Генерал от инфантерии Пётр Семёнович Ванновский (6.12.1822–29.02.1904 по новому стилю) в жизни был вряд ли очень приятным человеком. Историк русской армии А.А. Керсновский пишет о нем: «в высшей степени грубый и придирчивый, он деспотически обращался с подчинёнными. Служить с ним было очень тяжело, и редко кто выносил это сколько-нибудь продолжительное время. „Ведь я собака, – любил говорить Ванновский своим подчинённым, – я всех кусаю, никому дремать не даю, а потому и порядок такой, какого, может быть, ни у кого нет; когда вы будете начальниками, советую вам тоже быть собаками“». Впрочем, контрреформу военно-учебного дела, превратившую военные гимназии Д.А. Милютина обратно в кадетские корпуса, он оценивает высоко. Ванновский и раньше не был чужд военно-учебному ведомству – некоторое время он провёл на посту директора Павловского кадетского корпуса и Павловского военного училища. В Болгарии он был начальником штаба Рущукского отряда, которым командовал наследник престола Александр Александрович; и когда тот стал царём, генерал стал военным министром. Николай II, уволивший его с этого поста, призвал его для расследования студенческих беспорядков – и назначил на пост министра народного просвещения (такое сочетание министерских постов было в Российской империи уникальным, хотя нечто похожее уже было, правда, в противоположной последовательности: гр. Д.А. Толстой ведал при Александре II просвещением, а при его сыне – внутренними делами).
1. Задачи определены
В Высочайшем рескрипте на имя новоназначенного министра от 25.03.1901 г. были, в частности, такие слова: «Опыт последних лет указал, однако, на столь существенные недостатки нашего учебного строя, что Я признаю благовременным безотлагательно приступить к коренному его пересмотру и исправлению. Высоко ценя вашу государственную опытность и просвещённый ум, Я избрал вас в сотрудники Себе в деле обновления и устроительства русской школы и призывая вас на особо важную ныне должность Министра народного просвещения, твёрдо уверен, что вы строго и неуклонно будете идти к намеченной Мною цели и в дело воспитания русского юношества внесёте умудрённый опытом разум и сердечное о нём попечение». Политику Ванновского стали называть политикой «сердечного попечения». Нельзя – особенно в свете того, что будет сказано ниже, – умолчать о его высокой порядочности. Ближайший его сотрудник И.В. Мещанинов вспоминал: «Господи, Боже мой, думалось мне, ведь нигде, кажется, не получается столько анонимных писем и доносов, как в Министерстве народного просвещения, и П.С. читал их; он читал их все благодаря своей привычке прочитывать каждую полученную им бумагу, но всякий раз, по крайней мере при мне, рвал донос и, бросая в корзину, говорил с гримасою свою любимую фразу: „fi, schande!“».
И.В. Мещанинов. Фото: общественное достояниеВ скобках отметим: «недостатки учебного строя» были фантомом общественного мнения. Глас народа – глас диавола. Но этот сюжет (я прошу либо поверить мне на слово, либо в этот момент отбросить статью с возмущением) должен быть рассмотрен отдельно; сейчас я не буду на нём останавливаться. В связи с общественной критикой школы незадолго до прихода Ванновского на министерский пост было созвано самое представительное во всей истории русской школы совещание – так называемая Боголеповская комиссия, которая должна была подробно рассмотреть положение дел и наметить пути школьной реформы.
По стародавнему обычаю, в министерстве для коренных преобразований была с Высочайшего соизволения созвана комиссия (кстати, многие участники Боголеповской комиссии вошли в её состав). Впервые собралась она 28 мая 1901 г. В её состав входили не только представители образовательного ведомства – там были и сотрудники военно-учебных заведений, товарищ министра финансов. Комиссия обсуждала три вопроса: основные принципы устройства средней школы (с разработкой таблицы уроков), изменения, которые можно ввести немедленно, и подготовку преподавателей (в особенности по новым языкам).
