Идеологом и разработчиком нового образовательного курса был И.И. Бецкий. Ключевым для взглядов Бецкого является «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества, конфирмованное Е.И. В. 1764 года Марта 12 дня».
1. Из «Генерального учреждения»
Всемилостивейшая Государыня!
Редко великие Государи о таких делах крайнее имеют попечение, которых плоды медлительны и которые, чем большую обещают пользу для потомства, тем большего труда и неистощимого великодушия требуют. Слава скоротекущих дел чаще упражняет самые величайшие души: в ней находят они и скорое подвигов своих воздаяние, и новое к оным поощрение.
Преодолеть суеверие веков, дать народу своему новое воспитание и, так сказать, новое порождение есть дело, совокупленное с невероятными трудами, а прямая оных польза остается вся потомству. О сем однакож наибольшее изволите В. И. В. прилагать старание…
Таково точно учреждение в Москве воспитательного дома под Монаршим В. И. В покровительством. Там прозорливое Ваше намерение к тому клонется, чтоб бедных и неповинных младенцев от пагубы, а немилосердых убийц от смертного избавить греха; и таких людей обществу полезными зделать, кои были в тягость оному своими пороками и своею жизнию.
Таковы и ныне вновь Монаршие попечения, в которых, не знаю, изъяснил ли я слабым моим писанием В. И. В. намерения, каким образом учредить в России воспитательные Училища; но то знаю, что все меры употребил тщательно стараясь изобразить изустно повеления и высокие мысли Августейшей моей Монархини, как следует: С давного уже времени имеет Россия Академию и разные училища, и много употреблено иждивения на посылку Российского юношества для обучения наукам и художествам; но мало, буде не совсем ничего, существительных от того плодов собрано.
Разбирая прямые тому причины, не можем мы жаловаться на Провидение и малую в Российском народе к наукам и художествам способность: но можно неоспоримо доказать, что к достижению того непрямые токмо пути избраны были, а чего совсем не доставало, о том совсем и помышляемо не было…
Искуство доказало, что один только украшенный или просвещенный науками разум не делает еще доброго и прямого Гражданина: но во многих случаях паче во вред бывает, есть ли кто от самых нежных юности своей лет воспитан не в добродетелях, и твердо оные в сердце его не вкоренены; а небрежением того и ежедневными дурными примерами привыкает он к мотовству, своевольству, бесчестному лакомству и непослушанию. При таком недостатке смело утвердить можно, что прямого в науках и художествах успеха, и третьего степени людей в Государстве ожидать, всуе себя и ласкать.
По сему ясно, что корень всему злу и добру Воспитание: достигнуть же последнего, с успехом и с твердым исполнением не инако можно, как избрать средства к тому прямые и основательные.
Держась сего неоспоримого правила, единое токмо средство остается, то есть произвести сперва способом Воспитания, так сказать, новую породу, или новых отцов и матерей, которые могли бы детям своим те же прямые и основательные воспитания правила в сердце вселить, какие получили они сами, и от них дети предали бы паки своим детям, и так следуя из родов в роды в будущие веки.
Великое сие намерение исполнить, нет совсем иного способа, как завести воспитательные училища для обоего пола детей, которых принимать отнюдь не старее, как по пятому и по шестому году. Излишно было бы доказывать, что те самые годы начинает дитя приходить в познание из неведения, а еще нерассудительнее верить, яко бы по прошествии сих лет еще можно поправить в человеке худой нрав, чем он уже заразился, и, поправляя его, те правила добродетелей твердо в сердце его вкоренять, кои ему иметь было потребно.
И так о воспитании юношества пещися должно неусыпными трудами, начиная, как выше показано, от пятого и шестого до семнадцати и двадцати лет безвыходного в училищах пребывания. Во все же то время не иметь им ни малейшего с другими сообщения, так что и самые ближние сродники хотя и могут их видеть в назначенные дни, но не инако как в самом училище, и то в присутствии их Начальников. Ибо неоспоримо,что частое с людьми без разбору обхождение вне и внутрь онаго весьма вредительно, а наипаче во время воспитания такого юношества, которое долженствует непрестанно взирать на подаваемые примеры и образцы добродетелей.
