«Мы все записались в ополчение... Нам выдали винтовки, боеприпасы, еду (почему-то селедку – видимо, то, что было под рукой) и погрузили на баржу, что стояла у берега Малой Невки. И здесь меня в первый раз спас мой Ангел-хранитель, принявший образ пожилого полковника, приказавшего высадить всех из баржи и построить на берегу. Мы сперва ничего не поняли, а полковник внимательно оглядел всех красными от бессонницы глазами и приказал нескольким выйти из строя. В их числе был и я. «Шагом марш по домам! – сказал полковник. – И без вас, сопливых, ТАМ тошно!» …Баржа, между тем, проследовала по Неве и далее. На Волхове ее, по слухам, разбомбили и утопили мессершмидты. Ополченцы сидели в трюмах, люки которых предусмотрительное начальство приказало запереть – чтобы чего доброго не разбежались, голубчики!»
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Так началась война для 18-летнего Николая Никулина – будущего известного искусствоведа, профессора, ведущего научного сотрудника Эрмитажа, автора более ста шестидесяти статей в российских и иностранных научных журналах, специалиста по живописи Северного Возрождения. Именно в искусство, в старинные книги и полотна он с головой ушел после окончания войны. Может быть потому, что в голландцах есть что-то потустороннее мистическое, как и в любой войне. Ян ван Эйк, Робер Кампен, Гуго ван дер Гус, Иероним Босх, Питер Брейгель. «Война в изложении Никулина – это брейгелевский пейзаж, нидерландская живопись шестнадцатого века», – так охарактеризовал прозу Никулина ректор Свято-Филаретовского православно-христианского института профессор священник Георгий Кочетков на прошедшей недавно читательской конференции, посвященной книге «Воспоминания о войне».
Осень 1941 г. Несем раненого по берегу Волхова под Киришами. Фото Д. Онохина«Странные, диковинные картины наблюдал я на прифронтовой дороге. Оживленная как проспект, она имела двустороннее движение. Туда шло пополнение, везли оружие и еду, шли танки. Обратно тянули раненых. А по обочинам происходила суета. Вот, разостлав плащ-палатку на снегу, делят хлеб. Но разрезать его невозможно, и солдаты пилят мерзлую буханку двуручной пилой. Потом куски и «опилки» разделяют на равные части, один из присутствующих отворачивается, другой кричит: «Кому?» Дележ свершается без обиды, по справедливости. Такой хлеб надо сосать, как леденец пока он не оттает».
«Ночи стали короче, и в сумерках на дорогах можно было встретить странные шествия, напоминающие известную картину Питера Брейгеля Старшего. Один солдат медленно вел за собою вереницу других. Большой палкой он ощупывал путь, а остальные шли гуськом, крепко держась друг за друга. Они ничего не видели. Это были жертвы так называемой куриной слепоты – острого авитаминоза, при котором человек лишается зрения в темноте».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Николай Николаевич начал писать свои воспоминания в 1943-м, попав в госпиталь после очередного ранения. Но окончательно оформил книгу лишь в 1975-м году. Вернее не книгу, а именно записки, воспоминания, которые стали попыткой избавиться от ужасных картин прошлого, преследовавших Никулина всю жизнь.
Август 1941 г. 311 с.д. в лесу. Волховский фронт. Фото Д. Онохина«В одну сравнительно тихую ночь, я сидел в заснеженной яме, не в силах заснуть от холода. Чесал завшивевшие бока и плакал от тоски и слабости. В эту ночь во мне произошел перелом. Откуда-то появились силы. Под утро я выполз из норы, стал рыскать по пустым немецким землянкам, нашел мерзлую, как камень, картошку, развел костер, сварил в каске варево и, набив брюхо, почувствовал уверенность в себе. С этих пор началось мое перерождение. Появились защитные реакции, появилась энергия. Появилось чутье, подсказывавшее, как надо себя вести. Появилась хватка. Я стал добывать жратву. То нарубил топором конины от ляжки убитого немецкого битюга – от мороза он окаменел. То нашел заброшенную картофельную яму. Однажды миной убило проезжавшую мимо лошадь. Через двадцать минут от нее осталась лишь грива и внутренности, так как умельцы вроде меня моментально разрезали мясо на куски».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Книга, написанная как глубоко личные воспоминания, увидела свет почти случайно. Николай Николаевич дал ее прочитать одному знакомому, и – книга зажила своей жизнью. В итоге директор Эрмитажа Михаил Пиотровский лично взял на себя ответственность за публикацию этого произведения, отличающегося от всего, что выходило о войне ранее.
