заставило Петра одуматься. Стрелецкие полки были восстановлены, и стрельцы сохранились в русской армии до самого конца XVIII века.
