Откровение Васнецова

– Немедленно снять этого маляра! Убрать всю мертвечину!

Основатель Товарищества передвижных художественных выставок Григорий Мясоедов в ярости застучал кулаком по столу. 

– Васнецова снять? – с самой елейной улыбкой осведомился Крамской. – Вы имеете в виду его работу «После побоища»?

– Немедленно! И этот летающий ковёр тоже. Мы – серьёзное общество, а нам сказочки для детишек предлагают.

– Вы несправедливы, Григорий Григорьевич!

– Я?! Да я одолжение художнику делаю. Разве Мясоедов возражал против «Преферанса»? Нет! Я отнюдь не против господина Васнецова. Увольте! Но я  против направления. Против уничтожения самой идеи нашего Товарищества!

Но переубедить Крамского было сложно: конечно, идеи идеями, но для рекламы очередной передвижной выставки скандал был необходим, а работы Васнецова вызвали ажитацию у прессы и публики задолго до открытия выставки. К тому же беднягу Васнецова было чисто по-человечески жаль...

В итоге скандальные картины остались в экспозиции, но конфликт только усилился: в ответ на критику Васнецов тотчас же отправил в Петербург заявление о выходе из Товарищества.

* * *

Наверное, во всём русском искусстве не сыщется более художника, которого был так хулили и превозносили до небес, как Виктора Михайловича Васнецова. Причём это подчас делали одни и те же люди. Так, одни критики сначала обливали грязью Васнецова, затем хвалили, восторгались, затем ниспровергали его с собственноручно возведённого пьедестала. «Бездарность», «Новый Рафаэль», «маляр-неумеха», «гений», «кустарь-недоучка», «революционер в искусстве» – это всё о нём. Сам Виктор Михайлович никогда не спорил ни с льстецами, ни с хулителями, полагая, что вместо него должны говорит его работы. Тем более что иные скандалисты оборачивали против Васнецова каждое его слово. 

Даже бедность Васнецова поставили ему в упрёк.

Дело в том, что Васнецов происходил из семьи бедного сельского священника. Его отец   Михаил Васнецов был настоятелем обычного сельского прихода храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Рябово Сулаевской волости Вятского уезда. 

О своей деревне оставил воспоминания младший из братьев Васнецовых, Александр Михайлович: «Избы были чёрные. Оконные отверстия были затянуты обделанной коровьей брюшиной – пузырём. Никакого освещения, кроме лучины, крестьяне не знали. Употребление мыла не было известно. Посуда была преимущественно глиняная и деревянная…».

В 10 лет Виктора, как и полагалось сыну священника, отправили учиться в Вятское духовное училище. Там Витя увлёкся рисованием и иконописью  и по совету педагогов отправился учиться живописи в Санкт-Петербург.

Денег в карманах Васнецова не было ни копейки. Но он поступил учиться в Школу Общества поощрения художеств при Бирже – к самому Крамскому, а ночи напролёт он работал в картографической мастерской полковника Алексея Афиногеновича Ильина, который по заказу Генерального штаба рисовал географические карты. Платил ему Ильин 25 рублей в месяц – на скудное пропитание и крышу над головой. 

Позже Васнецов устроился иллюстратором в журнал «Будильник» – вернее, Васнецов не был автором рисунков, он их только литографировал, переводил нарисованное кем-то на доску, зарабатывал рубль, а чуть позже – рубль двадцать пять копеек. Также он работал в «Ниве», в «Семье и школе», во «Всемирной иллюстрации», в «Пчеле», оформлял дешёвые издания. Например, ему заказали сделать рисунки к двум азбукам Н.П. Столпянского. Одна из них – «Солдатская», составленная по поручению начальника штаба местных войск Петербургского военного округа. Вторая – «Народная». Эти дешёвенькие в четверть листа книжечки на плохой бумаге за 20 лет выдержали более 30 переизданий и разошлись по России миллионными тиражами, став самой массовой детской книгой. Издатели азбук заработали миллионы, Васнецову не перепало ничего. 