При сих воспитательных учреждениях перьвое прилагать должно старание, чтоб вселять в юношество страх Божий, утверждать сердце в похвальных склонностях и приучать их к основательным и приличествующим состоянию их правилам: возбуждать в них охоту к трудолюбию, и чтоб страшились праздности как источника всякого зла и заблуждения: научить пристойному в делах их и разговорах поведению, учтивости, благопристойности, соболезнованию о бедных, несчастливых и отвращению от всяких продерзостей: обучать их домостроительству во всех оного подробностях, и сколько в оном есть полезного: особливо же вкоренять в них собственную склонность к опрятности и чистоте как на самих себе, так и на принадлежащих к ним; одним словом, всем тем добродетелям и качествам, кои принадлежат к доброму воспитанию и которыми в свое время могут они быть прямыми гражданами, полезными общества членами, и служить оному украшением.
Такие и тому подобные правила, когда посеются в сердцах воспитываемого юношества, надеяться можно, тем лучший плод произведут, что согласоваться будут с младостию и непорочностию их возраста. Просвещая при том их разум науками и художествами по природе, полу и склонности каждого, обучаемы быть должны с примечанием таким, что, прежде нежели отрока обучать какому художеству, ремеслу или науке, надлежит рассмотреть его склонности и охоту, и выбор оных оставить ему самому. Душевные его склонности всемерно долженствуют в том над всеми прочими уважениями преимуществовать, ибо давно доказано, что не предуспеет он ни в чем том, чему будет прилежать по неволе, а не по своему желанию.
При том весьма еще важное примечание иметь должно в сих воспитательных Училищах, то есть: дабы для юношества все то наблюдаемо было, что к жизни, целости здравия и крепости сложения служить может, как то, в построенных жилищах приводом чистого воздуха, неупотреблением всякаго звания медной посуды, так же и всякими невинными забавами и играми оное юношество увеселять, и чрез то мысли его приводить всегда в ободрение, а, напротив того, искоренять все то, что токмо скукою, задумчивостию и прискорбием назваться может; и сего правила из памяти не выпускать.
От сих перьвых учреждений зависит все воспитание, какое дано будет перьвому от оных новой породы происхождению. По чему само собою понятно, какая потребна осторожность и благоразумие в выборе Учителей и Учительниц, а особливо главных над воспитательными училищами Директоров и Правителей. В последних сих вся важность и затруднение состоит: им надобно быть всем известной и доказанной честности и праводушия, а поведение их и нравы долженствуют быть наперед ведомы и непорочны; особливо же надлежит им быть терпеливым, рассмотрительным, твердым и правосудным, и, одним словом, таковыми, чтоб воспитывающееся юношество любило их и почитало, и во всем доброй от них пример получало…
2. Воспитательные дома
Открытие Московского воспитательного дома преследовало двойную – социально-филантропическую – цель. Это акт, который относится к истории медицины и истории благотворительности, собственно, больше, чем к истории педагогики. С одной стороны, это был один из возможных способов сохранить население страны; в этом смысле Екатерина ІІ и Бецкий не являлись первопроходцами, уже при Елизавете было понимание необходимости такого рода учреждений. С другой – именно это учреждение позволяло в наибольшей степени поэкспериментировать с созданием «третьего степени» людей. Признавая всех юных подкидышей лично свободными и имея возможность не считаться с влиянием семьи и сословными предрассудками, правительство располагало полной свободой в выборе воспитательных средств и целей. Бецкий писал Императрице: «всеподданнейше прошу дозволить мне всемилостивейше представить способ не токмо к доброму и полезному воспитанию сих бедствующих, но и ко отвращению множества убийств, которые как над произошедшими уже на свет, так и над заключенными еще в матерней утробе младенцами бесчеловечно предприемлются <…> Учреждением особливого дома по примеру тех, которые имел я случай в Голандии, Франции, Италии и в прочих местах видеть, могут не токмо вышеозначенные злодейства вовсе истребиться, но еще приносимые в оной младенцы с выгодою и пользою воспитаны быть: чрез что со временем уменьшится и число шатающихся по всем улицам и безстыдно нищенствующих молодых людей, которые обыкновенно к великоторой тягости подданных в возраст приходят, и жизнь свою потом от нещастного воспитания злоключительно окончивают».
