Один из трагических парадоксов нашей истории заключается в том, что к началу серьёзных для страны испытаний – Первой мировой войны, революции 1917 года – и полиция, и жандармерия подошли во многом ослабленными. Почему? Здесь важнейшая роль принадлежит, казалось бы, внутрибюрократическому сюжету – реформам политического сыска, проведённым генералом Джунковским. В 1913 году произошла очередная смена руководства Министерства внутренних дел. Новым министром был назначен Николай Алексеевич Маклаков – человек, который понравился царю, бывший черниговский губернатор, из старого дворянского рода, но не имевший связей и сильной поддержки при дворе. Он взял себе в заместители товарищем министра внутренних дел Владимира Фёдоровича Джунковского, блестящего московского губернатора, бывшего адъютанта великого князя Сергея Александровича, выпускника Пажеского корпуса, человека, знакомого лично с императорской семьёй и авторитетного в разных слоях общества. Джунковский пересидел на своём месте даже самые тяжёлые дни вооружённого московского восстания, и, собственно говоря, социально-экономический рост, который наметился в Москве начала ХХ века, во многом был связан с его деятельностью. Он имел огромную популярность как среди политиков консервативных (поскольку был связан с великим князем), так и среди либеральных, и умел договариваться со всеми. Такой человек был очень нужен Маклакову. Назначение его произошло как-то само собой, к тому же Джунковский в 1912 году отличился блестящей организацией празднования 100-летия Бородинской битвы: воссоздал редуты и бои, установил памятники, устроил праздник – словом, императору понравилось.
Генерал-майор Джунковский Владимир Федорович. Фото: Карл Булла / WikipediaВ поисках опор
Несомненно, Джунковский имел свои морально-нравственные императивы: большая трагическая любовь в жизни, прекрасные отношения с родственниками и семьёй, его поведение в быту – всё говорит о товарище министре хорошо. Но на работе он был прежде всего чиновником. Человеком, разумеется, не безнравственным, но специфически понимающим свои служебные задачи: там, где ему надо договариваться, он будет договариваться с кем угодно. Он быстро понял, что для успешной карьеры нужно иметь какие-то опоры в правящих кругах, потому что у Маклакова серьёзной поддержки нет, а любовь императора переменчива (в своё время царь разлюбил и Столыпина, и его преемника Макарова). Где тогда были очаги политической силы? Во-первых, в Государственной Думе. У Джунковского ещё с московских времён оставались хорошие отношения с октябристами и политической буржуазией как таковой. Во-вторых, силу имеет армия – с ней требовалось подружиться. В-третьих, придворные связи – они тоже имели значение. И в-четвёртых, региональные владыки – губернаторы. Чтобы располагать четырьмя опорами разом, к каждой требовалось найти подход, то есть чем-то её заинтересовать, чем-то с ней поделиться.
Ввиду этих соображений из Госдумы срочно отзывается проект реформы полиции, который был разработал предшественниками Джунковского; проект начинает полниться поправками, смысл которых – умелый бюрократический торг: вы нам – мы вам. Скажем, губернаторы в ходе этого торга затребовали у товарища министра внутренних дел ввести прямую подотчётность начальников местных жандармских управлений их канцеляриям. Получалось неслыханное: руководители региональных органов политического сыска должны были докладывать о нестроениях в области не напрямую столичному начальству, а сначала губернаторам, чтобы те уже передавали сведения дальше. Понятно, что ни один губернатор не заинтересован в том, чтобы Петербург узнал хотя бы одну негативную весть о происходящем в губернии, но Джунковский эту инициативу активно продвигал. Её не приняли только в силу того, что сам пакет реформ был отложен в долгий ящик.
Далее товарищ министра внутренних дел стал искать поддержки в среде военных. С некоторых пор в армии появилась секретная полицейская агентура, в основном следили за нижними чинами, но и за офицерским составом тоже – с согласия военного министра Сухомлинова. При этом отдельные высокопоставленные военные были оппозиционно настроены к власти, некоторые генералы дружили с думскими вольнодумцами (хотя бы для того, чтобы принимать удобный армии бюджет). В ходе своего торга с Думой армия делилась с депутатами своими секретными сведениями и т.д. Понятно: военным не нравится, что всякие жандармские ищейки рыскают по военным частям, набирают сотрудников среди рядового состава и офицеров, а потом пишут доносы в Министерство внутренних дел. К примеру, пишут на вице-адмирала Куроша – о том, что он вообще-то зверствует, отличается садистскими наклонностями и настраивает матросов против режима просто по дурости и вредности собственного характера. Такие доклады поступают в военное министерство, оттуда – в командование Балтфлота.
