Причиной приближающегося конфликта стало желание Австрии официально присоединить в себе Боснию. Проблема была лишь в принципиальной позиции Российской империи. Но министр иностранных дел Александр Извольский решил сыграть на этом и вписать своё имя в историю
Балканский контекст
Территория Боснии в то время являлась частью Османской империи. А проживали там в основном босняки – славянский народ, принявший мусульманство. Также там значились небольшие общины православных сербов и хорватов-католиков. Де-юре управлялась территория турецким наместником, но де-факто власть принадлежала представителям боснийской элиты. Австрия присмотрела Боснию ещё в конце 1870-х годов. Тогда завершилась русско-турецкая война, и европейские державы решили внести коррективы в Балканские владения Османской империи. И Босния оказалась в зоне влияния империи Габсбургов. Правда, официально она по-прежнему «числилась» в составе Блистательной Порты.

И факт присутствия австрийцев был костью в горле у сербов, которые всё никак не могли оставить мысль о создании своего «великого» государства. В эту идеологию босняки вписывались безупречно. Дело в том, что сербы их считали своими, пусть и принявшими ислам. Естественно, все надежды сербской аристократии были связаны исключительно с неравнодушным Санкт-Петербургом. Но Россия ничем помочь не могла. Ослабленная после войны с Турцией, она не горела желанием ввязываться в войну с ведущими европейскими державами. И ситуация была заморожена. Россия и Сербия оставались недовольными, а австрийцы воспользовались их слабостью.
Спустя какое-то время Россия, Германия и Австро-Венгрия и вовсе объединились «союзом трёх императоров». И о странном положении Боснии решили просто «забыть».
Однако о нём не уставала напоминать сама Османская империя. С каждым годом она становилась всё слабее, её раздирали внутренние противоречия, вылившиеся в мощнейший кризис. И он, словно раковая опухоль, быстро проник во все сферы деятельности государства. В Европе внимательно следили за ухудшающимся состоянием Стамбула. И лидеры понимали, что Османская империя – уже не полноценный игрок. Её нельзя использовать ни в качестве противовеса Российской империи, ни в качестве весомого союзника в каких-либо иных конфликтах. К тому же в Европе появились два военно-политических блока – Тройственный союз и Антанта. И некогда Блистательную Порту воспринимали как никому ненужную обузу.
Всё это прекрасно понимали и на Балканах. Там от году к году только усиливались сепаратистские настроения. Христиане поднимали бунты, которые всячески поддерживали соседи. А у Стамбула не было возможностей решить проблему. В 1903 году турки закрыли глаза на договор между Николаем II и Францем-Иосифом, подразумевающий проведение масштабных реформ на территории Македонии, которая де-юре находилась под контролем Турции.
Статус-кво сохранялся вплоть до 1905 года. А потом настала пора сильно сдать международные позиции уже России. Провальная война с Японией и революция болезненно ударили по авторитету Санкт-Петербурга. И этим шансом решила воспользоваться Австрия, захотев уже официально присоединить к себе Боснию.
Игры министров иностранных дел
Пост министра иностранных дел Австро-Венгрии в то время занимал Алоиз Лекс фон Эренталь. Человеком он был умным, хитрым и опытным. К тому же прекрасно знавшим Россию, поскольку несколько лет находился в Санкт-Петербурге в качестве посла империи Габсбургов. И несмотря на трагичные для Российском империи события 1905 года, он считал, что с ней необходимо поддерживать дружеские отношения.

Однако дружба дружбой, а боснийская проблема требовала решения. И фон Эренталь взялся за дело. Он сумел договориться о нейтральном статусе Италии и Германии. Великобритания и Франция продемонстрировали максимальное равнодушие к судьбе как самой Боснии, так и Османской империи. Таким образом, министру оставалось договориться с Санкт-Петербургом. И на успех фон Эренталь рассчитывал с сомнением. Он не знал, как поведёт себя северный сосед, и пытался предугадать все возможные события. Но судьба преподнесла австрийцу подарок в виде Александра Петровича Извольского – министра иностранных дел Российской империи.
Извольский тоже считался опытным дипломатом, способным разыгрывать изощрённые политические партии. Вот и на этот раз он захотел провернуть «дело всей карьеры». Александр Петрович узнал о планах Австрии захватить Боснию. Понимая, что у России нет сил на физическое воздействие на Вену, он решил выжать максимум из этой ситуации. А именно: не препятствовать действиям Австрии, взамен получив благосклонность на изменение статуса черноморских проливов. Дело в том, что Извольский захотел осуществить давнюю задумку – обеспечить свободный проход военных кораблей Российской империи через Босфор и Дарданеллы. Александр Петрович был уверен, что никого, кроме Австрии, эта история не заинтересует.
Летом 1908 года Извольский начал закулисные переговоры со своим австрийским коллегой. Причём лишь спустя время он сообщил об этом Николаю II и дипломату Николаю Валерьевичу Чарыкову. Государь поддержал министра, а вот Чарыков отнёсся к затее скептически, хотя и не стал выступать против своего начальника. Извольский понимал, что от переговоров с австрийцами зависит его будущее. Кроме этого, он осознавал, как всё это будет выглядеть со стороны, при условии, что замысел удастся реализовать. Предательство интересов братских сербов народ России воспринял бы болезненно. И «пряник» в виде особого статуса черноморских проливов не помог бы. К нему нужно было подготовить общественное мнение.
В письме Чарыкову Извольский сообщил: «Австрия, в силу тех или иных причин, решила присоединить Боснию и Герцеговину. Мы об этом своевременно узнали. Мы, конечно, тотчас же указали ей на опасные последствия, и, благодаря нашим увещаниям, она согласилась на эвакуацию Санджака. Но что дальше? Ограничиться бесплодным протестом? Не объявлять же войну. Отсюда прямой переход к компенсациям и гарантиям в пользу России и балканских государств».
Вскоре в газетах стали появляться статьи, в которых осуждались действия Австрии. Но в силу разных причин Россия, оставаясь защитницей православных народов, получала компенсацию. И уже в сентябре 1908 года Извольский и фон Эренталь встретились в замке Бухлау, что в Южной Моравии.

