Записная книжка небольшого формата полна карандашных пометок, сделанных в 1908–1911 годах молодым петербуржцем Александром Ефимовым. На её страницах юноша кратко записывал, как он проводит свой досуг. Александр стремился весело, интересно и с пользой тратить время, свободное от работы. Ныне этот документ хранится у правнучки Ефимова – историка Елены Теховой.
Александр был приказчиком в купеческой лавке Владимира Львовича Соркина, торговца бельём. Родом Александр был из Ярославской губернии, начинал свой трудовой путь мальчиком в той же лавке. К началу ведения записей Александр уже был приказчиком у Соркина, получал 35 рублей жалованья в месяц и сам себя обеспечивал, скромно жил в Семенцах, а в лавку ходил в Чернышев переулок. В записной книжке молодой человек, которому едва исполнилось 17 лет, фиксировал свои «выходы в свет» – походы в городские сады, концерты, театры и т.д. По этой записной книжке можно составить представление, как проводил досуг благонравный, непьющий и весьма небогатый молодой петербургский мещанин.
Записная книжка, а также ряд фотографий и открыток сохранились в старинной петербургской квартире, где когда-то жил с семьёй уже повзрослевший Александр Ефимов. В этой квартире и сейчас живёт его правнучка Елена Техова, историк, ведущий научный сотрудник музея «Разночинный Петербург». Елена поняла ценность записной книжки прадедушки, расшифровала записи. И благодаря дневнику Александра Ефимова музей смог провести и выставку о досуге петербуржцев начала прошлого века, и музейное занятие с детьми и подростками.
«Мой прадедушка на старой фотографии – молоденький и хорошенький, – рассказывает Елена. – Он, получив начальное домашнее образование, самообразовывался как мог, стремился к знаниям, читал, собирал пластинки и, конечно, ходил по увеселительным заведениям, которые ему были по карману».
Александр Ефимов. Фото: Елена ТеховаАлександр самостоятелен: «Мне в августе исполнилось 17 лет, мои занятия приказчиком с 9 утра до 9 вечера, месячное вознаграждение 35 рублей, жизнь самая нормальная – после закрытия домой. Живу на Серпуховской улице в районе “Семенцы”, по названию лейб-гвардейского полка, который здесь расквартирован».
В записной книжке Александра Ефимова нет собственно дневниковых записей в общепринятом смысле слова – ни рефлексии, ни записей диалогов и общения с друзьями и близкими, ни подробного описания событий. Но вот всё же Ефимов записывает о себе: «Я честный. Мне хочется быть порядочным, верующим, сознательным. Иметь хорошую репутацию. Быть солидным, и хорошо одеваться, и аккуратным».
У Елены Теховой сохранились и старинные фотографии, выцветшие от времени. Виды Петербурга сняты с колоннады Исаакия, сделанные, возможно самим Ефимовым, а может, кем-то из его друзей. Хотя сколько мог стоить тогда первый пленочный фотоаппарат? Была ли возможность у приказчика его купить? Но эти любительские фото именно той поры принадлежали прадедушке Елены.
О ценах и деньгах Александр в своей записной книжке практически не пишет, только однажды упоминает, что общедоступный концерт в консерватории можно было посетить за 50 копеек. Он старался ходить туда, где можно было отдохнуть бесплатно или очень дёшево. Не раз в его записной книжке упоминается Зоологический сад. Но туда молодой человек ходил не столько смотреть на зверей, сколько увидеть выступления акробатов, канатоходцев и эксцентриков – в саду играли оркестры, была летняя эстрада.
«29 июня 1910. Был в Зоологическом саду. Смотрел итальянский ансамбль Коломбо Куплетист Дюваль Симфонический концерт Владимирова Обезьяна Мориц Канатоходец Ф.Ф. Молодцов и другие».
В общем, в начале минувшего века Зоологический сад был одним из четырнадцати увеселительных петербургских городских садов – таких, к примеру, как «Аквариум», где ныне располагается территория Ленфильма, или Луна-Парк, где сейчас современный Концертный зал Мариинского театра. Вход в городские сады стоил от 30 до 50 копеек, так что даже стеснённый в средствах разночинец всё же мог себе позволить прогулку там.
В то время, когда юный Александр Ефимов ходил в Зоосад, тот переживал не самые лучшие времена – его даже закрывали в 1909 году, а потом обустраивали и обновляли коллекцию уже при новом владельце – драматическом артисте и антрепренёре Семёне Никодимовиче Новикове. Наверное, Ефимов успел всё же увидеть старые, в псевдорусском стиле, построенные в 1890 году ворота сада, но в 1910-м их сменили ворота в стиле модерн по проекту архитектора Николая Дмитриевича Струкова.
Фото: Елена ТеховаВ увеселительных садах можно было прогуляться, посидеть на скамейках, посмотреть кино, послушать музыку, увидеть выступления артистов, а также, если позволяли финансы, выпить и закусить. В садах были весьма неплохие буфеты и ресторанчики, публика даже говаривала: «Сад при буфете», то есть пространство как бы прилагалось к заведению, где наливали и угощали за вменяемые деньги.