Сотни секретных сотрудников работают внутри воинских частей, особенно сильные команды как раз на Балтфлоте и Черноморском флоте, поскольку там служили более образованные кадры и они же были более недовольны режимом. Своих сексотов жандармы имели и в других воинских частях; в Средней Азии они вовремя обнаружили подготовку восстания, хотя все их реляции заметались под ковёр до самого 1916-го, когда проблема заявила о себе открыто. В общем, работа ведётся, военным она не нравится. И Джунковский одним своим росчерком пера весной 1913 года ликвидирует всю секретную агентуру в армии. Все секретные сотрудники армии и на флоте увольняются в никуда. Отныне дозволялось только вокруг воинских частей – по магазинам, домам терпимости, где обслуживались военные, – собирать отдельные сведения. Но подобная агентура всегда были лишь вспомогательной и давала косвенные сведения. Конечно, армейское начальство радо. Очень рады и думские политики, которые работают с армией.
Команда моряков на палубе крейсера "Очаково" за две недели до Севастопольского восстания на Черноморском флоте. Фото: РИА НовостиВпрочем, последним Джунковский приготовил особый подарок. Он даёт устное распоряжение снять всякое наблюдение с депутатов Государственной Думы. И чтобы подтвердить основательность своего слова, приходит к председателю Думы Родзянко и рассказывает ему, что Роман Малиновский, глава фракции социал-демократов в парламенте, является платным агентом полиции. После этого Малиновскому не остаётся ничего другого, как уйти, ведь Родзянко – главный болтун всей империи: что он знает с вечера, с утра знает весь думский состав. Так полиция лишилась своих людей в парламенте, а Джунковский заручился всесторонней поддержкой политиков за свои широкие взгляды и жесты.
Разгром «своих»
Понятно, что товарищ министра полиции, торгуясь с другими силами, сдавал «своих». И свои ему не прощают, начинается подпольная борьба внутри ведомства, которую возглавляет директор департамента полиции Степан Петрович Белецкий. К этому моменту в полиции растёт уверенность, что начинается второй виток революционной активности, подогретый бессмысленным Ленским расстрелом 1912 года, консервированием оппозиционных ячеек в армии и т.д. Известно, что на своей Цюрихской конференции в 1910 году социалисты-революционеры и часть социал-демократов принимают решение о смене тактики: они больше не поднимают мелкие восстания, а стремятся к долгосрочной работе ячеек. Скажем, есть ячейка в воинской части, она никак себя не проявляет; просто солдаты беседуют, литературу разную читают и т.д. Они же не бьют по лицу офицеров, не стреляют, от своих обязанностей не отлынивают, как было в первую русскую революцию. За что их привлекать? Пока жандармы имели своих людей в армии, они пытались выявить эти ячейки, подтолкнув их участников к открытому выступлению, которое можно тут же пресечь, арестовав всех причастных. Но в армии «своих» не стало: тишь и благодать. Даже если найдётся запрещённая литература, за неё надолго никого не привлечёшь (не советское, понимаешь ли, время). Ну, максимум сошлёшь обладателя в другой город, а ячейка продолжит деятельность. Серьёзные наказания были редкостью: за террористические атаки, организацию массовых выступлений и т.д. А это надо ещё доказать. Белецкий стремится рекрутировать агентуру там, где ещё можно и где её не успел запретить Джунковский – в частности, в средних учебных заведениях, потому что уже старшие гимназисты подсаживаются на революционные идеи, с которыми потом приходят и в университеты, и в армию. Пытаются вовремя распознавать агитаторов, изымать литературу и т.д.
Директор департамента полиции Степан Петрович Белецкий. Фото: voenspez.ruВ целом полиция понимает, что скоро революция. Ежегодно заводится дело номер 220, которое будет идти все годы, вплоть до 1917-го, под грифом противодействия «второму 1905-му». Полное его название сложно выговорить: «о выработке и принятию мер к предупреждению возможности повторения революционного движения 1905 года». Особенно преуспело здесь Петербургское охранное отделение, которое возглавляет Михаил Фридрихович фон Коттен. Он разработал метод превентивной юстции, то есть стремился арестовывать людей по данным секретной агентуры (иными словами, по доносу) для «проведения бесед». Большинство просто отпускали после этого, но иногда попадались персонажи, которые выдавали свои революционные связи и даже привлекались по уголовным статьям. Беседовали с ними в охранном отделении, по всем канонам («Выкладывай: встречаешься ты с такими людьми, читаешь такую литературу. А злые языки говорят, что готовишь восстание. Это злые языки говорят… А ты нам правду скажи, и т.д.»). Метод показал свою эффективность и, конечно же, тут же нашёл своих противников в оппозиционной среде (обыски без оснований!). В результате очередного внутрибюрократического торга начинается разгром питерской охранки. Поводом к ней служит растрата суммы казённых денег штабс-капитаном Улезко из охранной команды при отделении. И несмотря на то, что проверка показала, что отделение работало отлично, а за фон Коттена лично ходатайствовал градоначальник Драчевский, генерал Джунковский уволил начальника охранного отделения и перевёл большинство его толковых офицеров в другие жандармские структуры по стране. Резко сокращается секретная агентура, сеть филёров, охранная команда – увольняют почти сотнями!
