30 декабря 1922 года – ровно сто лет назад – на руинах Российской империи возник Союз Советских Социалистических Республик. Для разговора о появлении нового государства Свято-Филаретовский институт пригласил докторов исторических наук Владлена Измозика – профессора кафедры истории и регионоведения ГУТ им. В. Бонч-Бруевича, Бориса Колоницкого – профессора факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге, Антона Посадского – профессора Поволжского института управления им. П. Столыпина (филиал РАНХиГС), Сергея Волкова – руководителя Биографического института Университета Дмитрия Пожарского (Москва).
В нашей стране до сих пор нет единой оценки семидесятилетнего советского периода. В начале 1990-х было очень много критических материалов о событиях советской истории. Широким массам стали доступны труды Солженицына, Шаламова и многих других запрещённых в СССР писателей, открывались архивы и становилось известно о преступлениях коммунистического режима. Но уже в конце 1990-х началась постепенная реабилитация СССР. Владимир Путин говорит о том, что развал Союза был «величайшей трагедией». Появляются историки, которые пытаются выставить СССР прямым продолжателем и наследником Российской империи. Среди населения можно встретить всё больше позитивных оценок советского государства, где бесплатно давали квартиры и было лучшее в мире мороженое. Но, давая те или иные оценки советскому государству, очень часто не учитывают один из центральных факторов, лежащих в основе образования советского государства, который во многом способствовал его развалу, – национальный.
В образовании советского государства национальный вопрос был одним из ключевых. Как замечает Владлен Измозик, народы начинают осмыслять себя как нации только в XIX веке. До этого люди больше идентифицировали себя по религиозной принадлежности. По переписи 1897 года, в России было 146 народностей. В данной переписи не было вопроса о национальности, но был вопрос о вере и о языке. Великоросы, малоросы и белорусы, несмотря на разность языков, считались одним народом – русским, и они были самыми многочисленными этносами империи. Но русский народ к концу XIX века ещё не осознавал себя русской нацией. Россия отставала в вопросах нациестроительства от остального мира – прежде всего, конечно, от Европы. Раньше всего и активнее национальный вопрос начал актуализироваться среди малых народов. Этот факт впоследствии большевики активно использовали при создании и формировании нового государства. «В целом, до революции серьёзных конфликтов на национальной почве в России не было», – рассказывает Владлен Измозик. Исключением является Польша, где активнее, чем в остальной империи, формировалось национальное сознание, неизбежно закладывая в свою национальную идентичность противостояние Российской империи и русским. Среди русских политиков порою звучали идеи о даровании Польше независимости, хотя они не находили отклика в высших эшелонах власти. Несмотря на относительно мирное сосуществования разных народов в пределах империи, по мере формирования национального самосознания народов национальный вопрос обострялся и требовал каких-то действий по своему разрешению, коих, по мнению Владлена Семёновича, имперское правительство не предпринимало.
Поэтому после крушения империи и Октябрьского переворота во время гражданской войны две основные стороны конфликта должны были решать национальный вопрос. И здесь, как считает Измозик, красные победили белых. Они сразу стали заигрывать с национальными элитами и движениями, обещая им всё, вплоть до полной автономии и независимости. Конечно, все эти действия были вполне манипулятивными, и при необходимости большевики легко отказывались от своих договорённостей, но на начальном этапе такая политика приносила свои дивиденды, в то время как белые не хотели и слышать ни о какой автономии: для них был важен принцип единой и неделимой России. И не то что бы они в принципе были против независимости тех или иных народов, но они не считали себя имеющими моральное право решать такие вопросы. Борис Колоницкий рассказывает, что в башкирском национальном движении башкиры первоначально были на стороне белых, но после того, как они получили категорический отказ на просьбы о какой-то автономии, то обратились к красным, которые пообещали любую форму независимости, после чего, конечно, башкиры перешли на сторону большевиков. Коммунисты также поддерживали лояльность башкиров льготами, которых не было у русского населения. Поэтому Башкирия жила существенно лучше в трудные годы гражданской войны, чем другие города и сёла, прежде всего, конечно, русские.
Все историки единодушно отвергают тезис, что большевики впоследствии отказались от идеи всемирной революции и сосредоточились на построении национального государства. По мнению учёных, несмотря на то, что взгляды большевиков по разным вопросам могли отличаться, но в своём основании они все оставались марксистами, поэтому всемирная революция, всемирное социалистическое государство всегда были конечными целями социалистического строительства. Такие понятия, как нация и даже государство, с позиции марксизма являются буржуазными и поэтому должны сойти с исторической сцены в справедливом мире будущего. При этом большевики большое внимание уделяли национальному вопросу и активно содействовали формированию национального сознания, оставаясь и здесь последовательными марксистами. Да, новое социалистическое общество должно строиться на основе классового единства, а не национального. Но чтобы в народе сформировался рабочий класс, с помощью которого возможно построение социалистического общества, народ должен пройти этап нациестроительства. То есть этот этап неизбежен. Более того, он является обязательным условием формирования рабочего класса. Поэтому всем малым народам бывшей империи нужно помочь в разрешении национального вопроса, чтобы от него перейти к классовому.