В Манифесте императрицы от 1 сентября 1763 г. говорилось: «Объявляем всем и каждому. Призрение бедных и попечение о умножении полезных обществу жителей, суть две верховные должности и добродетели каждого Боголюбивого Владетеля. Мы, питая их всегда в Нашем сердце, восхотели конфирмовать ныне представленный Нам Генералом-Порутчиком Бецким проект с планом о построении и учреждении общим подаянием в Москве как древней столице Империи Нашей Воспитательного дома, для приносных детей с особливым госпиталем сирым и неимущим родильницам… надеемся, что прямые дети Отечества, Наши подданные, последуя Евангельской любви к ближнему, гражданскому обязательству к общей пользе, и Нашему собственному с любезным Нашим Сыном и Наследником примеру, каждой по возможности своей потщится снабдевать Боголюбивым подаянием, как на строение сего дома, так и на содержание сего общего добродетельного дела, дабы и самые уже ближние Наши потомки, к славе Нашего века, могли пользоваться из того действительными плодами». Св. Синод обратился ко всем архиереям, чтобы они проповедовали сами и поручали проповедовать священникам о благотворительности для спасения несчастных детей, чтобы приносимых к ним младенцев тотчас крестили и отдавали их честным и богобоязненным людям для вскормления до тех пор, пока они будут отосланы в Воспитательный дом. Торжественная закладка здания, которому было суждено стать крупнейшим в Москве до конца императорского периода, состоялась в день рождения императрицы, 21 апреля 1764 г.
Во главе дела был поставлен Опекунский совет, который с 1772 г. также управлял банковскими учреждениями – Ссудной, Сохранной и Вдовьей казнами. Непосредственное управление осуществлял Главный надзиратель под руководством Почетного опекуна.
Учебная программа содержится в акте «Показание чему учиться питомцам обоего пола». Она включала: «I. Познание веры, Рисовать, Читать, Писать, Арифметика, География, Искусство вести счетные книги, Правила Гражданской жизни, управляемой законами Отечества. ІІ. Манифактуры, Фабрики, Коммерция, Садовничество и прочие искусства, до Экономии принадлежащие, Изящные художества тем, кои к сему способны, Рукоделия женскому полу принадлежащие». Раздел III «О обучении детей от пяти лет возраста, пока сами одеваться могут» содержит критику тогдашнего обращения с маленькими детьми: «Все отцы, матери, начальники и приставники обыкновенно стараются обучать детей, как скоро начинают говорить. Иные заставляют их непременно твердить молитвы и проч. Намерение само в себе хорошее: но безвременное в том упражнение вредит слабому еще понятию детскому. Другие напротив того, как и большая часть невежеством ослепленных матерей, кормилиц, бабушек и прочих, во удовольствие себе поставляют рассказывать им привидения от страшилищ, действия власти диавола, договоры между ним и ворожеями, их таинства, повести о колдуньях и множество других басней, не меньше смешных, как и безумных, которые происходят только от воображения простолюдинов, заразившихся предуверениями». Все вышесказанное, по мнению Бецкого, вредно для детей. Их «нужно побуждать и слушать со вниманием изъяснения, что есть Бог всемогущий, создавший нас, устроивший к благополучию нашему всё, что мы чувствуем; вкоренять в них склонность повиноваться без досады; препятствовать им бить всякое животное, оказывать злость сверстникам своим». Раздел IV – «Обучение детей познанию веры, рисовать, читать и писать с того времени, как сами одеваются».
Очень интересен далеко выходящий за рамки своего заглавия раздел VI – «Надобно ли в сем заведении девочкам учиться тому, что для мальчиков сказано?» Бецкий пишет: «Мы, мужчины, столь тщеславимся превосходством в крепости сил своих, столь горды и притом столь упрямы и неправосудны, что и в приобретении наставлений, к просвещению разума потребных, препятствуем такому полу, которому мы, как выше показано, за все одолжены. Сын знатной особы изнуряется большим числом учителей, для чего? Для того, что такой отец приличное дворянству учение признает необходимо нужным, рассуждая, что сын его без сей науки не может отправлять должностей по чинам в армии, во флоте либо при дворе. Имея крепостных людей, не думает он, чтоб они полезны и надобны были к иному чему, кроме обыкновенной в доме службы, либо за ним ездить. Утверждает при том смело, что наставление в нравоучении, касающемся до гражданской жизни, им не только непотребно, но еще неполезно и вовсе не надобно. В заключении суровым голосом скажет: „Не хочу, чтобы философами были те, кои мне служить должны“.
