Стены дворцов дореволюционной России украшались шелками, создание которых – кропотливая и тонкая работа. Чтобы обновить обойные шелка сегодня, усадьбы и дворцы, превращённые в музеи, делают заказы за несколько лет до желаемой даты. Изготавливают ткани по технологиям XVIII века в единственной сохранившейся мастерской в России, на территории Новоспасского ставропигиального монастыря в центре Москвы. И именно этой мастерской сегодня грозит уничтожение. В подробностях истории разбирался корреспондент «Стола».
Печать древности
Мастерская в Новоспасском монастыре появилась в 1947 году сразу после окончания Великой Отечественной войны, когда в стране возникла проблема восстановления разрушенных усадеб и музеев. По сохранившимся элементам или даже фотографиям мастерицы стали восстанавливать рисунки обойных шелков и мебельной обивки. Таким образом удалось воссоздать залы Петергофа, Эрмитажа, Коломенского, Кусково, Юсуповского дворца, Большого и малого театров. Впечатляющий список, не правда ли?
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛСегодня, чтобы попасть в мастерскую, нужно обойти храм Новоспасского монастыря. Перед нами вырастает двухэтажное здание из белого кирпича. Когда-то здесь были монашеские кельи. Однако в 1918 году монастырь закрыли, а после войны разместили мастеров «Союзреставрации», причём рядом открылась даже мебельная фабрика. В 90-х помещения вернули Русской православной церкви, и мануфактура, куда мы с вами направляемся, осталась единственной, сохранившей своё место.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛВстречает посетителей начальник отдела по восстановлению старинных тканей в составе Музея Востока Галина Симакова. Она проводит нас на второй этаж – в комнату, где трудится главный художник-реставратор Надежда Стоянова. Её рабочее место больше похоже на кабинет главного хранителя музея, потому что письменный стол окружают полотна разноцветного шёлка, в шкафу – бесчисленное множество образцов и заготовок. Сама Надежда уверяет, что она одна из тех счастливиц, кто реализовал свои мечты. Всё детство провела в музеях с отцом-архитектором и представляла, как сама создаёт нетленные шедевры. И вот больше полувека она помогает ценнейшим музейным экспонатам обрести вторую жизнь.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛ«Я сейчас делаю рисунок ткани 49 года из усадьбы Кусково, из парадной спальни. У нас ничего не сохранилось с того времени, а образец очень маленький. Приходится заново рисовать. Мне ещё нужно пять ярусов сделать на десяти ватманских листах, чтобы каждая нитка оказалась на своём месте. Здесь будет 16 цветов», – рассказывает Надежда Стоянова.
Тут же художник показывает другой образец: «Вот это часть обивки мебели из президентской ложи Большого театра. Мы сейчас приступаем к работе над этой тканью. Но не знаю, успеем ли, потому что на изготовление необходимо полгода. Пока только основу делаем, красим».
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛПочти ювелирное производство
Проходим на производство. Первым делом нас ведут в насекальный цех. Сюда Надежда Стоянова отправляет готовые рисунки, чтобы мастера изготовили так называемые перфокарты. Это своего рода компьютерная программа, только вместо ноликов и единиц состоит из отверстий, а вместо системного диска потом отправляется на ткацкий станок. Одна строчка – одно движение челнока. Для ткани, состоящей из десяти цветов, только на один ряд уходит десяток перфокарт. Такая работа может занимать два–три года. Все зависит от сложности рисунка.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛПроходим в красильный цех. Это помещение с двумя огромными чанами, над которыми висят разноцветные нити. «Уток для Павловска», – объясняют мастера. С первого взгляда ощущение, словно над ванной висит большое количество париков, настолько шёлковые нити тонкие. Тутовый шелкопряд закупают в Китае. Сначала его варят, потом промывают, после этого красят. Процесс занимает несколько дней – и он один из самых оперативных на мануфактуре.