Джунковский этим вполне удовлетворён, поскольку победил своего очередного противника внутри ведомства; остаётся только Белецкий. А Белецкий тем временем на всех межведомственных совещаниях трубит: приближается революция, нужно принимать меры. Занимается международными сопоставлениями, показывая, что во всех странах – Португалии, Османской империи, Персии, где недавно произошли госперевороты, – в революционных событиях на стороне оппозиции были задействованы военные. И в России, как мы видим, глава партии октябристов Гучков, находящийся в личной вражде с императорской семьёй, активно встречается с генералами, полковниками и т.д., беседуя на политические темы – это опасно и т.д.
В конечном итоге своими донесениями Белецкий так досаждает самым разным политическим силам, что его увольняют. Готовится окончательное уничтожение «вредных жандармов». А именно: думцы предлагают Джунковскому (и тот не против) вообще лишить жандармов права ведения дознания по государственным преступлениям. Пусть они, мол, безбилетников на поездах ловят, пьяные драки разбирают, а в политические дела ни-ни. Идея, конечно, всем нравится, одна проблема: кто-то же всё-таки должен заниматься государственными преступниками. Джунковский думает передать эту функцию Министерству юстиции и общей полиции. Так на столе у министра юстиции Щегловитова оказывается запрос: дорогой Иван Григорьевич, думаем ликвидировать жандармов как дознавателей по государственным преступлениям, хотим, чтобы таким дознанием занималось ваше ведомство. И здесь надо отдать должное Щегловитову: на такой, в общем-то, безумный запрос он отвечает очень трезво, поясняя, что его сотрудники не имеют специальной подготовки – это раз, они и так перегружены работой – это два, и участвовать в указанной авантюре он не согласен – это три; с уважением, дата, подпись.
Получив такой ответ на официальный запрос Министерства внутренних дел, Джунковский понимает, что ликвидация жандармерии как политического сыска всё-таки не удалась, но можно пойти другим путём. А именно – начинает ликвидировать охранные отделения. Только вдумайтесь: накануне 1914 года в стране уничтожаются все охранные отделения, кроме Петербургского, Московского и Варшавского (и то только потому, что эти три прописаны в своде основных законов Российской империи, их так просто не уберёшь). Ещё в Туркестане оставили одно районное подразделение, всё же этнически сложный регион. А так – полный разгром. Другие районные охранные отделения разогнали, особый отдел департамента охранной полиции ликвидировали. И грянула Первая мировая.
Министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов. Фото: WikipediaШпиономания
Опомнился ли Джунковский? Нет. Военным нужно организовывать контрразведку, они просят Джунковского предоставить им специалистов – жандармов, и тот охотно идёт навстречу. То есть и без того ощипанный со всех сторон политический сыск ещё и оголяет штат: жандармы отправляются на фронт. Как только Российская империя занимает какую-либо территорию, там тут же создается контрразведка и управление оккупированной территорией: Галиция, Турецкая Армения и т.д. Везде нужна военная полиция, то есть жандармы. Плюс ещё Дума лютует: требует отправить на фронт вообще всех жандармов, чтобы они «не отсиживались в тылу, когда родина в опасности» (как будто именно эти две-три тысячи офицеров, давно уже не участвовавших в боевых действиях, переломят ход войны). Если смотреть статистику, то около трети штатной численности жандармов было командировано на нужды военного ведомства Джунковским за самый короткий срок. Я не думаю, что товарищ министра внутренних дел имел какой-то злонамеренный план по ослаблению императорской власти (хотя после революции большевики его не тронут – за милосердие к оппозиции; его расстреляют только в 1938 году). Уж скорее он был просто бюрократ, который оказался на слишком ответственной должности в роковой час.