Коль беден человек, таким образом ослепившийся! Иль того не видишь, что тот самый крепостный, которого ты столь презираешь и всеми мерами делаешь свирепым зверем, первый будет наставник твоему сыну, в котором, однако ж, ты все свое полагаешь благополучие и всю надежду. Тот самый крепостный или крепостная первый будет наперсник или наперсница, первый друг или подруга сыну твоему или дочери твоей. Дети твои, коих ты любишь, как утробу свою, напитаются с первым млеком в первые годы возраста всеми пороками, всею грубостию, всеми худыми разговорами от сих рабов, которых столь гордо и столь надменно пренебрегаешь. Дети твои будут у них в руках и в полной власти до самого юношества и далее. От сообщества с ними наследствуют они невежество, свирепство, развратные нравы: в их мысли вперяются рассказы тем гнуснейшие и тем опаснейшие, чем величавее и суровее поступаешь с рабами.
Такие-то плоды приобретает человек, воспитанный там, где глупость и коварство, где общества подлых рабов, несмысленных кормилиц и бесстыдных служанок обитают».
Раздел VII посвящен – со ссылкой на Локка – «надобности учить детей искусству вести счет купеческой, называемый бухгалтерским», и, наконец, в разделе VIII – «Как поступать с учителями и приставниками?» – Бецкий рассматривает желательные качества педагогического и обслуживающего персонала. Завершается глава трезвым, – впрочем, только до известной степени – заключительным аккордом: «Может быть, нужда велит нам довольствоваться тем только, чтоб приставники не подвержены были хотя двум сим мерзким и в простом народе столь сильно вкоренившимся порокам, а именно: пьянству и праздности, счастливы будем еще, когда, избежав сея язвы, одарены будут хотя мало кротостию и здравым разумом, дабы по крайней мере в состоянии были следовать письменным инструкциям». Широкие образовательные планы, по-видимому, остались в основном на бумаге: образование ограничивалось чтением, письмом, первыми правилами арифметики и наставлением в законе веры, пишет историк Воспитательного дома.
Бичом Воспитательного дома стала высокая смертность.
Чтобы снизить её, младенцев раздавали по деревням, нанимая для них кормилиц. Предварительное объяснение, присланное Бецким в Опекунский Совет в декабре 1788 г., гласило: «Как в рассуждении великого множества приносных детей здесь и в Москве оные все не могут быть помещены в Доме, а из них самого крепкого сложения отдаются по деревням на вскормление до трех и четырех лет, и для того, сверх предписанных в Плане, учрежден новый чиновник, по исправлению своему весьма важный, под названием разъездный надзиратель. Должность его, о которой в данной ему особой инструкции подробно изъяснено, в том состоит, чтобы по деревням разъезжать, и с крайним попечением стараться о сохранении здоровья детей, подавая крестьянам наставление, каким образом поступать».
К концу екатерининской эпохи – в 1796 г. – в 269 селениях Московской губернии на попечении 1680 кормилиц находилось 2039 детей. Всего за екатерининскую эпоху было отдано 32823 ребенка, из них умерло 26055, возвращено в Воспитательный дом 5417 и осталось в деревнях к следующему году 1351. Несмотря на все трудности, опыт решили распространить и на Петербург, где Воспитательный дом был торжественно открыт в 1770 г.
