На этот раз мне очень хотелось бы, чтобы речь шла о вековом юбилее. Но, к сожалению, сто лет тому назад ничего подобного представить было себе нельзя. Потому я предложу иную годовщину: не сто, а сто одиннадцать лет тому назад 28–31 декабря 1911 г. по старому стилю (10–13 января 1912 г. по новому) прошел 1-й (и, к несчастью, единственный) Всероссийский съезд преподавателей древних языков. Посмотрим, какие вопросы там обсуждались. Большая часть отобранного мною материала будет в цитатах (разумеется, здесь и речи не может быть о том, чтобы перечислять все выступления).
1. Первый и последний
Вопросы, которые предполагалось рассмотреть, были таковы: 1) постановка на научную почву преподавания грамматики древних языков, изучая их параллельно с русским; 2) выработка приёмов чтения авторов с вниманием как к логическому анализу их произведений, так и к значительному собранному в последнее время археологическому материалу; 3) обсуждение способов ознакомления учащихся «с античным судебным процессом, историею древней философии, мифологиею, древним искусством, нумизматикою и др.»; 4) помощь в работе со стороны музеев, экскурсий, школьных концертов и спектаклей и т. п. Учёный комитет министерства и сам министр В.Г. Глазов отнеслись к идее сочувственно. Но вопрос был отложен на пять лет из-за отсутствия средств. Летом 1911 г. министр Л.А. Кассо вернулся к идее и предложил разработать для предполагаемого съезда программу. Он желал масштабного и представительного мероприятия. Организационный комитет возглавил председатель Общества акад. В.В. Латышев.
Съезд открылся 28 декабря 1911 г. в Петербурге. Товарищ министра, бар. Михаил Александрович Таубе, приветствуя съезд от имени своего принципала, в здании 3-й гимназии, которую он когда-то окончил, сказал: «Я всё более, господа, убеждался в той непоколебимой истине, что действительно образованного, в европейском смысле, человека мы не можем себе представить без основательного знания древнего мира и его языков». На этом съезде господствовала лояльность: встретив рукоплесканиями речь товарища министра, слушатели трижды исполнили народный гимн и попросили гостя повергнуть к стопам Е. И. В. свои верноподданнические чувства, «искреннюю готовность служить, не щадя сил, истинному просвещению молодого поколения ко благу и славе дорогого отечества».
На съезде присутствовал цвет российской науки и педагогики. В.В. Латышев охарактеризовал новации П.С. Ванновского как «повторение разгрома 1849 года». Густав Густавович Зоргенфрей сообщил о цифрах добровольно изучающих греческий язык. Желающие его изучать «есть, и общее число их не уменьшилось, а даже немного увеличилось… Это увеличение происходит, несмотря на то, что… условия изучения этого языка крайне неблагоприятны: тяжело в зимний день поспевать к 8 час. утра в гимназию…»
2. О вопросах методики и личной унии
Обсуждались вопросы о характере перевода и роли латинского языка для изучения русского. Виталий Осипович Эйнгорн говорил: «мы должны вести своих учеников к тому, чтобы они давали точный и изящный перевод, улавливали бы все тонкие изгибы текста автора, но в то же время давали бы перевод вполне литературный». Это следует делать в интересах владения родным языком. «Значение древних языков заключается вовсе не исключительно в ознакомлении с духом античной жизни, но также и в полном проникновении в дух родного языка». Алексей Василькович Миртов (СПб.) энергично высказался против перевода отдельных фраз, губящих интерес. Вместо них нужны «маленькие рассказы из жизни римлян, где много проявлений благородных чувств». «Средоточием гимназического образования должен быть именно русский язык и русский дух… Латинский язык является огромной помощью, подспорьем в воспитании русского духа». Пётр Степанович Урядинский из Балашова возражал против переводов с русского языка: «В моём лице говорит перед вами голос глухой провинции. Я скажу вам, что в этой провинции – с каким наслаждением! – мы читаем Цицерона… Мы видим, как класс заражается интересом и какие начинаются горячие споры! И вот весь этот интерес и оживление непременно пропадут, когда явятся переводы с русского языка на латинский. Та волна, которая поднимется против этих переводов, она смоет не только их, но и всю античную культуру в русских гимназиях».