«Солдаты с фронта были тихие, замкнутые. Старались общаться только друг с другом, словно их связывала общая тайна. В один прекрасный день дивизию выстроили на плацу перед казармой, а нам приказали построиться рядом. Мы шутили, болтали, гадали, что будет. Скомандовали смирно и привели двоих, без ремней. Потом капитан стал читать бумагу: эти двое за дезертирство были приговорены к смертной казни. И тут же, сразу, мы еще не успели ничего понять, автоматчики застрелили обоих. Просто, без церемоний... Фигурки подергались и застыли. Врач констатировал смерть. Тела закопали у края плаца, заровняв и утоптав землю. В мертвой тишине мы разошлись. Расстрелянные, как оказалось, просто ушли без разрешения в город – повидать родных. Для укрепления дисциплины устроили показательный расстрел. Все было так просто и так страшно! Именно тогда в нашем сознании произошел сдвиг: впервые нам стало понятно, что война – дело нешуточное, и что она нас тоже коснется».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Людмила Давыдова (ученица Н.Н. Никулина) и Ирина Сергеевна Никулина (вдова Н. Н. Никулина) на встрече с о. Георгием Кочетковым в Эрмитаже. Фото: Андрей ВасенёвВ свет мемуары Николая Николаевича вышли только в 2007-м году. Людмила Давыдова, старший научный сотрудник Эрмитажа, профессор Академии художеств, ученица Никулина рассказывала, что почти сразу книгу презентовали в Санкт-Петербургском союзе писателей. Первыми поднялись люди, которые стали говорить, что книга не имеет права на жизнь. Один молодой человек был убежден, что книгу нужно запретить: его дядя воевал и сказал, что все это неправда. Людмила Давыдова рассказала, что тогда ей хотелось задать этому молодому человеку простой вопрос: «Считает ли он себя человеком честным?» Он конечно бы ответил: «Да, мы честные люди, я честный человек». Так почему же тогда в этой честности, в таком простом и естественном человеческом качестве он отказывает Николаю Николаевичу Никулину, которого он не знал и который, по многочисленным свидетельствам его коллег, друзей и родственников, был человеком кристальной чистоты?
Апрель-май 1942 г. В Погостьинском мешке у деревни Липовик. Машины и телеги увязли. Солдаты вынуждены таскать все на себе. Фото Д. Онохина«А по дороге, в серой мгле рассвета, бредет на передовую пехота. Ряд за рядом, полк за полком. Безликие, увешанные оружием, укрытые горбатыми плащ-палатками фигуры. Медленно, но неотвратимо шагали они вперед, к собственной гибели. Поколение, уходящее в вечность. В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что мы остро ощутили непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Мы почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны».
«Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем – либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! Тебе, у которого было столько надежд. Тебе, который еще и не жил, еще ничего не видел. Тебе, у которого все впереди, когда тебе всего семнадцать! Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Именно правдивость и личностность отмечали критики, дававшие положительные отзывы. Правду о войне слышать больно, до слез. Но именно такова, наверное, может быть память о таком грандиозном апофеозе зла. С одной стороны – парад, цветы, вечный огонь, с другой – брейгелевские картины абсолютной разрухи, боли, отчаяния, страданий и ужаса миллионов людей, превратившихся из конкретных людей со своим прошлым и настоящим в неизвестных солдат.
Весна 1942 г. Когда снег растаял, повсюду появились мертвые тела. Волховский фронт.«Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании – в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них – тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Николай Никулин, радиотелефонист 883-го корпусного артиллерийского полка, рядовой 1-го батальона 1067-го стрелкового полка 311-й стрелковой дивизии, старший радиотелеграфист в 1-й батарее 48-й гвардейской тяжёлой гаубичной бригады разрушений, имеет две медали «За отвагу». Он прошел всю войну, начав в блокадном Ленинграде и закончив в Берлине. Именно поэтому он имеет право говорить о войне. По словам Михаила Пиотровского: «Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать ее больно, потому, что в ней очень неприятная правда. Николай Николаевич – герой войны, его имя есть в военных энциклопедиях. Кровью и мужеством он заслужил право рассказать свою правду. Это право он имеет еще и потому, что имя его есть и в книгах по истории русского искусствоведения. Хранитель прекрасного и знаток высоких ценностей, он особо остро и точно воспринимает ужасы и глупости войны. И рассказывает о них с точки зрения мировой культуры, а не просто как ошалевший боец». Великая Отечественная война в изложении Николая Никулина или того же Виктора Астафьева долгое время была областью молчания: все, что не соответствовало советской идеологии, уходило в подсознание, оставалось личным кошмаром тех, кто в этом участвовал. Эта война, по словам отца Георгия Кочеткова, в какой-то мере завершила ту цепочку страшных событий, которая началась революцией 1917 года. «По прочтении книги Никулина мне стало ясно, что война имела такой масштаб, что именно она стала последним, финальным историческим актом, который для нашей страны, и прежде всего для русского народа, имел принципиальное значение, – сказал отец Георгий. – Именно после неё стало уже совсем трудно, даже невозможно говорить о существовании в мире страны России, как и русского народа вообще, в принципе. Что не сделала сталинская и вся советская система изнутри, то доделала война, с помощью этой же системы. Точка невозврата домой, к себе и в себя была пройдена. Конечно, нам ясно, что война была самопожертвованием в первую очередь русского народа, только мне не очень понятно – это жертва за что? Кто от кого защищался? Действительно – пулеметы были и перед тобой, были направлены на тебя, но и за тобой, за твоей спиной. А кто в таком случае ты? Если обычно на войне есть две борющиеся стороны, то здесь не так, здесь их было не две, а три! Это как? Я думаю, что в мировой истории больших войн такого никогда и нигде не было. Если же к этому еще присовокупить и беспрецедентные масштабы всего, то тут действительно замолчишь…»
Никулин считал, что эта война была выиграна неимоверными жертвами, что люди «шли в расход» и из-за плохой организации, мы несли ничем не оправданные лишние жертвы. Именно лишние, которых можно было избежать. При этом у него никогда не было иллюзий относительно того, что можно было сдаться на милость немцам и тем самим облегчить жизнь. Нет, он видел зверства и ужасы по обе стороны фронта.
