Фото: Ведяшкин Сергей / АГН "Москва"
Сложность сегодняшней ситуации в том числе и в том, что готовых объяснительных моделей и образцов, как именно себя вести, почти нет. Есть их иллюзия – образцы, взятые из книг и фильмов, внесённые/привнесённые культурной памятью.
Это легко можно увидеть по тому, сколь для многих единственной возможной рамкой объяснения и описания стала Вторая мировая/Великая Отечественная война. При этом не в своей конкретности – ведь из действующих лиц сейчас ни для кого этот опыт не является ни собственным, ни более или менее близким: это опыт самое большее родителей, если не дедов и прабабок.
Он легко обретает монолитность «большого стиля», который – и это важная деталь – мало разбивается «микроисторией», интересом – теперь обретшим намного большее личное напряжение, чем ранее – к истории повседневности.
Обретает монолитность в том числе в узнаваемых кадрах кинохроники – через стилистическую однородность, не самих съёмок, а возникающую из временной дистанции: «Это всё 1930-е». Через сложную игру художественных образов, выкроенных, созданных из документального – как «Кабаре» Фосса, – которые возвращаются обратно, оказываясь уже рамкой для восприятия самого документального: искусство, как хорошо знали классики, учит нас видеть (и вместе с тем – как всякое научение – определяет те пути, по которым мы скорее всего будем ходить, «подсвечивает» нечто в реальности, уводя остальное в тень, хотя формально оно остаётся так же на виду, как и было до).
И здесь же начинают работать готовые схемы – от «всеобщего единства» до «борьбы с абсолютным злом». Схемы, которые в значительной части не относятся к самому прошлому времени, а являются более или менее поздними наслоениями, суждениями в обратной перспективе.
Аналогия – неизбежная форма человеческого мышления. Но обычно мы выстраиваем аналогии между тем, что нам знакомо, и тем, что мы стремимся понять.
Акция «Линия памяти» на Крымской набережной. Фото: Никеричев Андрей / АГН "Москва"Исторические аналогии оказываются опасны тем, что создают иллюзию понимания. Но, как правило, под «историей», с которой выстраивают аналогию, в лучшем случае понимают обломки «общего исторического знания», что-то как-то прочитанное, услышанное, насмотренное.
И на деле оказывается, что неизвестное – происходящее – объясняется через нечто ещё менее известное.
Историческая аналогия играет дурную шутку ещё и в том, что прошлое само по себе предстаёт в роде романа. Там есть «смысл», есть главные герои и второстепенные, действие разворачивается в определённой последовательности, и всё это – линия одного рассказа. И в той мере, в какой историю мы воспринимаем так (а к этому нас подталкивает масса распространённых образцов), мы, выстраивая аналогию, в свою очередь переживаем происходящее с нами как род аналогичного повествования.
Пожалуй, если есть что благое в истории, так это то, что в ней не только угроза, в ней и антидот. Чем лучше мы знаем историю, тем лучше понимаем, что она многослойна, это не один рассказ, а зачастую и вовсе не рассказ, для конкретных участников происходящего смысл может быть совершенно другим, чем в готовой быть наложенной рамке, или его может не быть вовсе.
И важно помнить, что у большинства из нас нет никакого непосредственного опыта чего-то похожего на переживаемое нами. Аналогия работает скорее наоборот: из сегодняшнего нам становится чуть понятнее то, что давно превратилось в стёртые формулы, яснее поступки людей прошлого, которые ранее было легко осуждать или, напротив, прощать, поскольку ведь они действовали в каких-то реалиях, что были нам невообразимы.
Понятно, что нельзя уговорить не то что других – самого себя и то не получится – не пользоваться историческими аналогиями. Но то что имеет смысл попробовать делать самому – это одергивать себя, постоянно напоминать себе: «это не то», «это другое». Подчеркну: прежде всего себе. Давно сделавшаяся комичной формулировка – «вы не понимаете, это другое» – комична как реплика в адрес собеседника, попытка вывести из-под угрозы, растождествить с нежелательным то, что дорого и важно тебе. Но обращённая к самому себе как напоминание – «я не понимаю, это другое» – важно и справедливо не как результат, а как первый шаг, в том числе и для того, чтобы в конце концов отождествить, уравнять с другим по какому-то из оснований, сохраняя различение по другим. И что история проживается и творится нами, но нам не принадлежит.