Но был один народ, в развитии национального самосознания которого большевики совершенно не были заинтересованы. Это русский народ, точнее великороссы, самый многочисленный этнос бывшей империи. Дело в том, что все остальные малые народы не представляли для большевиков особой опасности, потому что при обострении и выходе из-под контроля национальной повестки в этих народах всегда была возможность эти народы подавить, в том числе стравливая как с русскими, так и с народностями, живущими поблизости. Но русский народ в количественном и культурном отношении был настолько велик, что представлял единственную реальную угрозу режиму большевиков. Поэтому задачей национальной политики большевиков всегда было подавление национального самосознания русских. Главным врагом внутри страны всегда был, как учил Ленин, «русский великодержавный шовинизм», а по факту сами русские. И главные усилия в национальной и государственной политике была направлены на борьбу с «великодержавным шовинизмом», а по сути с русским народом.
При этом, как утверждает Сергей Волков, нас не должно смущать использование большевиками русской символики и каких-то национальных нарративов, что начал делать Сталин в 1930-е годы. Это тоже носило чисто манипулятивный характер. Но даже при актуализации каких-то русских символов и образов продолжалась борьба с русским народом, он всегда оставался главной угрозой режиму. «Великую страну может объединять или коммунистическая идеология, или имперская идея», – так, по мнению Волкова, рассуждали большевики. Поэтому необходимо было подавлять русское национальное начало, чтобы оно не вышло на первый план в деле объединения страны. Именно страх перед русским народом, по мнению учёного, спровоцировал «Ленинградское дело» – репрессии против партийных и государственных деятелей РСФСР. Оно было связано, как считает историк, с идеей создать российскую коммунистическую партию наряду с союзной и с коммунистическими партиями остальных республик. Дело в том, что РСФСР была единственной республикой Союза, у которой не было своего флага и своей коммунистической партии. Сталин воспринял эту инициативу резко отрицательно. Даже малейший намёк на усиление положения самого многочисленного народа СССР вызывал у партийной верхушки страх.
Все три историка отрицают какую-то преемственность между СССР и Российской империей. Антон Посадский считает, что народ, который своей идентичностью был обязан прежде всего православной вере, и государство, которое при всех оговорках в силу этого всегда было в той или иной степени «православным царством», не могли своим преемником иметь СССР. Антон Посадский считает, что СССР строился на отрицании прежнего государства. И, по его мнению, большевики больше всего боялись силы народа, получившей надолго клеймо «великодержавного шовинизма», что народ бывшей империи захочет эту империю вернуть, то есть вернуть прежнее православное царство.
Поэтому Сергей Волков называет СССР квазигосударством, с чем соглашаются и остальные участники встречи. Для марксистского сознания такие понятия, как «государство», «народ», являются лишь ступенями для создания всемирного социалистического общества. В конечном итоге СССР должен был стать таким общим мировым государством – Республикой планеты Земля. Не имея этой цели, проект СССР просто переставал быть актуальным. В этом контексте у советского государства было только три пути: или реализовать свою цель и стать всемирным государством, или постепенно трансформироваться в национальное государство, пусть и с элементами коммунистической идеологии, что мы видим сейчас в Китае, или развалиться, что произошло у нас. Участники встречи также были солидарны в мнении, что, если бы СССР не распался в 1991 году, то он бы постепенно эволюционировал в более естественное государство. Но вопрос в том, какая бы нация стала государствообразующей? Очевидно, что русская. Но для этого необходима была бы подлинная реабилитация, не только внешняя, русского народа, все эти годы бывшего под прессингом советского государства. Государство должно было формироваться не в борьбе с «великодержавным шовинизмом», а в утверждении титульного народа той или иной страны. Поэтому непонятно, как бы развивался дальше Союз, если бы не было его распада в 1991 году. Если СССР не был преемником Российской империи, то является ли Российская Федерация преемницей СССР? Какая сейчас связь между современной Россией и дореволюционной? Все эти вопросы до сих пор остаются неразрешёнными и требующими ответа.
Хотя сейчас СССР уже и нет, но национальный вопрос так и остаётся кризисным, и последствия этого мы ощущаем на себе и сейчас. На данный момент это касается прежде всего самого многочисленного народа Российской Федерации – русского. В Российской империи русская нация ещё не успела сформироваться, в советской русское национальное самосознание тщательно подавлялось, заменяясь на искусственное советское. Но, как мы сейчас видим, этот эксперимент не удался, советская нация не возникла. Поэтому вопрос нациестроительства до сих пор актуален для России. Но большой вопрос, на чём должна основываться новая русская идентичность. На дореволюционной – невозможно, потому что историческая Россия перестала существовать после 1917 года, и то, что действительно получилось у большевиков, так это максимально дерусифицировать русское население, пусть и эксплуатируя какие-то национальные символы и нарративы. Строить новую русскую идентичность на советской – тоже странно, потому что, как мы это смогли увидеть, советская строилась как антирусская. Поэтому перед нами стоит сейчас очень творческая задача, от выполнения которой зависит дальнейшая судьба России и русского народа.