2. Проект реформы…
Проект Основных положений организации средней школы, вынесенный на заседания комиссии, было таков (я позволю себе длинную цитату): «Правительственная средняя школа должна быть единая, одного общего для всех учебных заведений сего рода типа. 2. Задача средней школы доставлять юношеству воспитание и возможно законченное среднее образование и в то же время подготовлять к поступлению в высшие учебные заведения. Вместе с сим, первые три класса средней школы должны представлять собою полный курс низшей школы и иметь программу, по возможности согласованную с программою последней, так, чтобы прошедшие курс низшей школы могли поступать в IV класс средней без экзаменов или с поверочным испытанием лишь по некоторым отдельным, не вошедшим в программы низших школ предметам (новые языки). 3. Средняя школа имеет семь классов с годичным в каждом из них курсом. 4. Сообразно тройственной задаче средней школы, она должна: а) в первых трёх классах давать в достаточной мере законченное обучение Закону Божию, русскому языку и грамматике, отечественной истории в связи со всеобщей, арифметике с уменьем обращаться со счётами, географии русской и всеобщей, черчению, чистописанию и рисованию и хотя бы начальное обучение по новым языкам. Эти три класса должны быть общие и обязательные для всех учеников; б) программа IV–VII классов средней школы общего типа должна заключать в себе следующие обязательные предметы: Закон Божий, русский язык, логику и литературу как отечественную, так и всеобщую, латинский язык, законоведение, отечествоведение, французский и немецкий языки, математику, физику, историю русскую и всеобщую, географию и естествоведение; в) начиная с IV класса, ученики средней школы делятся на две группы: желающие идти в университет – слушают латинский язык и освобождаются от изучения законоведения и отечествоведения, а не желающие изучают в те же часы два последние предмета и освобождаются от изучения латинского языка. 5. В городах: С.-Петербурге, Москве, Киеве, Варшаве и Юрьеве одна из имеющихся в них средних школ должна быть с обязательным преподаванием греческого и латинского языков… 7. Должно быть обращено особое внимание на воспитание учащейся молодёжи, приучение её к школьной дисциплине, и усилено преподавание гимнастики, воинских и физических упражнений; вместе с сим, следует ввести подвижные игры, ручной труд и урегулировать школьные экскурсии и прогулки. 8. … Желающие затем продолжать своё образование в высших учебных заведениях поступают в университеты: а) изучавшие греческий и латинский язык на все факультеты без поверочного испытания; б) изучавшие один латинский язык – на филологический факультет с экзаменом по греческому языку в программе курса средней школы, на все остальные факультеты без экзамена; в) не изучавшие вовсе древних языков и слушавшие, взамен их, законоведение, поступают: без экзамена на факультеты восточный и физико-математический; с поверочным испытанием по латинскому языку на факультеты юридический, естественный и медицинский и с экзаменом по обоим древним языкам – на факультет филологический; во всех случаях в программе курса средней школы… 10. Промышленные и всякого рода технические средние школы должны быть поставлены особо, при чем в видах облегчения перехода из одной школы в другую, программы первых трех классов во всех средних школах должны быть одинаковы».
3. И его критики…
Критика с консервативной точки зрения была высказана известным специалистом, бывшим в своё время председателем Ученого комитета образовательного ведомства, А.И. Георгиевским: «В предположенной… средней школе есть только один, собственно, предмет, на котором могут быть упражняемы умственные способности учащихся. Это математика, и на неё назначено достаточно уроков (28 из 194, почти одна седьмая часть, 14,43%…). Математика есть бесспорно необходимый элемент в деле умственного воспитания, и ей должно принадлежать почётное место в программе школы. Но математика не может, да и по самому существу своему не должна быть орудием педагогической концентрации, столь необходимой для достижения главной и прямой цели школы – воспитания ума. Элементарная математика, которая только и может быть преподаваема в средней школе, развивает только дедуктивную, синтетическую сторону умственных способностей, не упражняя индуктивной аналитической силы ума, и не действует вовсе на воображение, на чувство, на волю учащихся. Сосредоточить преимущественно на математике учебные занятия значило бы оставить в небрежении самые существенные силы, нарушить психическое равновесие и сообщить развитию молодых умов, вверенных попечениям школы, одностороннее, уродливое, неестественное направление… Собственно говоря, кроме элементарной математики, никакая наука, в специальном смысле этого слова, не может быть предметом преподавания в средней школе. Науки могут входить в эту школу только в качестве дополнительного элемента, только некоторыми из своих результатов, а отнюдь не как предмет сериозного, постоянного и сосредоточенного занятия».