Что происходило дальше? На военном фронте успехи сменяются неудачами, с конца 1914 года Россия переживает великое отступление; начало 1915 года – тяжелейшие месяцы, огромные потери. В полках за несколько месяцев сменяется по три-четыре командира, даже командный состав выбывает сотнями, что уж говорить обо всех остальных. Такие неудачи надо как-то объяснить, и на фронте начинается шпиономания. Опытных жандармов не хватает, многие из них элементарно деморализованы предшествовавшими бюрократическими склоками, поэтому военная контрразведка работает крайне неэффективно. Дела (то же дело Мясоедова) клепаются одно за другим, появляются коллективные дела. За первый год войны общее количество привлечённых по делам о шпионаже только в Варшавской губернии – 3 200 человек. Это в несколько раз больше, чем всего было шпионов на Восточном фронте у немецкой армии. Из них более 75 % привлечены по коллективным делам – это, конечно, кошмар. Аресты производят военные, жандармы смотрят на них с ужасом и негодованием. Возникают конфликты, самый известный из которых – конфликт между руководителем Варшавского жандармского управления Алексеем Петровичем Бельским и местными военными властями. От Бельского требуют расследовать «коллективные дела», он тормозит такую работу, разваливает наспех сколоченные обвинения, отпускает подозреваемых за неимением доказательств и т.д. Неофициально он прямо говорит о «шпиономании».
А бюрократические склоки не остывают и здесь, в разгар Первой мировой. Я публиковал воспоминания жандармского ротмистра, потом полковника Владимирова, который работал на Балтфлоте и получал прямые указания: «накопать» порочащую информацию на тех-то и тех-то, желательно крупных шишек, связанных с потомством великого князя Владимира Александровича (то есть с Борисом, Кириллом, Андреем и Еленой Владимировичами). Он всё «накопал», правда, дело потом развалилось само собой. Главный интриган и инициатор шпиономании главнокомандующий великий князь Николай Николаевич получил отставку, заказ отпал. Характерный пример того времени – дело компании «Zinger», известного американского производителя швейных машинок. Контрразведка пыталась доказать, что эта компания из своих коммивояжеров организовала гигантскую шпионскую сеть по всей империи, в результате компанию вытолкали их страны, ликвидировали её офис (помните дом Зингер напротив Казанского собора в Петербурге, где сейчас красивый книжный магазин?), оставили без работы тысячи её сотрудников в России и т.д. А потом оказалось, что все обвинения ложные, и компанию признали невиновной (несколько шпионов действительно работали в Зингере, но никаких сетей не было и подавно).
Прохожие у витрины магазина «Зингер» на Загородном проспекте. Фото: Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-ПетербургаПозднее прозрение
Общая вакханалия начинает как-то задевать и Джунковского. В начале 1915 года он впервые оказывает слабое сопротивление одной из своих опор: сокращает количество передаваемых в армию жандармов и даже пытается перевести под свой контроль военные контрразведки. Впервые говорит, что только в МВД и жандармерии есть качественные специалисты по ведению дел о государственных преступлениях, а на фронтах они отсутствуют вовсе. Армия ещё надеется вернуть Джунковского под свой контроль, направляет ему бумагу о том, что генерала Бельского нужно немедленно убрать с Варшавского жандармского управления – он-де мешает, человек старый и косный, бездельничает и не ловит шпионов, к тому же высмеивает армейские чины. И Джунковский отвечает на это письмо неожиданно жёстко, по нормам делопроизводства его бумага – практически пощечина: он возмущён, что так пишут об одном из его лучших генералов («выдающихся качеств»), никогда не имевшим никаких нареканий. Тут же прямо говорит, что никто не должен вмешиваться в работу его ведомства. Конечно, товарища министра внутренних в конечном итоге продавили – он убрал Бельского в Лифляндию. Там своя камарилья, тоже «шпиономания», заказные дела: Бельского переводят ещё дальше, в глубокий тыл, руководителем Владимирского, а потом Тверского жандармского управления. Этот момент совпадает с началом активной патриотической борьбы думской либеральной общественности против «царизма».
И в 1915 году, как мы помним, Николай II идёт на уступки, увольняет министров-консерваторов: военного министра Сухомлинова и министра внутренних дел Маклакова. В ситуации открытой борьбы Думы и царя Джунковский оказывается уязвимым, так как не может договориться ни с одним, ни с другим лагерем. Его убирают не сразу после Маклакова, но по истечении довольно непродолжительного времени. Потом Джунковский будет говорить, что это всё из-за интриг с Распутиным, но на самом деле причина – в потере всех опор, которые он так старательно выстраивал. Он стал не нужен ни военным, ни думцам, ни царю, ни самому МВД, которое до того так долго разваливал и о судьбе которого стал беспокоиться слишком поздно. Новое МВД пытается за оставшееся время (как понимаем, уже очень короткое) восстановить разрушенное. Но об этом – в следующей части.
* Первая часть цикла доступна по ссылке
