И тем не менее на меня с первого же момента обрушилось ощущение фальши – удивившее меня. Несколько дней бродя по городу и окрестностям я все думал, что сейчас оно развеется, отойдет в сторону, городские улочки станут привычными, примелькаются – и новое оформление под старину сольется с реальной стариной города, все станет гармоничным. Надо дать себе и городу шанс, не торопиться с суждением. Ведь есть города, очаровывающие с первого взгляда, а есть те, которые учишься ценить медленно, есть те, первое очарование которых быстро проходит и потом уезжаешь с легким сердцем и мыслью, что, видимо, никогда уже не доведется вернуться – и эта невозможность ничуть не огорчает. А есть и такие, которые вроде бы нескладны и неуютны, где тебе по первому приезду неловко, и ты разочарован – а потом, уже в воспоминаниях, город начинает раскрываться – и ты радостно едешь туда вновь и вновь, обратным взглядом научившись ценить и любоваться.
Но ощущение не оставляло – и тогда не оставалось ничего иного, как попытаться разобраться в его природе. То есть что именно порождало ощущение подделки, фальшивости – при том, что головой понимал: вся основа видимого мною – подлинная. Более того, должен признаться, что никакого особенного пиетета ни на уровне чувств, ни на уровне разума к «подлинности» как таковой не испытываю. Так, Краковское предместье (Krakowskie Przedmieście), знаю, многим знакомым не по душе, как имитация сгоревшего в 1944 году города – где стоят лишь фасады, воспроизводящие те, довоенные, а внутри – лишь бетонные перекрытия. Но для меня Старе Място – прежде всего утверждение воли к жизни и связи с прошлым, решимости поляков в 1950-е, вопреки всему, на выжженном пепелище, не просто «продолжать жить», а жить через историю. И весь этот новодельный город оказался наполнен историей – прежде всего уже новой, историей восстановления, а затем и веры в свое прошлое, решимостью с ним не расставаться: как намоленная икона по Киреевскому. И новая вывеска на якобы старом доме – хотя почему «якобы», ему ведь уже и в самом деле уже ¾ века – сочетание времен.
Фото: Sergei Negovelov / Flickr
А в Рыбинске это все мне звучало фальшью – и тогда мне думалось, что причиной этому читающееся в декоративных вывесках неверие в реальность прошлого, что старый город может быть интересен сам по себе – как в Варшаве в доме, построенном в 1955-м, с фасадом, имитирующим стоявший до этого дом XVIII века, вывеска теперешнего книжного или банка никого не смущает – это старый облик и новая жизнь в нем, как сменялись вывески в 1900 г., в изменение вкусов, бытовавших при прежнем владельце, устраивавшем свою лавку в 1870-м.
Но этот ответ меня самого сильно смущал – своей надуманностью, явным различием между вроде бы довольно схожими ситуациями. А еще и тем, что в Ростове уже наблюдал во многом похожее с «вывесками под старину», пусть и не рыбинских масштабов, и там ощущение фальши не настигало.
Фото: Sergei Negovelov / Flickr
И сформулированный для себя ответ все оставался под подозрением – до тех пор, пока не вспомнил совсем стародавнюю реплику одного художника по костюмам. Он отвечал на вопрос, отчего многие отечественные костюмированные фильмы выглядят столь неубедительно – и почему тем же англичанам и французам удается зачастую добиваться в историческом кино куда большего эффекта достоверности. Если кратко суммировать ответ, то в плохом фильме, воспроизводя улицу 1820 года, художник обратится к тогдашним модным картинкам и всех актеров и статистов в кадре оденет по моде тех лет. И будут они выглядеть так, будто только что вышли из ателье – как оно, в сущности, и есть. Но в 1820 году на улице одновременно прогуливались или спешили по делам или сидели без дел – и франт, и консерватор, блюдущий привычный наряд, и чиновник в сюртуке, скроенном пару десятков лет тому назад, и приезжий из Тамбовской губернии, местным портным облаченный в то, что там принимают за столичную моду.
Так ведь и с городом – весь центр Рыбинска, отремонтированный почти одномоментно и одним и тем же образом, этим и производит впечатление декорации. Как попал – нет, не в фильм, а именно на съемочную площадку, и остается лишь головой вновь и вновь убеждать себя, что на самом деле основа – настоящая, это именно грим столь неудачно наложен. Ведь в живом городе все всегда вразнобой – вот свежеотремонтированный дом, а этот выглядит славно, но видно, что уже несколько зим прошло с последнего ремонта, другой же не видел его пару десятилетий. Один ветшает, а за другим любовно ухаживают, третьему – крыльцо новое сделали. Здесь новая вывеска, а по соседству – чудом с довоенной эпохи указательный знак остался, так и висит, все недосуг снять, теперь уже все и привыкли, пусть уж висит как память…
Фото: Татьяна Горд / Коммерсантъ
Фальшь рождалась как переживаемое – именно от одномоментности, волевого решения, уместного для казарм N-ского полка, но невозможной для живого старого города.
Но с этим приходило и примирение – ведь будут идти года, все будет ветшать и обновляться с разной скоростью, где-то заботливый хозяин будет вновь и вновь починять, а здесь владелец и хотел бы, да сил нет – да и бригады все работали разные, одна на совесть старалась, а иная – как уж получится. Да и вывески старомодные одни все будут на месте, заведение как обосновалось здесь, так и живет себе благополучно, а другая лавка уже пятый раз меняет хозяев. И задышит все теперь уже разнообразием жизни – а что вот так, с ятями, так коли приживется, и само сделается обыкновением: «у нас здесь так, привыкли все уже, внимания не обращаем».