Работать с тонким материалом в таких объёмах, как это делают здесь, – целая наука. Только представьте: в основе ткани может быть от пяти до двадцати двух тысяч нитей.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛРазматывают тончайший шёлк на специальных станках. По машинам, кстати, тоже можно историю изучать. Некоторые их детали ещё помнят фабрику купцов Сапожниковых. Её мастера начинали работать на мануфактуре, а станки собирали из того, что осталось от некогда крупного ткацкого производства. Сейчас такие запчасти, конечно, не найти: тяжёлые, чугунные. Вес одной машины может превышать полтонны. Зато такие станки гарантированно выпускают качественные ткани. Они выдерживают любые нагрузки, в отличие от пластиковых последователей, которые часто грешат неровными швами.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛМастера без мастерской
Итак, осмотрев первый этаж производства, поднимаемся наверх. Вместе с Надеждой Стояновой нас сопровождает её сын и главный мастер Сергей Стоянов. Он, можно сказать, ребёнок мастерской. Попал на производство в четыре года, когда приходил к матери на работу. Много лет спустя, вернувшись из армии, пришёл сюда трудиться, да так и остался. На предприятии уже 30 лет. Занимается обслуживанием, ремонтом и наладкой всего оборудования.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛСергей сообщает, что каждый станок, как музыкальный инструмент, обладает своим звуком и даже, как человек, – своим нравом: «Я издалека слышу, если звук станка меняется. Понимаю: что-то не так. Но просто отремонтировать его не получится. Иногда впопыхах подходишь, подтягиваешь какие-то гайки, и он не идёт. Приходится оставить все дела, уделить ему внимание. Крутишь те же самые гайки – и он начинает работать».
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛС ужасом Сергей показывает разобранные станки. На них планировали изготавливать шёлковые обои для куропаточной гостиной Петергофа. «Я про этих куропаток слышал, как сюда пришёл. Думал, вот сделаю их – и помирать не страшно. Была мечта всей жизни. А тут началось вот это всё. Хоть плачь», – сетует Сергей.
Про куропаточную гостиную рассказывала нам и Надежда Стоянова. Среди императорских покоев у мастеров есть явные фавориты. Например, у ткача-реставратора Марты Грушиной на стене висит фотография комнаты, которая сделана её руками.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛМарта пришла на производство почти двадцать лет назад за подругой, а потом так и осталась здесь. Несмотря на опыт работы с тканями, в этой мастерской ей пришлось переучиваться под уникальные станки. «Работа напоминает вышивку. Даже гордость берёт, что на наши изделия весь мир смотрит. Ведь в музей приезжают иностранные туристы. В Коломенском целая комната моими руками сделана», – отмечает Марта Грушина.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛБеседуя с нами, она продолжает ткать полотно, поглядывая в зеркало, установленное внизу станка. На наших глазах происходит настоящее волшебство – рождается ткань, выполненная техникой Броше. Иными словами, имитация вышивки гладью. Зеркало необходимо для того, чтобы видеть рисунок, потому что ткётся изделие изнанкой. Ожидаемо, что для скоростного XXI века здесь называют космические сроки выполнения работы – изготовление некоторых тканей может занимать десятилетия. Всему виной сложный рисунок. В среднем за день мастер способен сделать 10 сантиметров ткани.
По словам Марты Грушиной, самый сложный орнамент, который ей когда-либо доводилось делать, – шёлковый шинц. «В этом полотне 30 челночков и без конца меняется рисунок. Если я увидела, что ошиблась, – обратно отбрасываю. Если одна–две прокидки, можно вытащить и по новой сделать. А если далеко уйдёшь, то переделать не получится. Поэтому необходимо чётко контролировать всё по раппорту», – говорит Марта.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛРаппорт – это своего рода план, по которому сверяют каждую строчку. Такая щепетильность и внимательность к работе – один из профессиональных секретов мастеров. Сейчас, сетуют ткачи, настало время передавать навыки и знания, но некому. Принимать на работу они не имеют права, да скоро и сами могут остаться без станков.
Одна из самых молодых мастериц – ткач Василиса Федосеева. На мануфактуре она оказалась два года назад, когда решила сменить род деятельности. Культуролог по образованию, ремеслу обучалась на этих станках.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛДевушка показывает машину, которая помогла влюбиться в реставрационное искусство. Первая ткань, которую делала Василиса, – белый атлас. Не самый простой вариант, хотя таких здесь и не водится.
