«Женщина в патриархальной стране угнетена», – полагает наш современник, забывая уроки русской литературы, которая разъяснила, как дворянка Арина Петровна Головлёва или купчиха Васса Железнова вели дела и приумножали капитал. Обе дамы – хозяйки твёрдой руки и крутого нрава – списаны из жизни, как и история трудолюбивой мещанки Паши из повести Николая Лескова «Дама и фефёла». Все литературные бизнес-вумен кажутся невероятно современными, что объяснимо: декорации эпох меняются, типажи и характеры одинаковы.
И купчихи, и дворянки
«Как у многих пишущих людей, идеи новых книг у меня возникают из предыдущих исследований, – говорит Галина Ульянова. – Меня тянуло к статистике: всё хотелось измерить. Старшая коллега Наталья Михайловна Пирумова (1923–1997), которую я считаю своей научной наставницей, посоветовала мне, начинающему историку, заняться историей благотворительности. Тема не была исследованной. В Москве я была первым серьёзным учёным, который ею занялся. Но мне не хотелось просто пересказывать отдельные истории. Я всё систематизировала и через несколько лет составила банк данных, расписав персоны не только по всем личным данным (годы жизни, происхождение, владение фабрикой или заводом, состав семьи), но и по количеству внесённых денег.
Позже из примерно 600 купцов и купчих, жертвовавших деньги в 1860–1913 годах, были оставлены только те, кто внёс не менее 10 тысяч рублей. (Это стоимость небольшого одноэтажного особняка на окраине Москвы во второй половине XIX века.) Вот этих крупных жертвователей набралось 225 человек. А из них более 40 % – женщины, москвички. Меня это заинтересовало: как же так? Существовал миф в общественном сознании: “Домострой сделал женщину забитым существом”. Но, с одной стороны, мы говорим о Домострое, а с другой – женщина сама распоряжается своими деньгами. И колоссальными суммами! И жертвовательницами были не только вдовы и замужние женщины, но и незамужние женщины. Часть этих благотворительниц была включена в бизнес как партнёры в семейных фирмах, а кто-то даже единолично руководил семейным делом, например, вдовы, дочери, унаследовавшие имущество».
Выпустив книгу «Благотворительность московских предпринимателей. 1860–1914» (1999), Галина Ульянова стала накапливать материал уже для работы о женщинах-предпринимательницах. Сначала предполагала, следуя стереотипу, что, наверное, только вдовы брали в свои руки семейный бизнес после смерти мужей. Но факты показывали совсем другое: среди предпринимательниц оказались и замужние, и старые девы (сейчас в научных трудах политкорректно вместо пренебрежительного «старые девы» говорить «одинокие»), и вдовы. Когда исследовательница набрала несколько сотен примеров женского предпринимательства по разным справочникам, где перечислялись фабрики и заводы в России, то пришлось отбросить и другой стереотип: оказалось, что предпринимательством занимались не только купчихи, но и дворянки, и весь XIX век их было почти поровну.
Биографии некоторых предпринимательниц удалось реконструировать, хотя документов в архивах очень мало. Например, в книгу вошли очерки о таких крупнейших предпринимательницах (говоря по-иному, магнатках), как Мария Морозова и Надежда Стенбок-Фермор. Мария Фёдоровна Морозова была матерью Саввы Морозова и в течение двадцати лет (после смерти мужа) возглавляла крупнейшее в России текстильное предприятие – Никольскую мануфактуру, где трудились более 25 тысяч человек. Руководила фабрикой, организовала смену оборудования, увеличивала рынки сбыта (Россия и зарубежные страны) и обеспечивала постоянное расширение ассортимента. Властная, мудрая, одна из богатейших женщин страны. Она получила от мужа по завещанию в 1889 году 6 млн рублей, а когда скончалась в 1911-м, оставила наследство в 30 млн рублей.
Другая магнатка, Надежда Алексеевна Стенбок-Фермор, была дворянкой и унаследовала (на пару с братом Иваном) от отца, Алексея Ивановича Яковлева, огромные уральские заводы (их было восемь). Договорившись с братом насчёт денежной компенсации, Надежда Стенбок-Фермор 35 лет (1862–1897) единолично руководила своей промышленной империей, достигнув, можно сказать, ошеломляющих результатов. Её доля в общероссийском производстве металлов впечатляет: в 1860-е годы Надежде Алексеевне принадлежало 11 % выплавки меди, 7,5 % производства железа, а золотые прииски Стенбок-Фермор давали 2 %
общероссийской добычи.
«Женская тема каждое десятилетие претерпевает изменения, – считает Галина Ульянова. – В ряде случаев истории моих самостоятельных соотечественниц в XIX веке вдохновляют как пример преодоления больших личных трагедий. Например, женщина остаётся вдовой с пятью малыми детьми. Жалеть себя некогда: детей надо кормить и растить. Женщина выбирает бизнес, например, продаёт муку, чулки, посуду, одежду, а то и заводит с нуля фабрику (в более счастливом случае фабрика достаётся от умершего мужа). Приходится вникать во все детали производственного процесса – покупать сырьё, станки, нанимать рабочих, в течение дня посещать рабочие помещения и следить за порядком. Бизнес становится её способом выживания».