Карьера многих известных актёров начиналась в увеселительных садах. И не только начиналась, но и успешно продолжалась. Александр Ефимов записывает в книжечке, что в «Саду Буфф» (ныне Измайловский сад, где располагаются обе сцены петербургского Молодежного театра) слушал звезду тех лет Анастасию Вяльцеву, пластинку которой впоследствии приобрёл и хранил в своей коллекции. Елена Техова сомневается, что у прадедушки хватило средств купить билет на концерт сверхпопулярной Вяльцевой – цена билета доходила до 20 рублей и выше, а зарабатывал Ефимов всего 35 рублей в месяц, как мы помним. Наверное, Александр стоял в саду, а не сидел перед эстрадой, но слышал хотя бы издалека голос той, которая через несколько десятков лет станет прообразом героини мистического романа ленинградского поэта, художника, архитектора и искусствоведа Геннадия Алексеева «Зелёные берега – книги о любви, над которой не властно ни пространство, ни время.
Вяльцева безусловно была не просто звездой, а этакой «русской Золушкой» – одной из достойных восхищения и подражания героинь той эпохи: крестьянского происхождения девушка, родившаяся в провинции, в Орловской губернии, в небогатой семье, начавшая карьеру в одной из киевских гостиниц обычной помощницей горничной…
Ефимов в своей книжечке перечисляет все романсы, которые исполнила на концерте «незабвенная» (а Анастасию Дмитриевну именно так и называли). Возможно, юный приказчик думал и о том, что вот эта девушка добилась всего сама – своим трудом и талантом…
Кстати, один из знаменитых людей того времени – силач Иван Поддубный – говаривал: «В России есть три знаменитости: я, Горький и Вяльцева». Поддубный был тоже звездой в ныне принятом смысле слова – борцом, собиравшим множество зрителей. А в садах, куда ходил прогуливаться Александр Ефимов, устраивались и популярнейшие в те годы развлечения – французская борьба, ныне известная как греко-римская и ставшая ещё в конце позапрошлого века олимпийским видом спорта. Тогда это было яркое зрелище, кумиры публики – борцы – красовались на открытках, которые печатались большими тиражами.
Вот с чёрно-белой открытки, некогда принадлежавшей Ефимову, смотрит на нас кумир того времени Лев Мациевич, авиатор, подводник, офицер Корпуса корабельных инженеров Российской империи. Его ещё называют «первой жертвой авиакатастрофы в Российской империи»: во время Всероссийского праздника воздухоплавания 24 сентября (7 октября) 1910 года в Петербурге «Фарман» Мациевича на высоте 400 метров развалился на глазах у публики, авиатор разбился. Во время похорон Льва Мациевича центр Петербурга заполнили тысячи людей. А на могилу авиатора в Александро-Невской лавре началось паломничество в буквальном смысле слова. Александр Ефимов ходил и на Всероссийский праздник воздухоплавания, и на могилу Льва Мациевича, оставив в своей тетрадке запись об этом.
Александр Ефимов записывал и про то, что ходил в «живую фотографию» – или «электротеатр», так тогда называли кино. Молоденький приказчик следил за новинками техники, старался не пропустить ни одного фильма.
Вот он записывает: «8-е февраля 1909 Вечером в Колизей кинематограф А от 4-х до 6-ти на вейке (на финских санях. – прим ред.) с Васей и Верой».
Фото: Елена ТеховаЛюбил Ефимов и театр. Судя по записям, как минимум трижды побывал на спектаклях в Александринке, видел на сцене прославленных Марию Гавриловну Савину и Владимира Николаевича Давыдова.
Итак, жил-поживал Александр Ефимов, познакомился с девушкой по имени Анна Добрина, которая тоже была продавщицей, но в другой лавке.
Анна и Александр соединили свои судьбы уже после революции, но ещё успели обвенчаться – в 1918 году в храме Спаса на Сенной, который переживёт войну и блокаду, но будет варварски взорван ради строительства вестибюля метро «Площадь мира» (ныне «Сенная площадь»). Тяжкие времена военного коммунизма Анна с Александром пережили в Ярославской губернии, а потом вернулись в Петроград, который скоро стал Ленинградом.
Ефимову повезло: его и его семью не репрессировали. Он во времена НЭПа вязал и продавал трикотажное белье, за что «удостоился», когда НЭП был свернут, статуса «лишенца». Но, как это ни удивительно, писал в разные комиссии заявления, сумел доказать, что «эксплуататором не был, привлекал к труду трикотажников-вязальщиков только членов своей семьи», поэтому избирательные права ему вернули, из Ленинграда не выслали.
В блокаду уже немолодые Ефимовы работали в детском доме, благодаря чему, наверное, и смогли выжить. Их единственный сын Леонид ушёл на фронт, вернулся инвалидом после тяжёлого ранения под Сталинградом. А сам Александр Ефимов умер в 1946 году – блокада слишком подорвала здоровье.
Немногие вещи, оставшиеся от Александра Ефимова, бережно хранятся в семье Елены Теховой в той самой старой квартире в центре Петербурга, в которой Александр с Анной поселились в 30-е годы и пережили блокаду… В том числе и записная книжка, где Александр фиксировал свой досуг в Петербурге начала XX века.