Июль 1944 г. Белоруссия. 311 сд. переправляется через реку. Фото Д. Онохина«Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков – малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц – и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа... Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки».
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
На читательской конференции, которая собрала людей самых разных возрастов, отмечали важность того, что книга не просто передает информацию, она передает дух, атмосферу войны. Это то, что зачастую совсем не принимается в расчет, когда мы думаем о Великой победе и воспринимаем себя народом-победителем. Война ставит человека в нечеловеческие условия. Для верующих людей это вопрос духовного противостояния злу – удастся ли устоять в чудовищной мясорубке? Вопрос не о выживании, для верующих людей он, как это ни парадоксально, второстепенен. Вопрос о том, удастся ли остаться Человеком?
Солдат Алёша. Фамилии не помню. Погиб под Погостьем в 1942 году. Фото Д. Онохина«На войне человек лишается всего, чем он жил до этого – родителей, жены, детей, имущества, книг, друзей, привычного общества и привычного окружения. Ему дана обезличивающая, уравнивающая его с другими форма и оружие, чтобы творить зло. Он беззащитен перед начальством, почти всегда несправедливым и пьяным, которое принуждает его не размышляя творить бесчинства, насилия и убийства. Иными словами, люди теряют на войне человеческий облик и превращаются в диких животных: жрут, спят, работают и убивают. А между тем, Богом данная душа человеческая всячески сопротивляется этому превращению. Однако мало кому удается устоять в этом страшном поединке маленького человека с огромной и безжалостной войной!
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Что же нам делать с памятью об этой войне. По словам писателя Василия Быкова, «правда о войне не реализована ни наукой, ни искусством, – главная и основная так, по-видимому, и уйдёт в небытие. Молодые поколения, разумеется, по уши в собственных проблемах, а старые, те, что на своих плечах вынесли главную тяжесть войны? Боюсь, что эти не только не способствуют выявлению правды и справедливости войны, но наоборот – больше всех озабочены ныне, как бы спрятать правду, заменить её пропагандистским мифологизированием». Он был уверен, что правду о войне нужно пережить, переболеть, чтобы родилось что-то новое, стойкое, то, что сможет противостоять злу как таковому. Иначе все это будет повторяться – из раза в раз.
«Самую подлую роль сыграют газетчики. На войне они делали свой капитал на трупах, питались падалью. Сидели в тылу, ни за что не отвечали и писали свои статьи – лозунги с розовой водичкой. А после войны стали выпускать книги, в которых все передергивали, все оправдывали, совершенно забыв подлость, мерзость и головотяпство, составлявшие основу фронтовой жизни. Вместо того, чтобы честно разобраться в причинах недостатков, чему-то научиться, чтобы не повторять случившегося впредь, – все замазали и залакировали. Уроки, данные войной, таким образом, прошли впустую. Начнись новая война, не пойдет ли все по-старому? Развал, неразбериха, обычный русский бардак? И опять горы трупов!»
«Воспоминания о войне», Н. Н. Никулин
Год назад на Параде победы впервые за многие годы была объявлена минута молчания. В память о тех, кто отдал свою жизнь в этой чудовищной кровавой неразберихе. Эта минута молчания казалась зияющей пустотой посреди моря цветов, грохота новых танков и звуков военных маршей. Но это была именно та лазейка, которая связывает настоящее с вечностью.
