Случилось это при Николае I – правителе, который вошёл в историю как символ тупой военщины, реакции и обскурантизма. Всю свою власть он направил на борьбу с, как бы сейчас сказали, оппозицией и революционными настроениями внутри страны и вражеским окружением извне. На родине его прозвали «Палкиным», а за границей – «жандармом Европы».
Царствование Николая I началось с восстания декабристов, которое он подавил с особой жестокостью и мстительностью, а закончилось позорной Крымской войной, явившей миру отсталость России и ставшей причиной политической изоляции страны. Так что появление комитета, ставшего оплотом «цензурного террора», было вполне в духе того времени.
Император сам выступал в роли главного цензора – пристально и ревностно следил за журналистами, литераторами и самими цензорами, принимал решения «запретить» или «разрешить» и лично назначал наказание. ак, после казни декабристов Николай той же ночью лично судил студента Московского университета Полежаева за сатирическую поэму «Сашка»: молодой поэт был отдан в солдаты и отправлен под пули на Кавказ.
Особое внимание самодержавный цензор уделял книгам и статьям по истории, куда «нередко вкрадываются рассуждения о вопросах государственных и политических», учебникам, и даже произведения искусства не избежали императорской «чистки»: «Николай I расправлялся с художественными сокровищами Эрмитажа, применял к ним политическую цензуру и приказывал удалить из коллекции портреты польских деятелей или “истребить эту обезьяну” – гудоновского Вольтера», – писал историк А.Пресняков.
Картина "Император Николай I, принимающий рапорт генерал-адьютанта князя Алексея Яковлевича Лобанова-Ростовского". Фото: Русский музейРаботы было много (по выражению Пушкина, «кажется, цензоры марают для того, чтоб доказать, что они читают»). В стране была создана целая сеть цензурных ведомств, руководили которыми люди разные, часто незаурядные, каждый со своими представлениями о прекрасном, но одинаково ревностно пользовавшиеся правом запрещать, закрывать, не разрешать. Например, граф Бенкендорф был главным начальником III отделения – органа высшего государственного надзора, политической полиции страны. По его мнению, каждое напечатанное слово должно служить государству. Под особый контроль были взяты писатели и журналисты, за всеми их работами пристально следили, широко применялся подкуп «золотых перьев», создавались провластные издания, писавшие то, что от них требовали сверху.
Граф Уваров, возглавлявший Министерство народного просвещения, был человеком образованным и действительно много сделавшим для образования. Но, по воспоминаниям современников, в годы его управления Министерство народного просвещения было просто задавлено цензурой – она была «самой тяжёлой и ответственной обязанностью» ведомства. Вступая в должность министра, Уваров произнёс фразу, которая до сих пор служит формулой государственности: «Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединённом духе православия, самодержавия и народности». Вся учебная литература должна была соответствовать. С энергией, достойной лучшего применения, Уваров-цензор боролся за «сооружение и умножение умственных плотин против вторжения разрушительных европейских идей». Под его руководством жесточайшему контролю подвергались не только учебники и иностранные издания, «проникнутые ложной нравственностью». Особое внимание он уделял журналистике, требуя у подчинённых не дозволять никаких статей, которые могут «внушить неприязненное отношение к правительству и вообще к высшим сословиям и званиям в государстве». Уваров закрыл ряд ведущих журналов тех лет, в том числе «Телескоп», опубликовавший «Философские письма» Чаадаева (его редактор Надеждин был выслан под надзор полиции в Усть-Сысольск).