В 1784 г., больше чем через 20 лет после Манифеста об основании, Дом отчитался о плодах своей деятельности:
«Сей Дом в вышеозначенные здесь годы выпусками воспитанников и воспитанниц более 700 произвел плоды посеянного спасительным благотворением Нашей Всемилостивейшей Государыни воспитания, клонящегося к пользам Общества. Из сего числа воспитанники приуготовленные по мере их природных дарований к разным искуствам, художествам и ремеслам, ныне по добровольному их желанию осталися при Доме и употреблены к заведенным в оном фабрикам, манифактурам и мастерствам; иные употребили себя писцами в разные комманды; некоторые определяся в лекарские ученики, ныне по признанным в них способностям произведены лекарями; иные обучившиеся бухгалтерии приняты в купеческие конторы; иные определилися к театрам, как в Санктпетербурге, так и в Москве актерами, музыкантами и танцовщиками, многие избрали состояние ремесленников во всяких родах мастерств и вольными иностранными мастерами, с такою же охотою, как иностранцы принимаются; те же, кои оказали склонность отличную к свободным художествам, определены в академию художеств, для приведения в совершенство их природных дарований. Равномерно и воспитанницы, обученные разным рукоделиям и знаниям до их пола касающимся; многие по желанию госпож приняты с удовольствием к разным услугам в их домы, а иные к Обществу благородных девиц для разных должностей, кои с желаемым успехом исправляют, некоторые определилися к театрам же в актрисы, певицы и танцовщицы, а многие употреблены при Санктпетербургском Воспитательном Доме, для обучения в вышепомянутом здесь заведенном Училище искуству повивальных бабок и акушерству, а наконец, многие из них вышли уже и в замужество, как за добропорядочных мещан, так и служащих разного звания людей. Сверх вышеписанного числа еще немалое число в нынешнем году обоего пола воспитанников имеют быть выпущены.
Между тем учрежденное при оном же Доме Коммерческое Училище, уготовляющее граждан в сей части столь необходимой Государствам от нынешнего 1785 года впредь чрез три года, выпуском совершивших положенное время сего воспитания, надеется представить купечествующему обществу людей, могущих в оное быть с пользою употребленными».
Скептик же А.А. Дегуров, один из историков Воспитательного дома, отмечая дурные последствия воспитания сирот и незаменимость семьи, писал: «Мир, в котором они живут, дает им ложное понятие о действительном мире, и мечты исчезают по мере знакомства их с действительностью: тогда суетное тщеславие, возбужденное в них понятием о свободном состоянии, навлекает на них большею частию от тех, у кого они находятся, одно презрительное и суровое обращение… они употребляют во зло свою независимость, вскоре предаются разврату и бедственно кончают жизнь, которую могли бы провести честно и счастливо, если бы они получили семейное воспитание».
3. Смольный институт (Воспитательное общество)
Екатерина Алексеевна задумывалась о женском образовании, ещё будучи великой княгиней. Вопрос стоял об использовании французского опыта – Сен-Сира на русской почве. Впрочем, историк Смольного института Н. П. Черепнин пишет: «Существует взгляд, что Смольный был учрежден Екатериной по образцу Saint-Cyr’а. Этот взгляд имеет основание, но далеко не в той степени, как это принято думать, и никогда Воспитательное общество не было копией Saint-Cyr’а, как никогда сама Императрица екатерина не разделяла взглядов madame de Maintenon». Инициатор и руководитель проекта И. И. Бецкий разработал Устав, который и был принят комиссией в составе кн. Я. Шаховского, С. Гагарина и А. Голицына и гр. Н. Панина, Э. Миниха и Г. Орлова. Комиссия нашла в проекте “истинную государственную пользу, соединенную с христианским человеколюбием”».
Воспитанницы разделялись на четыре возраста. От 6 до 9 лет они должны были носить одежду «коришневого цвету» и учиться: закону и катехизису, всем частям воспитания и благонравия, российскому и иностранному языку, арифметике, рисованию, танцам, «музыке вокальной и инструментальной», и «шитью и вязанью всякого рода». Во втором – 9–12 лет, голубое платье, к прежним предметам прибавлялись география, история и «некоторая часть экономии, или домостроительства». Третий класс – девочки 12–15 лет – носил платье «сероватого цвету»; к прежней программе добавлялись «словесные науки, к коим принадлежит чтение исторических и нравоучительных книг», часть архитектуры и геральдики. Ученицы этого возраста, как было сказано, «зачинают действительно вступать в экономию по очереди». Ученицы четвёртого класса – девочки 15–18 лет, носившие белые платья, – должны были обладать «знанием совершенным закона», знать «все правила доброго воспитания, благонравия, светского обхождения и учтивости», повторять прежние науки, в которых не достигли ещё совершенного знания, и вступать по очереди во все части экономии.