Ф.Ф. Зелинский подчеркнул: «Быть может, ошибка старой школы и состояла именно в том, что слишком старались подводить к одному знаменателю различные местные потребности нашего обширного отечества, на обширность которого так любят ссылаться, исправно при этом забывая, что обширность с единообразием совместима только в пустыне».
Тимофей Васильевич Локоть (Киев), по образованию натуралист, выступил с докладом «Древние языки и реформа школы». По его мнению, поход против классицизма – «явное и вопиющее „внесение политики в школу“». Средняя гуманитарная школа должна быть основана на принципе научности, а не на принципе практической полезности, который допустим в реальной, технической школе. Законченность знаний должна отражать идею эволюционности в развитии явлений. Потому здесь ни древние языки, ни естествознание не могут быть выброшены из школьной программы. Объём знаний можно как расширять, так и сужать без ущерба принципу научности. «Главнейшей задачей воспитательной деятельности школы является дисциплинирование учащихся в самом широком смысле этого слова: дисциплинирование воли; дисциплинирование мысли; воспитание и усиление способности к систематическому, дисциплинированному труду; развитие чувства долга, уважения к нему и подчинения ему». Система Д.А. Толстого и поныне должна оставаться основой школьной реформы.
30 декабря председатель В.В. Латышев сообщил о Высочайшей благодарности за выражение Е. И. В. верноподданнических чувств участников съезда, что было встречено восторженным «ура!» всего собрания. С.А. Жебелев прочёл доклад «Средняя школа и историко-филологический факультет». Он не признал тогдашних гимназий классическими. Впрочем, в Петербурге греческий входил в моду. Надо добиваться увеличения числа полноценных классических гимназий и расширения факультативного преподавания греческого в остальных; должен быть усвоен минимум, но усвоен твёрдо. Изучение же культуры без языка есть «пуф». Иосиф Эрнестович Лециус дополнил его соображениями «О личной унии преподавания древних языков с преподаванием других предметов». Он отметил, что перенос начала преподавания латыни на III класс при Ванновском нисколько не улучшил готовность мальчиков к её изучению: «Давало себя чувствовать отсутствие всякой науки в первых классах, ибо наукою, изучение которой требует творческой работы, в младших классах гимназии является только латинский язык». Нужно требовать реформы преподавания русского языка. На потребность в личной унии отвечает подготовка «учителя наук… совмещающего все историко-филологические предметы гимназического курса». Трудность в согласовании научной специализации со школьным энциклопедизмом. Юлиан Андреевич Кулаковский подчеркнул: разгром 1901 г. базировался на неверном принципе связи среднего образования и народного. Обсуждали и методические новации. «Натуральный метод» не встретил всеобщего сочувствия. Подчёркивалось со ссылкой на английский опыт и мнения, что он – действенное орудие в руках исключительно талантливого, блестяще владеющего разговорной латынью преподавателя. Натуральный метод требует много труда и времени, способен лишить латынь основного значения – в развитии мышления.
