Имя его было вред…

Имя автора и руководителя первого удачного гимназического проекта в России напрочь забыто, ни одного его изображения не сохранилось. Почему это несправедливо в отношении Иоганна Матиаса Шадена – в колонке постоянного автора «Стола» Алексея Любжина

15.06.2021

Алексей Любжин

образование история статья общество иоганн матиас шаден

Императорский Московский университет, 1820 год. Фото: wikimedia.org

290 лет тому назад в Пресбурге (Братиславе) родился мало кому известный ныне Иоганн Маттиас Шаден, один из первых профессоров Императорского Московского университета и многолетний ректор обеих его гимназий – дворянской и разночинской. Деятельность их, в отличие от академической петербургской, признаёт удачной и такой суровый критик, как граф Д.А. Толстой. Автора и руководителя первого удачного гимназического проекта в России могли бы помнить, но нет: один раз мне попался длинный список выдающихся педагогов России, составленный видным сотрудником РАО, и туда вошли – непонятно почему – Илья Муромец и Александр Радищев, но этой чести не удостоился ни один из создателей и руководителей русских гимназий. Учитель Карамзина Никаких изображений Шадена не сохранилось. Имя его по-немецки значит «вред». Но он с пользой служил России на университетском поприще до самой смерти (28 августа 1797 года). Нельзя сказать, что он совсем забыт: о нём есть статья в «Википедии», которая представляет собой переделку статьи «Русского биографического словаря». Сохранилось семь речей на латинском языке. Перечислим их, грозя навлечь на себя гнев читателя: 1) «De anima legum. О душе законов», 1767 г.; 2) «Oratio solemnis de eo, quod justum est in jure Principis, circa educationem civium, scientiarum artiumque stndia. О праве обладателя в рассуждении воспитания и просвещения науками и художествами подданных», 1770 г.; 3) «De eo, quod naturaliter justum est, in jure parentum, circa educationem liberorum. «О праве родителей в воспитании детей», 1773 г.; 4) «Oratio de Monarchiis amori Patriae excitando et fovendo maxime aptis ac eodem praecipua in iis legum anima. О монархиях, способных возбуждать и питать любовь к отечеству, и о том, что любовь сия есть главная душа законов в монархиях», 1775 г.; 5) «Panegyricus de Catharina Magna Legislatorum prima omnium, Legislationem suam, sapienti ac divino prorsus consilio, conscientiae, foro ei peculiari consecrato, directe inaedificanti. Похвальное слово о Екатерине Великой, первой из законодателей, премудро основавшей законодавчество свое на Совестном Суде, ею учрежденному», 1779 г.; 6) «Oratio solemnis de ingenuae juventutis educatione, gloriae nationum duraturae fundamento praecipuo et fulcro, in Monarchiis maxime. О воспитании благородного юношества яко основании продолжительной народной славы в монархическом наипаче правлении». 1781 г.; 7) «Quaeritur: quid statuendum de luxu, est ne is hominibus, civitatibus, Monarchiis maxime proficiens, vel et si hoc, vel noxius quatenus sit, quomodo vis ejus noxia debilitanda ac frangenda. Спрашивается: вредна ли, или полезна роскошь частным людям, городам, а паче монархиям, и ежели вредна, то до какой степени и как прекратить и ослабить вредное ее действие», 1793 г.

Портрет Иоганна Базедова, художник Даниель Ходовецкий, XVIII век. Фото: wikimedia.org