Учительницам не следовало позволять девицам важничать или, напротив, предаваться унынию. Прежде всего воспитательницы пеклись о вере учениц. Светские же добродетели таковы: «повиновение начальствующим, взаимная учтивость, кротость, воздержание, равенственное в благонравии поведение, чистое, к добру склонное и праводушное сердце, и напоследок благородным особам приличная скромность и великодушие, и одним словом, удаление от всего того, что гордостию и самолюбием назваться может».
Институт (открытый для благородных девиц в 1764 г.) был размещён в недостроенном Смольном Воскресенском Новодевичьем монастыре, заложенном при Елизавете Петровне. Екатерина намеревалась поместить здесь Воспитательный институт, не упраздняя монастырь, но желала видеть в общине только таких монахинь, которые могли бы быть для него полезны.
31 января 1765 г. был высочайше утверждён проект Бецкого о создании особого училища для девушек недворянского происхождения с программой, больше делающей акцент на ремёслах, мастерстве и рукоделии.
Вот несколько примеров институтских забав. Екатерина II так описывала в письме к Вольтеру посещение Смольного: «Наши девицы играют трагедии и комедии: оне в прошлом году играли Заиру, а на нынешней маслянице – Семиру, русскую трагедию, лучшее в этом роде сочинение г. Сумарокова… Я должна, впрочем, сознаться, что эти девицы прелестны по отзыву всех, кто их видит. Между ними есть 14-ти и 15-ти-летние… Не знаю, выйдут ли из этого батальона девиц, как вы называете их, амазонки, но мы очень далеки от мысли образовать из них монашенок: мы воспитываем их, напротив, так, чтобы оне могли украсить семейства, в которые вступят; мы не хотим их сделать ни жеманными, ни кокетками, но любезными и способными воспитывать своих собственных детей и иметь попечение о своем доме».
Изоляция от того общества, в котором девушки выросли, всё же не предполагала изоляции от общества в принципе. Императрица стремилась создать для смолянок избранный круг общения. Особо торжественные собрания приурочивались к 21 апреля, дню рождения императрицы. На это собрание приглашались придворные, иностранные дипломаты, высшие военные и гражданские чины. Воспитанницы произносили речи на четырёх языках, объявлялись списки отличившихся в течение года. В мае 1773 г. была устроена прогулка на шлюпках к Летнему саду, описанная в Санкт-Петербургских ведомостях (прибавление к № 45): «…пошли в Эрмитаж и там, осмотря сей дом и убранные картинами галлереи, присовокупленные к Эрмитажу, шли по невскому каменному берегу… При входе их в сад его светлость кн. Г.Г. Орлов сделал им весьма приятную встречу, которая очень полюбилась не только сим девицам, но и всеми гуляющими была отменно похвалена. Он нарочно приготовил для их приезду, в одной закрытой куртине, роговую музыку и приказал так скоро заиграть, как девицы в сад вступят… Тут большое внимание их было ко мраморным статуям, кои, осматривая, делали примечания и рассуждали знающим и похвальным образом о скульптуре, равно как приметно было их знание из рассуждений о живописи и о историях картин, которые они смотрели, будучи в Эрмитаже и в присовокупленных к нему галлереях». Такого рода прогулки предпринимались и в более позднюю эпоху. Принимая у себя кадетов, смолянки и сами посещали устраиваемые теми балы и маскарады.
Что же дала эта – не такая уж полная и последовательная – изоляция? Н.И. Греч впоследствии писал: «Воспитанницы первых выпусков Смольного монастыря, набитые учёностью, вовсе не знали света и забавляли публику своими наивностями, спрашивая, например: где то дерево, на котором растёт белый хлеб? По этому случаю сочинены были к портрету Бецкого вирши:
Иван Иваныч Бецкий
Человек немецкий,
Носил мундир шведский,
Воспитатель детский,
В двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур,
Набитых дур».
Это, конечно же, преувеличение (что касается «набитые учёностью» – в особенности). Да и вообще воспоминания – опасный исторический источник (впрочем, процитированные стихи достоверны, Греч не сочинял их сам). Выпускницы института безусловно относились к числу наиболее образованных представительниц общества – правда, прежде всего потому, что не слишком высока была конкуренция. Опасность оторванности от окружающего мира, однако же, подмечена верно.
…И Воспитательные дома, и Смольный институт были – при всех своих недостатках – чрезвычайно полезными учебно-воспитательными заведениями. Но польза их проистекала не из идеологии.