3. О кружке любителей древности
П.П. Соколов (I С.-Петербургская гимназия) подчеркнул: «Основой гимназического курса древних языков (опять-таки любого типа гимназии) должно являться чтение авторов; ясное, определённое до деталей, базирующееся на достаточно полном изучении грамматики, усвояемой не только ad hoc, но и в её системе, понимание текста – вот тот фундамент школьного классицизма, который является главным оправданием нахождения древних языков в школе и как цель, и как средство». Возраст, в котором ученики приступают к чтению текстов, совпадает с тем, когда они отличаются более вдумчивым и критическим отношением к предмету. «Нередко тот или другой вопрос до такой степени привлекает внимание учащихся, что свои мысли по поводу исследуемой темы они излагают письменно, и таким образом получаются весьма ценные иногда в известных отношениях ученические работы, знакомство с которыми оказывается не безъинтересным и не бесполезным и для прочих сотоварищей данного ученика». Темы работ: «Характеристика Катилины по Саллюстию, Катилинариям Цицерона, драме Ибсена и труду Гастона Буассье „La conjuration de Catilina“»; «Римское общество эпохи Цицерона» (по речам и письмам Цицерона и по книге Г. Буассье «Cicéron et ses amis». Были рефераты по религии Диониса и Аполлона. Разрозненные усилия и интересы приводят к образованию кружка. «Весьма важным педагогическим моментом является в данном случае то обстоятельство, что мысль эта появилась в среде учеников; необходимо, как говорит один из известнейших современных нам педагогов… чтобы инициатива в данном случае с внешней, по крайней мере, стороны принадлежала ученикам. Что до того, что тайным вдохновителем явится преподаватель, надо, чтобы ученикам казалось, что это они самостоятельно возымели мысль о такой научной работе». Без такой формы многие не решатся выступить со своим интересом. Объединение получило название «Кружка друзей древнего мира» с девизом Ad fontes! На заседаниях присутствовало 35–50 учеников. «Обстановка собраний настолько серьёзна, что даже из обихода Кружка исключены по взаимному соглашению внешние знаки одобрения (в виде аплодисментов и т. п.)». Доклады до произнесения подробно обсуждаются с преподавателем и тесно связаны с классной работой. Собрания происходят раз в четверть. Некоторые ученики переводили отрывки из античных авторов или иностранные научные труды. Докладчик приводит забавный эпизод: «Несмотря на тот пиэтет, который старался внушить своим ученикам преподаватель к памяти И.Ф. Анненского… ученик VII кл. Д–г представил отчёт о книге И.Ф. Анненского „Театр Эврипида“, восхищаясь которой, он, тем не менее, указывает на некоторые случаи несогласия перевода с подлинником» (напр., в оригинале, когда поэт переводит «Чёрт с ним с мешком… нам было бы винцо», нет упоминания чёрта). Читались и оригинальные сочинения, посвящённые древности. Прения обычно переносятся на следующее занятие для более основательной подготовки. Вывод был сделан следующий: «1) существование Кружка значительно усиливает интерес к предмету и, оживляя классную работу, является одним из факторов увеличения ученической успешности, 2) существование Кружка даёт выход для стремлений к более подробному ознакомлению с курсом в его деталях, 3) существование Кружка, повышая уровень ученической научной самодеятельности, получает значение не только образовательное, но и воспитательное, 4) существование Кружка, ставя под педагогическое руководство взаимодействие учащихся, в то же время отвечает идеалистической склонности молодых людей к общению».
4. Чего хотели филологи-классики
Резолюции заключались в следующем (отметим их компромиссный, «центристский» характер): «1) Съезд констатирует, что реформа 1901 года, устранившая греческий язык как обязательный предмет из преподавания в гимназиях, не только сильно понизила знания учащихся по древним языкам… но в то же время не повысила успешности по остальным предметам преподавания, а, напротив, уменьшила работоспособность учащихся, развила дилетантизм и верхоглядство, а также содействовала распространению среди учащихся чувства неудовлетворённости школою. 2) Съезд признаёт необходимым, чтобы в тех городах, где имеются средние школы разных типов, по крайней мере одна из них была гимназиею чисто классическою с обоими древними языками, общего для всей России типа. 3) Съезд констатирует, что… греческий язык имеет для России большее культурно-историческое значение, чем латинский, и что поэтому было бы вполне желательно учреждение также и типа эллинистической гимназии с преобладанием в ней греческого языка над латинским… 5) Съезд признаёт в принципе желательною такую постановку преподавания древних языков, при которой чтение авторов, будучи центром преподавания, покоилось бы на прочном фундаменте грамматической подготовки… При этом съезд считает допустимым, в зависимости от индивидуальных способностей преподавателя, введение и некоторых элементов так называемого натурального метода. 6) Съезд находит всестороннее ознакомление с духовною и материальною культурою античного мира (особенно с искусством, литературою и философиею) необходимым элементом классического образования и полагает, что такое ознакомление должно одухотворять все изучение древних языков, но, в то же время, съезд не усматривает необходимости в выделении этого элемента в особый предмет или ряд особых предметов преподавания… 9) Съезд полагает, что учебники грамматики тех языков, которые преподаются в средней школе, должны быть согласованы между собою и не заключать взаимных противоречий…».