Начались переговоры. Россия, согласная на аннексию Боснии, хотела от Австрии не только её признания нового режима черноморских проливов, но и требовала от Вены надавить на Берлин, чтобы тот тоже выступил за. Следующим пунктом шла полная независимость Болгарского царства. Кроме этого, Извольский требовал, чтобы Россия и Австро-Венгрия одновременно объявили о своём соглашении. И фон Эренталь согласился.
Александр Петрович был окрылён. Он считал, что сумел добиться серьёзной победы малой кровью. Ведь Босния и так фактически принадлежала Австрии, Петербург лишь подтверждал это на бумаге. И после переговоров с фон Эренталем он отправился в другие европейские страны, чтобы закрепить полученный результат.
Крах планов Извольского
Совет министров был в бешенстве, поскольку о действиях Извольского узнал из газет. А председатель Пётр Аркадьевич Столыпин за разъяснениями обратился с Чарыкову. Тот рассказал о плане Извольского. Ни Столыпин, ни министр финансов Владимир Николаевич Коковцов не оценили действий министра иностранных дел, посчитав того чрезмерно легкомысленным. Признание нового статуса черноморских проливов требовалось от всех ведущих держав Европы, а не только от Австрии.
Коковцов вспоминал: «По существу же дела у Столыпина осталось совершенно определённое впечатление, что Государь глубоко возмущён этим инцидентом и прямо сказал Столыпину, что ему просто не хочется верить, чтобы Извольский мог сыграть такую недопустимую роль, которой он поставил и себя, и Государя в совершенно безвыходное положение. <…> Столыпин сказал мне, что Государь два раза отметил, что ему в особенности противно, что всякий скажет, что русский министр получил от своего Государя полномочие без всякой надобности обещать нашу помощь Австрии в присоединении Боснии и Герцеговины, когда это дело всех подписавших Берлинский трактат, и мы должны быть последними, кто мог бы брать на себя какое-либо решающее участие в таком деле».
Совет министров приказал Извольскому вернуться в Санкт-Петербург и объясниться. А уже 5 октября Австрия внезапно объявила об аннексии Боснии. Фон Эренталь обманул своего российского коллегу, подставив того под удар. Общественное мнение России и Сербии возмутилось. Более того, Белград и вовсе объявил мобилизацию, готовясь к войне с Австрией. И, конечно, вопросительно смотрел в сторону Санкт-Петербурга, ожидая военной помощи.

А Извольский вернулся в Россию. Ему не удалось заручиться поддержкой ни Великобритании, ни Франции, ни Германии. Это был полный провал. В прессе – что в российской, что в европейской – начались нападки на министра иностранных дел. Его обвиняли в легкомыслии, глупости, невежестве и отсутствии дальновидности.
А на Балканах ситуация с каждым днём становилась опаснее. Сербы не хотели уступать Боснию, австрийцы также были настроены максимально решительно. Всё шло к конфликту, грозящему захлестнуть всю Европу. Санкт-Петербург принялся рассматривать варианты дальнейшего развития событий. Но их пресёк Столыпин. Он заявил, что Россия не в состоянии вести полномасштабную войну. Параллельно не удалось сгладить углы и российским дипломатам. Выход остался один – признать аннексию, что весной 1909 года Россия и сделала. Согласились с этим и сербы, иного варианта у них тоже не было. Европа избежала войны.
В 1910 году Извольский ушёл в отставку, заняв должность посла в Париже. Там он и умер в 1919 году. Сам же Боснийский кризис вошёл в историю России под названием «дипломатическая Цусима». Смысл в том, что официально в проигрыше оказалась Сербия, но самый мощный удар приняла на себя наша страна, что не прошло бесследно.
А уже в 1914 году Российской империи вновь пришлось заступаться за маленькую Сербию. И ни для кого не секрет, чем это закончилось.