«Воспитание, как то вообще свойственно его природе, заключается в том, чтобы нежная юность, сообразно своему предназначению, готовилась быть полезной государству, а именно поддерживать и взращивать общественное благо. Нет сомнения, что благородному юношеству следует придерживаться именно этой цели. Если же воспитание от нее отступает и полностью сводится к попыткам сформировать у юношества филантропию, то есть некую любовь ко всему человечеству, то такое намерение – хоть и похвальное – так как противоречит законам природы и не соответствует нынешнему состоянию человечества, весьма далеко от того, чтобы приносить пользу обществу. Напротив, оно создает ему помехи». Как раз здесь он пишет о Руссо и Базедове как «еретиках». Природа ничего и нигде не создает скачками; постепенно, шаг за шагом она поднимается от низших форм до высших. Поэтому несомненно, что именно тот более всего способен полюбить человечество, кто научился, как это подобает, любить свое отечество, родителей, семью. Кто опровергает этот закон, побуждая нежную юность любить все человечество, с частями которого её не познакомили должным образом, падает под бременем своей задачи. Они воспитывают космополитов, то есть людей, которые, желая быть везде, не обретаются нигде, желая всем благотворить и всех любить равным образом, никому не благотворят и никого не любят. Кратки в наставлениях и щедры на примеры Рассуждение подводит к перечню необходимых предметов. Первое место занимает философия. «Из свободных искусств и гуманитарных предметов особенным достоинством выделяются те, которые внушают уму красоту. Через нее – посредством зрения и слуха – внушается мудрость и доблесть в сочетании с удовольствием и изяществом. Это живопись, архитектура, скульптура, музыка, красноречие, поэзия, а также то, что упражняет тело». Здесь первенствуют словесность и языки. И хотя родной язык притязает на первое место, нет сомнения, что он нуждается в помощи других. Какие именно следует прибавить, ради совершенства, элегантности, приятности, а также ясности, обоснованности и серьезности, в которых нуждается доблесть и мудрость? Если узнать мнение образованных народов, вопрос будет снят: они признаются, что они листали днём и ночью греческие и римские образцы. «Тем более достойно удивления то, что есть такие, кто презирает эти языки до такой степени, что в воспитании – прежде всего благородного юношества – советуют вовсе отказаться от них и предлагают утолять жажду не из родников, а из потоков, зачастую мутных…». «Я не презираю ни один язык: ни французский, ни немецкий, ни другие. Я знаю, какую помощь, выгоду и пользу можно получить от них – не только в воспитании благородного юношества, но и в общем образовании. Но, на мой взгляд, когда занятия греческим и латинским языками вовсе устраняются из воспитания благородного юношества, это в какой-то мере идет вразрез с общественным благом». Нужны также естественная история и анатомия, физика, общая и специальная, дающая нам в общем и в частностях сведения о вещах, экономика, объясняющая их использование, и математика, «занимающаяся определением их количественных взаимоотношений, без которых все эти науки – как тело без души». С гуманитарной стороны необходимы право и история. Без неё «все эти философские разделы, все правовые дисциплины, будто тело без души», с сопутствующими дисциплинами – географией, хронологией и др. «Что представляют собой все философские познания, все права и законы, как не выдержки из наблюдения за человеческой природой вообще и превратностями ее судеб, и в особенности за отечеством, взвешенные, обдуманные и приведенные в порядок?» «Ты скажешь: какое же множество искусств и наук нужно вдолбить благородному юношеству? Кто сможет всё это освоить? Но уже из сказанного ясно, что, когда мы советуем таким образом воспитывать благородное юношество, речь здесь идёт не обо всех мелких деталях. Им [юношам] следует дать отведать столько, сколько требует цель, ради которой они воспитываются, а это не столь большое бремя… Пусть будут кратки в наставлениях и щедры на примеры. Учитывая цель, нет ничего тягостней – по преимуществу это-то более всего и гасит пыл благородных учеников, – чем постоянное витание в отвлеченностях, в сфере возможного и пустых умозрениях…» Шаден воспринимает как образцовый сократический метод: «учить так, чтобы ученик чувствовал, что его не столько учат, сколько поощряют, питают и помогают ему». Завершает он не без иронии: «Никакие времена в такой степени, как наши, не изобиловали до тошноты трактатами, правилами, наставлениями о том, как нужно воспитывать». По-видимому, каждая последующая эпоха имеет больше прав на эти слова, чем предыдущая. Однако вызывающая тошноту роскошь современной педагогической кухни не должна мешать оглядываться назад. Тот, кто научил хорошему Карамзина, для нас тоже может быть небесполезен. И особенно грустно становится, когда сравнишь шаденовские представления о том, как должно быть устроено образование, с данной нам в ощущениях реальностью…

Имя его было вред…

Спецпроекты