5. Несколько слов о социально-педагогическом контексте
Съезды педагогов могли поддерживаться властями и не могли состояться без их санкции, но они отражали внутренние потребности педагогической корпорации и проходили по её инициативе. В этом коренное отличие тогдашней эпохи от советской и нынешней. Математики проводили свой первый съезд примерно в те же самые дни – с 27 декабря 1911 г. по 3 января 1912 г. Они успели провести и второй съезд во время войны – в 1915 году. Преподаватели физики, химии и космографии проходили на рубеже 1913–1914 г. Офицеры-воспитатели кадетских корпусов собирались раньше – в декабре 1908 г. Законоучители светских среднеучебных заведений – в 1909 г. Съезд по экспериментальной педагогике имел место в самом конце 1913 г. Раньше всех собирались преподаватели русского языка в военно-учебных заведениях (22–31 декабря 1903 г.). Первый всероссийский съезд по педагогической психологии прошёл в С.-Петербурге в 1906 г. (31 мая – 4 июня). Петербургское общество грамотности созвало съезд по народному образованию (это было весной 1914 года). Отметим несколько нюансов.
На съезд кадетских русистов пригласили известного профессора И.А. Бодуэна-де-Куртенэ, который изложил свой опыт преподавания грамматики в 1-й С.-Петербургской гимназии. Старшие ученики, по его наблюдениям, до того отупели в гимназии, что были не в состоянии понимать грамматику (в отличие от первоклассников). Маститый лингвист сумел до того раздражить правительство, что оно вынуждено было – редчайший случай для профессоров! – заточить его в тюрьму (впрочем, произошло это много позже съезда). Учёный отличился и на поприще реформы русского правописания; во всяком случае, те, кто его приглашал, вряд ли были в неведении о его позиции. Что касается психологов, то даже в торжественном приветствии ак. В.М. Бехтерева звучали резкие оппозиционные ноты: «Собрались мы на пороге жизни обновлённой России, когда русское общество грозно заявило о невозможности мириться с прежними условиями жизни [и] о необходимости положить новые начала в дело воспитания и образования русского юношества». Один из присутствующих (представитель Союза деятелей по народному образованию) говорил: «Организация, представителем которой я являюсь, выступила вместе с народом добывать ему права и свободу. 12 тысяч учителей ушли на расчистку путей к широкой и плодотворной работе по просвещению народа». Оппозиционные нотки звучали и в выступлениях народных учителей.
На этом фоне филологи-классики выглядели белыми воронами. Они не заметили падения ученического интереса к своим предметам; это впечатление подтверждают конфиденциальные отчёты об экзаменах, в которых говорится: с древними языками проблем нет, они бывают с русским языком (за усиленное преподавание которого так энергично ратовали прогрессисты). Они заботились об интеллектуальной самостоятельности и состоятельности русского народа, которая могла быть обеспечена только соответствующей школой, которую Россия уже имела и от которой в порыве безумия собиралась отказаться. Они не хотели изменения общественного строя – вдоволь насмотревшись на тех, кто предлагал новации в этой области, они имели полное основание таким людям не доверять. И, в общем, вполне закономерно, что именно эта педагогическая корпорация оказалась полностью несовместима с новым порядком, установившимся в стране после торжества революции.