Много лет спустя, на закате жизни, Виктор Михайлович признался своим биографам, что «деревяшки» – доски для литографий – стали его спасением и проклятием. «Я делал их, чтобы жить, кормиться, учиться. Многое, содеянное тогда по нужде и по молодости лет, я хотел бы забыть...» 

Но забыть не давали критики, говорившие, что Васнецов так привык к поточному производству «досок», что в душе он навсегда превратился в ремесленника. Из тех, что рисует яркие лубки на потребу простой публике. 

Но главным «грехом» Васнецова стало «предательство» реалистичного искусства.

* * *

В 1868 году Васнецов  поступил в Императорскую академию художеств. И сразу же был награждён Советом академии серебряной медалью – за этюд с двумя обнажёнными. В следующем, 1869 году за работу «Христос и Пилат перед народом» (или «Пилат умывает руки») его наградили ещё одной серебряной медалью. Но вместо положенной поездки за границу за счёт академии Васнецов попросил назначить ему пособие в 25 рублей в месяц.

Практически сразу же Васнецова приняли и в состав Товарищества передвижных художественных выставок, его полотно «Преферанс» покупает меценат Павел Третьяков для своей галереи. На вырученные деньги Васнецов весной 1876 года отправился в Париж – благо что его давно звал к себе в гости однокашник по академии потомственный аристократ и богач Василий Поленов, снимавший целый дом на самом Монмартре – на улице Бланш, 72. 

Виктор Васнецов. Фото: Государственная Третьяковская галерея

В Париже Васнецов работал над альбомом литографий для художника Верещагина и над альбомом «Народы мира» для парижского издательства Гоппе. 

«Живу я теперь не в самом Париже, – писал он друзьям, – а недалеко от него, в Медоне. Живу себе ни шатко ни валко, ни на сторону, ни скучно, ни весело... Больше работаю, что иногда спасает от неожиданных ураганов грусти и скуки самой тяжёлой, самой окаянной! Среди чужой жизни вдруг иногда почувствуешь, что кругом тебя просто одно пустое пространство с фигурами без людей, с лицами без души, с речью без смысла!.. Денег нет, Гоппе не отвечает на письма и может не отвечать до зимы, других работ не предвидится же нигде решительно, у Водовозовой забрано вперёд, долги…» 

* * *

Из Парижа Васнецов вернулся в сложных чувствах. Его по-прежнему мучило безденежье. Все заработанные во Франции деньги были потрачены на свадьбу: в ноябре 1877 года Васнецов женился на Александре Владимировне Рязанцевой. Причём женился без приданого. Невеста, хоть и дочь вятского купца, державшего писчебумажную фабрику в селе Мухино, что в 100 километрах от Вятки, переломив сопротивление родителей, сбежала учиться в Петербург и получила диплом врача. Разумеется, родители никогда бы не дали своего благословения на брак с нищим художником, но Александра Владимировна приняла решение венчаться и без родительского дозволения. 

Как позже вспоминал Васнецов, когда после церемонии венчания молодые, оставшись наедине, подсчитали капиталы, то оказалось, что для дальнейшей совместной жизни у них имеется ровно 48 рублей.

Поэтому Васнецов снова отправился по издательствам – искать заказы на «деревяшки». 

Новые же картины продавались плохо. VI Передвижная выставка, открывшаяся в Петербурге в марте 1878 года, стала временем триумфа для Поленова – он как раз выставил свой «Дворик» со Спасом-на-Песках, который был моментально куплен Третьяковым. 

Успех сопутствовал и Репину, который представил «Протодьякона» – портрет чугуевского дьякона Ивана Уланова, ставший как бы собирательным образом тогдашнего русского духовенства, состоящего на государственной службе. 

Шишкин выставил «Горелый лес» и «Рожь», которые также ещё до открытия выставки были куплены Третьяковым. 

Но вот картины Васнецова не пошли ни в столице, ни в Москве.

Один из критиков писал: «Акробаты» (парижская картина Васнецова. – Авт.) прозаично вульгарны. В их типы художник не вложил ничего своего...». 