«По первости я записывала, когда какой челнок должен работать. У меня был хороший мастер-наставник. Но ещё есть чему учиться. Мы с ней заправили только два станка, а всего четырнадцать, и все разные. У каждого свой характер», – добавляет мастерица.
Однако освоить остальные машины девушка может не успеть. Дело в том, что мастерскую выселяют с территории Новоспасского монастыря. Поэтому штат уникального предприятия не увеличивается, в цехах разбирают станки, а мастера едва ли не со слезами на глазах стараются выполнять свою ювелирную работу, пока все машины не отправили на склад.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛКарта, которая никуда не ведёт
За последнее время в СМИ, материалах блогеров и на интернет-страницах неравнодушных людей вышло большое число публикаций о старинной мастерской. Люди негодуют: как можно закрыть единственную в стране мануфактуру, которая обслуживает все крупнейшие музеи, театры почти сто лет? Однако мастера разводят руками: что бы они ни предпринимали – уходит в песок.
О переезде заговорили давно. В монастыре начался ремонт – реставраторов попросили освободить помещение. Вот только о том, кто дал такое распоряжение, – показания расходятся. Сотрудники мануфактуры уверяют, что сделать кельи на месте ткацких цехов решил новый настоятель монастыря. В Патриархии меня отправили в Министерство культуры, отметив, что все вопросы по мануфактуре решает ведомство. Православная церковь комментарии не даёт.
«К нам приходил патриарх Алексий Второй и благословил остаться здесь – единственных из всего Союза реставрации, который занимал этот корпус. Литьё, ковка – чего здесь только не было. Все выехали, когда монастырь восстановили. А на нас епископ посмотрел и сказал: “Этих трогать нельзя”», – рассказывает Сергей Стоянов.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛМастера бы и не против сменить прописку, было бы куда. Пока же известно, что в ведомстве разработали дорожную карту дальнейшего существования мануфактуры, в которой следующая точка назначения – ангар. Ткачи жалуются: в непригодных для лёгкой шелковой промышленности условиях уникальное дореволюционное оборудование заржавеет, а заготовки и нити сгниют. Спустя несколько месяцев восстанавливать уже будет нечего.
Мастерская «Старинные ткани», как её называют по-простому, с недавнего времени относится к Государственному музею Востока. Когда я обратилась за разъяснениями в учреждение, мне ответили, что пока данную тему не комментируют. Вероятно, сотрудники смогут сказать что-то конкретное, только когда мануфактура переедет на склад или, как говорят мастера, уйдёт в историю.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛКак и все государственные музеи, дворцы и старинные усадьбы, Музей Востока подчиняется Министерству культуры. Однако там тоже с журналистами разговаривать не спешат. Спустя десять дней мой запрос всё ещё находится в работе.
Можно предположить, что сейчас в министерстве спешно разыскивают новое помещение для мастеров. Ведь до переезда осталось меньше двух месяцев. Учитывая трудоёмкую и кропотливую работу, ткачи вряд ли успеют закрыть нужды исторических усадеб и дворцов.
Фото: Вера Тюкалова/СТОЛ«В этом году от Кусково ждали заказ на 20 тканей. У Павловска в 2027 году будет юбилей. Сейчас мы изготавливаем одну ткань для них», – объясняет Надежда Стоянова. Мастера посчитали, что до выезда смогут сделать 30 метров. При том что дворец просил 76, чтобы обить мебельный гарнитур.
Получается, переезд мастерской скажется не только на уникальном промысле и специалистах, но и на музеях. По словам ткачей, альтернативы у исторических усадеб и дворцов попросту нет. Как, кажется, нет и эффективного решения. В пресс-службе усадьбы Кусково на мой запрос сотрудники ответили довольно сухо: «Наш музей сотрудничал с данной мастерской в 1970-х годах в рамках комплексной реставрации. В настоящий момент для будущей реставрации дворца ткани будут нужны, но работы по их изготовлению ещё не производились. Место производства тканей будет определяться конкурсной процедурой в соответствии с законодательством РФ».
Однако кто будет участвовать в конкурсе и с какой продукцией – большой вопрос. Сейчас мастера в недоумении пакуют вещи и надеются на чудо, что им всё же найдут новое помещение и уникальное историческое наследие не канет в лету.