О допущении женщин к профессиям
14 января 1871 года император Александр II утвердил закон «О допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения». Закон обозначил революционные изменения во взглядах правительства и общества на роль женщины в сфере профессионального труда. Сначала документ обсуждался в Совете министров в присутствии царя, 15 февраля он был объявлен министром юстиции графом Константином Паленом Сенату, а 19 февраля опубликован в «Правительственном вестнике». В законе говорилось о «полезной для государства и общества служебной деятельности лиц женского пола». Важными были признаны такие специальности, как акушерки, фельдшерицы, аптекарши, учительницы и воспитательницы, телеграфистки, счетоводы. Изменения в законодательстве можно объяснить тем, что эти профессии становились массовыми, хотя отдельные женщины-профессионалы уже работали по крайней мере с 1820-х годов.
В основном предпринимательницы принадлежали к купеческому и дворянскому сословиям, но также были мещанки, крестьянки, солдатки, жены и дочери священнослужителей. Занятие торговлей разрешалось любому жителю России за исключением православных, католических и протестантских священников, мулл, монахов; дворян, находившихся на государственной или губернской службе по выборам; находившихся на службе нижних воинских чинов; евреев-поселенцев; маклеров, нотариусов и таможенных чиновников. В Российской империи дворянки имели право заниматься предпринимательством, но не переходили в купечество. В 1814 году 165 фабрик и заводов принадлежало женщинам. А всего их было 3 700. В 1897 году – 1 684 (или 6 % из 34 723 всех предприятий страны). По Первой всеобщей переписи населения 1897 года среди лиц, имевших самостоятельные занятия торговлей, женщины составляли 13,3 % – 35 694 человек из 267 989 коммерсантов. Вести бизнес могли женщины всех сословий. И вели.
«Совместно нажитого» не было
Существовали случаи, когда свой бизнес вели и муж, и жена. Например, муж унаследовал от родителей свою фирму, а жена свою, родительскую. Такой случай был в семье Андреевых: московская купчиха 1-й гильдии Наталия Михайловна Андреева с 1876-го по 1910 год возглавляла торговый дом «Королёв Михаил Леонтьевич» по продаже кожаной обуви, причём ей перешёл от покойного отца титул поставщицы Императорского двора, который был присвоен последнему в 1852 году, в то время как её муж также «своим лицом» состоял в 1-й гильдии, торгуя чаем и колониальным товаром в собственном магазине на Тверской. «Мое исследование показало огромную активность женщин в распоряжении имуществом, – уверяет Галина Ульянова. – Интересно, что работавшая параллельно со мной, но не по купеческим, а только по дворянским материалам американский историк Мишель Маррезе пришла к сходным результатам для более раннего периода XVIII – начала XIX века. Оказалось, что “к началу XIX века дворянки были участниками примерно 40 % имущественных сделок в качестве продавцов и инвесторов”, а к 1861 году женщинам-дворянкам принадлежало 30 % помещичьих имений». Мы, конечно, помним и Арину Петровну Головлёву, и ряд других помещиц-хозяек из русской классической литературы».
В купеческой среде владелиц имущества и владелиц бизнеса могло быть в разные десятилетия ещё больше. С чем это было связано? Именно с базовыми установками российского законодательства, где говорилось, что «Имущество жены не только не становится собственностью мужа, но, независимо от способа и времени его приобретения (во время ли замужества или до него), муж браком не приобретает даже права пользования имуществом жены». Современные люди думают, что женщина, выходя замуж, приносила мужу богатство, и он начинал им распоряжаться. По российскому законодательству, до 1917 года было раздельное пользование имуществом. Женщина выходит замуж и мужу ничего не передаёт.
Современной юридической категории «совместно нажитое имущество» не существовало. К тому же российское законодательство определяло два вида собственности – родовую и благоприобретенную. Родовые имения, то есть перешедшие к кому-либо от родителей (в крайних случаях от близких родственников), разрешалось передавать только детям или внукам, а при бездетности – лицам из ближайших представителей того рода, по линии которого было получено имение. Благоприобретённое имущество (то есть купленное самостоятельно) могло быть передано любому лицу – жене, мужу, даже любому не из семьи завещателя.
Если у жены, например дворянки, имеется родовая собственность, то есть от отца, предположим, князя или графа, то муж не имел права наследовать её после смерти жены, и эта собственность возвращалась в ее семью. Иногда жена (в случае бездетности) писала в завещании, что муж после её смерти может пожизненно пользоваться принадлежавшим ей, а потом имущество возвращается «в род». Ещё было такое правило: родовая недвижимость (при отсутствии детей и внуков) всегда переходила по следующей схеме: отцовское имение – в род отца, материнское – в род матери. Законодательство, разрешавшее женщинам владеть имуществом наравне с мужчинами, невероятно способствовало развитию женского предпринимательства. Ограничений не было.