Картина "Акробаты (На празднике в окрестностях Парижа)" кисти Виктора Васнецова. Фото: Русский музей

После выставки Васнецов униженно писал Крамскому: «Выставка наша кончилась 1 июня в Москве, и картины мои в целости остались – никто не купил ни одной. Дашков, которому я рисовал известные вам портреты, уехал… за границу. Работ других никаких. Следствие всего этого – сижу без денег и даже взаймы негде взять. Прибавьте ещё к этому настоящее кризисное время. Если у Вас, Иван Николаевич, есть лишних 200 р. – то не откажитесь ссудить меня ими».

Кстати, деньги были нужны Александре Васнецовой на поездку в Вятку – проведать больных родителей. (В скобках отметим, что Васнецов был прекрасным семьянином, воспитавшим пятерых детей.) Старшая дочь Татьяна окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества, стала художницей. Старший сын Борис обучался в техническом училище, Алексей окончил естественно-исторический факультет Московского университета, Михаил – математический факультет Московского университета, увлекался астрономией, Владимир стал профессором, основал кафедру ихтиологии в Московском университете.)

* * *

Именно в этот момент и произошло знакомство Васнецова с миллионером Саввой Мамонтовым, на родственнице которого удачно женился Поленов. 

Мамонтов в то время заканчивал строительство Донецко-Мариупольской железной дороги, которая вошла в строй в 1882 году, связав Донецкий угольный бассейн и Мариупольский порт. Новая дорога требовала нового оформления, и Мамонтов искал как раз таких живописцев. 

Магнат разу оценил потенциал Васнецова (впрочем, наверняка не обошлось здесь и без совета Поленова). Мамонтов с ходу купил три рисунка для коллекции. И тут же заказал художнику ещё три большие картины, которые, по замыслу Саввы Ивановича, должны были украсить залы нового правления его Донецко-Мариупольской железной дороги. 

– А уж какие картины – это как я сам захочу! – Васнецов сиял, когда пересказывал эти краткие переговоры супруге. – Саша, понимаешь, три картины по моему собственному вкусу. И дал деньги авансом – посмотри, сколько!  Наверное, такой шанс выпадает художнику только один раз в жизни.  

И Васнецов решил писать так, как не писал никто в России.

Ещё во Франции он был очарован картинами британских прерафаэлитов – первых художников, отвернувшихся от реализма с мрачными покосившимися хибарами у обочины и начавших творить красоту, но красоту уже не по старым лекалам Возрождения, от которых несло нафталином и бабушкиным чуланом – нет, они искали красоту в английской природе и английской истории. Томным итальянским красавицам в античных балахонах и пыльным холмам знойного Средиземноморья они противопоставили северных женщин и яркие сочные краски. 

Подобным подходом к живописи был очарован и сам Васнецов. Да, он уважает творчество передвижников, объяснял он товарищам, да, он благодарен им за науку, но не хочет больше рисовать «бытовуху». Возможно, для господ дворян крестьянские сермяга и лапти и являются предметами экзотики, но он  сам, выходец из простого народа, желает писать русские сюжеты, основанные на русском фольклоре.

Картина "Ковёр-самолёт", художник Виктор Васнецов, 1880 год. Фото: Нижегородский государственный художественный музей

И Васнецов пишет три картины-панно: «Битву русских со скифами» – это ассоциация на прошлое Донецкого края; «Три царевны подземного царства» – символ богатств донецких недр; и, наконец, «Ковёр-самолёт» – фантастический образ новой магистрали и новых скоростей.

* * *

Новые картины Васнецов отправил на VIII Выставку передвижников 1880 года, присовокупив к ним написанное полотно «После побоища Игоря Святославича с половцами», написанное на сюжет из «Слова о полку Игореве».

Друзья и соратники были растеряны: это был совершенно не тот реалист Васнецов, которого они прежде знали. Один из основателей Товарищества художник Григорий Мясоедов и вовсе потребовал убрать с выставки все полотна Васнецова. На художника обрушился град печатной критики. 