А.И. Георгиевский. Фото: общественное достояниеЭто старая аргументация, которой пользовался 30 лет тому назад М.Н. Катков, когда он вёл свой бой за утверждение классической школы. Но верное и не обязано быть новым. Кстати, оно оказывается пророческим, когда мы взглянем на историю советской педагогики: разве тут не вскрыта опасная сторона математических школ? С другой стороны, против проекта высказался такой выдающийся педагог народной школы, как С.А. Рачинский. Он писал: «Обнародованные недавно „Основные положения…“ возбуждают самые сложные недоумения, самые тягостные опасения. Поставленное во главе „Положений“ требование единства средней школы ничем не оправдывается. Ввиду… разнообразия в поприщах, предстоящих учащемуся юношеству, в высшей степени желательно сохранить разнообразие подготовляющих к ним способов обучения». С.А. Рачинский отмечает необдуманность программы, очевидную притянутость предметов для заполнения освободившихся часов.
А что же с естественными науками? «Введение с низших классов средней школы преподавания естествознания и истории – наук, детскому разумению совершенно недоступных, – положительно вредно. Оно может только породить в детях бессознательное отвращение к этим наукам, для дальнейшего их развития столь существенным». «Законно и полезно в области естественных наук лишь преподавание в средней школе опытной физики». Интеллигенция невежественна в вероучении; знание «вероучения, истории и уставов нашей церкви» должно быть несравненно более точным и полным, нежели выноситься из средней школы. Этот пробел заполняется правильной постановкой преподавания Закона Божия. Автор продолжает: «Это приводит нас к той существенной стороне школьного дела, о коей умалчивают „Основные положения“, но о коей столь своевременно напоминает ВЫСОЧАЙШАЯ отметка на докладе… министра… Само собою разумеется, что духовно-нравственное воздействие школы на её питомцев не может быть предписано никакими уставами, никакими программами».
Интересно, что среди критиков проекта с консервативных позиций выступил и министр финансов С.Ю. Витте. В подписанном им отзыве содержалось резкое возражение против единства школьного типа: «Существующие типы средней общеобразовательной школы отнюдь не являются результатами отвлечённых построений: это неизбежное следствие запросов действительной жизни». Витте даёт довольно подробное объяснение, как он понимает единство: «С своей стороны, Министр Финансов полагает, что понятие „единства“ в применении к школьному делу имеет свое определённое содержание. Школа должна быть единою в том смысле, что, совместно с семьёю, она призвана воспитывать истинных сынов России, дорожащих историческими заветами родины. Единство школы выражается и в том, что, независимо от свойства преподаваемых в ней предметов, она должна развивать умственные способности учащихся, приучать их к труду, воспитывать в них волю и характер, развивать самодеятельность и чувство долга. Наконец, единство школы означает сосредоточение в руках государства заведывания и общего направления школьным делом (sic! – А.Л.), ибо вопрос о том, как и чему учится молодое поколение, какую умственную подготовку оно получает, какой запас знаний накопляется в стране, – это вопрос всего её будущего, вопрос первостепенной государственной важности. Таким образом, школа должна быть единою в своих принципах, но разнообразною по целям, а следовательно, и по тому учебному материалу, который даётся учащимся».