Командовали мужчинами
«Если говорить о типологии, то, как я выяснила, рассмотрев несколько сотен предприятий в первой половине XIX веке (условная “пушкинская эпоха”), существовало две модели развития женского бизнеса: купеческая и дворянская, – поясняет Галина Ульянова. – Возьмём купчиху: её фабрика находится в городе, она наняла рабочих, сама сбывает товар, зависит целиком от свободного рынка. У дворянки другая ситуация. Она живёт в своём имении, на неё работают крепостные на своём (не привезённом) сырье. Иногда у неё есть договорённость (подряд) о поставках в армию или к Императорскому двору. Таким образом, её положение надежнее, чем у купчихи». Люди, не связанные с производством, решат, что женщины могли, например, производить на своих некрупных фабриках ленты, чулки, помаду, прочую галантерею. Но факты опровергли эти предположения: бизнес на «мужской» и «женский» не подразделялся. И не было женской специализации. Например, в Москве женщины – мещанки и купчихи – владели кузницами, меднолудильными предприятиями, то есть это работа с металлами, где все рабочие – мужчины. Возьмём для примера 1826 год, список кузнечных мастеров (то есть владельцев кузниц): среди 170 человек есть несколько женщин, даже имена их и адреса находятся в справочнике по Москве. Они командовали очень бойко. В 1838 году, как следует из архивов, мещанкам – а это небогатая группа горожанок – принадлежали столярные, медные, кузнечные предприятия.
Права и льготы
Закон «О допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения» обозначил революционные изменения во взглядах правительства и общества на роль женщины в сфере профессионального труда. А потом появилось несколько таких книг, которые разъясняли женщинам, желавшим самостоятельного заработка, их права и вдохновляли женщин работать. Так, вышел сборник «Женское право». Название двоякое: и право женщин на труд, и свод юридических норм. Эти законы легко реализовывались на практике. У женщины были права на ведение торговли. В 1870-е годы для женщин, ведущих бизнес, имелись льготы. Например, женщины из двух небогатых групп населения – вдовы и дочери священнослужителей, а также жены, вдовы и незамужние дочери солдат – имели право заниматься мелочной торговлей без свидетельства, то есть вообще не платили пошлин. Была ещё одна «льготная» категория предпринимательниц, которой разрешалось не брать купеческие свидетельства, а платить только минимальную сумму за «билет» на содержание заведения – владелицы типографий и фотографий. «Российское законодательство и отчасти законодательство скандинавских стран в XIX веке было наиболее прогрессивным: у женщин не было ограничений ни в праве на владение имуществом, ни в праве на ведение бизнеса, – рассказывает Галина Ульянова. – В то время как в большинстве западных стран женщина, выходя замуж, передавала права собственности супругу».
[/caption] Откуда же тогда взялся столь устойчивый стереотип о женском бесправии «при царе»? «Общество продуцирует то, что ему по каким-то причинам выгодно, – уверена исследовательница. – В каких-то сегментах бесправие женщин существует и существовало. Например, фабричным работницам платили меньше, чем мужчинам, и женщины были заняты менее квалифицированным трудом. (Но заметим, что этому есть рациональное объяснение – например, ткацкие ручные станки на фабриках были очень тяжелы в работе, требовалась физическая сила, чтобы двигать руками бердо.) Женщины-работницы были заняты на физически более простых работах. В начале 1830-х годов в Москве на 135 хлопчатобумажных фабриках трудились 19 тысяч рабочих, из них 91 % мужчин. Тяжёлой была также работа на ситценабивных фабриках, там мужчин было ещё больше – 96 %. В 1847 году в Москве на всех предприятиях насчитывалось 45 тысяч человек, мужчины среди рабочих составляли 92 %. А руководить этой фабрикой могла женщина, и архивные материалы нам демонстрируют такие случаи».
С ними считались
По мысли Галины Ульяновой, в общественном сознании с 1970-х годов бытует миф, который преувеличивает роль старообрядцев в развитии промышленности. Этот миф пришёл, по-видимому, из американской историографии в период интереса к преследуемым группам, которыми по религиозному признаку были старообрядцами, отчасти миф порождён изучением роли квакеров в английской промышленности. При этом реальная доля старообрядцев в российском бизнесе составляла около 20 %. Что касается этнического признака, то среди российских предпринимательниц преобладали русские приблизительно в той же пропорции, как и в населении, составляя в разных местностях от 80 до 90 % женской бизнес-когорты. Весьма многочисленны были также немки, еврейки, француженки, татарки, англичанки, гречанки – в сумме их участие составляло около 10 %. «Если у человека есть деньги и власть, его половая принадлежность никого не волнует, – уверена Галина Ульянова. — С ним все будут считаться. Тем более что мы видим и в других сферах жизни, что очень часто женщины в России насмешек не терпели. С 1801 года можно обнаружить множество жалоб женщин на обидевших, нагрубивших чиновников и мужей. Жалобщицами были и крестьянки, и мещанки. Даже крестьянки могли подать жалобу на помещиков, такие случаи также разбирались на уровне канцелярий генерал-губернатора, а наиболее вопиющие – даже в петербургских высших инстанциях. Так что бесправной и забитой женщина в России уж точно не была».