Так, «Московские ведомости» писали: «Каким образом могло укрыться от художественной фантазии Васнецова, что его персидский ковёр не может лететь сам по воздуху? Как не пришло ему на мысль заставить нести его какого-нибудь духа, повинующегося велению волшебного слова? Перенося явления реального мира на своё полотно, художники не должны забывать, что только дух животворит и что именно этот “дух” составляет черту, отличающую искусство от грубой действительности».

А вот отзыв о картине «После побоища»: «Ни лица убитых, ни позы их, ни раны, наконец, ничто не свидетельствует здесь ни о ярости боя, ни об исходе его. Искренне уважая талант почтенного художника, мы крайне удивлены, зачем это он потратил такую массу времени и красок на эту невыразительную вещь...».

Художник Михаил Нестеров писал: «Особенно доставалось “Трём царевнам”... Бедных “Царевен” с одинаковым увлечением поносили и “западники”, и “славянофилы”. Ругал их и неистовый Стасов, и пламенный патриот Аксаков в своей “Руси”...»

В итоге, опасаясь публичного скандала, члены правления Донецкой железной дороги отказались покупать у Васнецова заказанные ему картины. Тогда «Трёх сестёр подземного царства» приобрёл Анатолий Иванович Мамонтов – родной брат Саввы Ивановича. Сам магнат купил «Битву», а «Ковёр-самолёт» стал украшением коллекции известного нижегородского сталепромышленника Михаила Рукавишникова. 

Картина "Три царевны подземного царства", художник Виктор Васнецов, 1881 год. Фото: Государственная Третьяковская галерея

Впрочем, публичное поношение художника не смутило и Павла Третьякова, который купил картину «После побоища»  – за пять тысяч рублей, гигантские деньги по тем временам для нищего живописца. 

* * *

Имя Васнецова становится известным. Ещё бы, все газеты и журналы в один голос поливают его грязью. 

Ободрённый успехом, Васнецов пишет новые «богатырские» полотна: «Витязь на распутье» и «Бой Добрыни Никитича с семиглавым змеем». 

«Витязь» стал своего рода программной вещью для Васнецова – в образе одинокого воина в степи он увидел самого себя. Основатель и главный идеолог объединения «Мир искусства» художник Александр Бенуа писал: «В самый разгар реализма и передвижнического направленства Васнецов вдруг обнаружил наклонность бросить мелочные мещанские жанрики и приняться за русскую народную сказку. Тогда все сочли его за сумасшедшего, за невозможного чудака, и никто, за исключением двух-трёх передовых ценителей, не решался поддержать его, настолько этот поворот казался странным и диким. Однако Васнецов не испугался глумления толпы и товарищей и смело пошёл по намеченному пути. В этом его огромная заслуга: он первый, когда даже в стане передового искусства ещё никто о чём-либо другом не думал, кроме как об обыденной действительности отказался от пресного реализма и первый напомнил о том, что могут существовать и другие, к чему-то более прекрасному и отрадному: к дивному миру народной фантастики... Впоследствии, когда наступила реакция против шестидесятничества в искусстве, русское общество оценило эти начинания Васнецова, но тут же впало в другую крайность: из сумасшедшего и чудака его вдруг произвели в гении...»

* * *

Сам же Виктор Михайлович в это время решил попросту скрыться от нападок критиков в подмосковном Абрамцеве – в новом имении Саввы Мамонтова. Здесь хорошо и покойно. Работает домашний театр и артель художников, Васнецов делает декорации и костюмы для «Снегурочки», причём он сам играет Деда Мороза. Савва Иванович заказывает ему домашнюю церковь Спаса Нерукотворного – в старорусском духе. 

Правда, первоначально проект создал Поленов, взявший за основу храм Спаса на Нередице в Новгороде, построенный в XII веке. Но он оказался несколько массивным и тяжеловесным. Тогда Васнецов немного переработал проект, сделав храм более гармоничным и изящным.