С.Ю. Витте. Фото: общественное достояние4. Успели не всё, но много
Но вернёмся к рассматриваемому документу. Перед нами проект единой школы (с небольшими вариациями), он лучше советской средней школы (особенно если переставить слова – средней советской школы), но лучше не принципиально, поскольку о настоящем среднем образовании тут речи не идёт. Но комиссия поступила со своей точки зрения вполне разумно, задумавшись над тем, какие меры следует осуществлять немедленно, а какие – только потом, когда будут разработаны, приняты и вступят в силу соответствующие нормативные акты. В числе переходных мер с Высочайшего соизволения настоящие классические гимназии были оставлены в пяти городах – в обеих столицах, Киеве, Варшаве и Юрьеве. В первых двух классах в качестве временной меры прекращалось преподавание латинского языка (греческого – в третьем и четвёртом, но, поскольку он почти повсюду приносился в жертву, это не так уж важно). Освободившееся от латыни время шло на русский язык и географию. Это сближало программы двух типов средней школы – гимназии (которая должна была стать семилетней и переставала быть классической) и реального училища. Это пока не было введением школьного единообразия – но значительным шагом в его направлении и столь же значительной порчей гимназического типа.
Пока шла обычная бюрократическая работа, пока собирали отзывы, пока новая комиссия обсуждала проект, готовясь внести его в Государственный совет, министр получил рескрипт следующего содержания: «25 Марта 1902 года. Любезный Пётр Семёнович, Во время последнего Вашего доклада мы вторично затронули вопрос о проекте преобразования средней школы, но не договорили до конца ввиду позднего времени. Вы, вероятно, заметили, что я возвращался к этому предмету в течение недели. Должен Вам откровенно сказать, не лежит у меня сердце к этой быстрой ломке нашей школы, не столько по отношению к самому проекту, сколько в своевременности его – именно теперь в и без того смутное время. Скорый пересмотр действующего положения средней школы, торопливая выработка нового проекта и внесение его в Государственный совет – всё это носит характер какой-то вынужденности, даже уступки давлению так называемого общественного мнения. С такой точки зрения я смотрю на затронутый вопрос, и именно поэтому мне постановка эта представляется опасною… Все в России поняли суть вашего нового назначения в смысле моего желания успокоить и умиротворить взбаламученное море учащейся молодёжи, а затем уже внести желательные перемены в школьной системе. Но, к сожалению, первого условия не удалось достигнуть, по не зависящим от Вас причинам. Как же думать о постройке нового здания на движущемся песке? Вы употребили всё Ваше умение, чтобы быть мне в помощь в таком трудном и новом деле. Если вы в этом не успели, то виноваты обстоятельства, сложившиеся так неудачно. Я решаюсь поэтому откровенно вам сказать, что мы должны теперь расстаться… Письмо это было написано ещё 25 Марта, и я сегодня 5 апреля только посылаю его Вам, желая этим показать, что я не торопился с исполнением раз принятого решения. Николай».
Следующим министром был назначен крупный филолог-классик – Г.Э. Зенгер. Императорская позиция была чётко разъяснена – единый тип был признан неприемлемым. Тем не менее новый министр не решился отменить промежуточные меры – что привело…
Ни к чему не привело. России оставалось жить ещё 15 лет, и в пламени большой катастрофы сгорели последствия – можно сказать, малой катастрофы, можно сказать, предотвращённой катастрофы среднего размера. Если бы мы могли извлекать из прошлого уроки, можно было бы сказать, что ничего не стоит портить – отыграть назад может и не получиться. Планировать большую катастрофу, чтобы в ней сгорели все наши усилия и не-усилия? Не знаю, мне такой подход не кажется оптимальным. Об отношении к общественному мнению можно было бы говорить, если бы правительство стояло выше общества; но у нас демократия… Так что, наверное, не стоит задумываться об исправлении недостатков нашей современной школы, опираясь на прежний опыт: любое общественно приемлемое решение сделает положение дел только хуже.