Портер Графа Уварова кисти Я. К. Каневского. Фото: ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАННу и самый карикатурный персонаж эпохи «цензурного террора» – председатель комитета иностранной цензуры Александр Красовский, «казённый человек», чьё ханжество и невежество стали нарицательными. Современники собрали коллекцию самых нелепых плодов его цензурного труда. Например, он запретил печатать статью «О вредности грибов» как наносящую вред православию, так как «грибы – постная пища православных, и писать о вредности их – значит подрывать веру и распространять неверие». Почти под каждой записью с предложением цензора из комитета дозволить то или иное сочинение в России стояло вето Красовского «А г. Председатель полагает безопаснее запретить». Он распорядился досматривать даже макулатуру, в которой присылались книги из-за границы. Министр народного просвещения Уваров говорил: «Красовский у меня, как цепная собака, за которою я сплю спокойно». О Красовском ходили анекдоты, слагались эпиграммы и басни. «Вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову, – писал Пушкин в письме Давыдову в августе 1836 года. – Тяжело, нечего сказать. И с одною цензурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырёх? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче».
Портрет Александра Красовского кисти К. Ф. Юшкевича-Стаховского. Фото: Лебединский городской художественный музей им. Б. К. РудневаНо оказалось, что может быть и хуже. Так, в 1848 году, когда Европа была охвачена революцией, самодержавный цензор Николай I решил, что прежних мер недостаточно, и распорядился: «Необходимо составить комитет, чтобы рассмотреть, правильно ли действует цензура и издаваемые журналы соблюдают ли данные каждому программы».
В апреле был создан Секретный комитет, называемый в народе «бутурлинским» по имени председателя – графа Д.П. Бутурлина. Как и император, это был человек с милитаристским менталитетом, генерал-майор, автор исторических трудов на военную тематику, по характеристике князя П.А. Вяземского, «человек умный и с способностями, с большими предубеждениями; сердца, полагаю, довольно жёсткого и честолюбия, на многое готового…».
Надзор комитета распространялся на все печатные издания, даже на объявления, приглашения и извещения, на литографируемые для учебных заведений пособия и руководства, ранее не подлежавшие цензуре. Принялся за работу «Бутурлинский комитет» с большим размахом, особое внимание уделялось «скрытому» смыслу сочинений.
Портрет графа Д.П. Бутурлина. Фото: общественное достояниеК печати запрещались «всякие, хотя бы и косвенные, порицания действий или распоряжений правительства и установлений властей», «разбор и порицание существующего законодательства», статьи о конституциях и выборах иностранных государств, о народной воле, о требованиях и нуждах рабочих классов, статьи за университеты и против них, о подании голосов солдатами, по истории смут и народных восстаний и т.д. и т.п.
14 мая вышло высочайшее повеление, по которому цензоры должны были секретно предоставлять в III отделение сочинения, в которых обнаружено что-то «вредное в политическом или нравственном отношении». По докладам комитета был сослан в Вятку Салтыков-Щедрин, выслан в Спасское-Лутовиново Тургенев, закрыто множество журналов.
Деятельность комитета, его бдительность и подозрительность не имели границ: в 1851 году Главное управление цензурного комитета, например, обсуждало вопрос о цензурировании нотных знаков, под которыми «могут быть сокрыты злонамеренные сочинения». Бутурлин усмотрел демократический характер в Евангелии, а в формуле «официальной народности» – революционность.
Время «цензурного террора» – 1840–1850-е годы – называют чёрной полосой отечественной культуры. Зато, как считают некоторые исследователи, ограничения повлияли на качество русской литературы и читателя. «В русской литературе отмечают особую ёмкость, многозначность слова, большую глубину контекста, широкую палитру эвфемизмов, намёков, аллюзий, аллегорий и т.п., – пишет историк, книговед В.И. Харламов. – Такая литература не могла не породить и особенного читателя, думающего и додумывающего, активного… Такая литература могла родиться только в России, которую до поры до времени трудно было представить без цензуры. Цензура была органична для России» (цитируется по книге Г.В. Жиркова «История цензуры в России»).
Деятельность комитета закончилась в 1855 году вместе с эпохой Николая I. Но не закончилась вместе с эпохой российская цензура, да и началась она, конечно, задолго до Палкина. Как и репрессии за неудобные властям мысли и слова.
