Что было бы с сельским хозяйством в России, если бы не потрясения начала XX века? Какой могла бы стать русская деревня? Этот отнюдь не исторический, а самый что ни на есть актуальный вопрос оказался самым обсуждаемым на конференции историков Свято-Филаретовского института и Шанинки (МВШСЭН) «Русская деревня накануне Великой войны 1914–1918 годов», приуроченной к столетию кончины Александра Кривошеина, главноуправляющего землеустройством и земледелием Российской империи.
Накануне гражданской
Очевидный для всех собравшихся тезис: в начале ХХ века сельское хозяйство в России шло на подъём. Сравнение различных статистических данных показывает, что после мировой аграрной депрессии индекс осенних цен на основные хлеба в губерниях Европейской России повышался вплоть до Первой мировой войны. Очевидна также положительная динамика чистых сборов основных зерновых и картофеля в обозначенные годы, производство экспортных культур в производящих губерниях резко выросло, стал появляться новый класс – фермеры. Столыпинская реформа давала свои первые плоды.
«В тех губерниях, где крестьяне активнее выходили из общины, где создавались хутора на надельных землях, там в среднем был больший прирост урожайности, всех сборов. И в тех же губерниях было максимальное отчуждение продуктов на рынок», – подчеркнул Игорь Кузнецов, старший научный сотрудник РАНХиГС. Обратную ситуацию можно было наблюдать там, где крестьяне предпочитали сохранять общинное землепользование. «Дело даже не в том, сколько вышло крестьян из общины, а в том, что те, кто вышли и стали самостоятельными домохозяевами, были примером для остальных, – отметил Кирилл Александров, доцент СФИ, руководитель программы “Социальная история Отечества”. – К тому же тенденция выхода крестьян из общин уже имела устойчивый характер, и, вероятно, к 1930 году количество вышедших достигло бы 40 %».
Советские потрясения
Продразвёрстка, начатая в Российской империи в 1916 году, предполагала передачу всего объёма произведённого хлеба государству за вычетом установленных норм потребления на личные и хозяйственные нужды. «Хлебная монополия» была подтверждена большевиками после Октябрьского переворота. У крестьян стали изымать хлеб принудительно, что приводило к вооружённым восстаниям. В попытке восстановить разрушенную экономику был введён НЭП, ставший для крестьян пусть кратким, но глотком свежего воздуха. Стали возможны частнокапиталистические отношения в торговле, мелкой и иногда даже средней промышленности, как следствие – повысились объёмы производства сельхозпродукции. Вместе с тем медленно, но росло благосостояние населения, что было уже не на руку советской власти. Поэтому в 1927 году у так называемого кулачества уже принудительно конфисковывали хлебные запасы, начали появляться первые колхозы. Идея создания коллективных хозяйств в деревне, к слову, не нова. Ещё в 1913 году на земских советах были высказаны предложения по созданию товариществ для совместной обработки земли сельской беднотой, однако никто не планировал «сгонять» людей в такие объединения..
Выжженное поле
В начале XX века Россия вышла на весьма высокие темпы промышленного развития, однако до сих пор жив миф о том, что индустриализация – главная заслуга СССР и Сталина в частности. А ведь особенности быта 1930-х мало отличались от 1910-х. «Индустриализация» касалась в основном строительства военных заводов и всего, что было косвенно связано с войной. Деньги на неё выкачивались у населения (прибыль за хлеб, отобранный у крестьян) и доставались путём продажи за рубеж музейных ценностей. При этом заводы строили преимущественно заключенные ГУЛАГа, а часть военных объектов возводили приглашённые иностранные специалисты. Александр Никулин в интервью ютуб-каналу «Редакция» рассказывал: «Хрущёвско-маленковская реформа (1953–1954 годов) сразу дала эффект. Было дано больше свободы и самостоятельности руководителям колхозов. Появилось больше возможностей для крестьянских подворий: уменьшены свирепые сталинские налоги». Даже эти половинчатые меры возымели явный эффект: возросли производительность труда и благосостояние граждан.
Благодаря нефтяным доходам в нулевых у нового российского государства появились финансовые ресурсы, которые были брошены на создание агрохолдингов: крупные хозяйства пользуются всецелой поддержкой. И хотя существуют специальные госпрограммы, адресованные фермерским хозяйствам, это скорее баловство, чем систематическая политика. При всей возможной экономической эффективности агрохолдингов их засилье не отменяет одного: окончательного уничтожения цельного сельского пространства страны. Вся Россия без развитой деревни становится зоной отчуждения с отдельными островками предпринимательской активности.
Участники круглого стола были уверены: всё могло бы быть иначе. Индустриализация и урбанизация шли ещё в Российской империи, но медленно. Почему? Консервативная политика правительства до Столыпина этому явно препятствовала: нужно было сохранить крестьянство как класс. Однако возможности выхода из крестьянского состояния всё более расширялись: при всех недостатках реформ и мер до 1914 года вместе с выходом крестьян из общин сформировалась устойчивая тенденция экономического роста. Часть крестьян и помещиков становились фермерами, перспективой для других сельских жителей было естественное раскрестьянивание, переход из аграрного сектора в прочие сферы экономики. Так Россия пришла бы к сложной, но в целом сбалансированной структуре сельского хозяйства, которую мы видим сегодня в большинстве европейских стран. Этого не случилось; и это повод не для тоски, но для мысли и деятельного покаяния накануне страшной даты – 7 ноября.
