«Как прекратить покаяние за советскую историю. Историческая конференция»;
«Хроники лжи “Ельцин-центра”: Как новые “солженицыны” требуют от общества покаяния за советское прошлое»;
«Нарышкин: Россия не должна каяться за советскую историю»;
«Про вред национального покаяния».
Наиболее примиряющее, что можно найти за пять минут, это предложение заменить призыв «покаяться» на «признать факты» и «хранить память».
Почему же мы так боимся слова «покаяние»? Возможно, ответ следует искать в его этимологии. Глагол «каяться» восходит к древне-индийскому са'уаtē – форме глагола «мстить, наказывать». В некоторых славянских языках до сих пор сохраняется это значение. Например, сербохорватское ка' jати переводится «мстить».
Иными словами, в древнеславянской, дохристианской культуре каяться значило «мстить себе», «наказывать себя». Малоприятная процедура, должно быть. С приходом христианства значение слова радикально меняется. Призыв к покаянию, который в Евангелии звучит сначала из уст Иоанна Крестителя, а потом от самого Иисуса, меньше всего можно принять за побуждение наказать себя пожестче. В христианском культурном контексте покаяние ассоциируется с очищением от греха, обновлением и изменением жизни, слезами радости. То есть коннотация слова в корне меняется. Рембрандт «Возвращение блудного сына», примеры можно множить.
Интересно, что в собственной реакции на понятия и символы можно безошибочно распознать свои духовные корни: я могу быть десять раз филологом и знатоком христианской культуры, православной в десятом поколении, но едва уловимое содрогание неудовольствия от призыва покаяться убедительно показывает мне, что теория остается теорией – никакой «укорененности» в христианстве нет и в помине.
Я чувствую, что так же больна «здравым смыслом», как и 99% моих соотечественников. Ведь с позиции здравого смысла «национальное покаяние» – невообразимый нонсенс. Оно предполагает какую-то коллективную ответственность. А согласно УК, ответственность строго индивидуальна, не передается по наследству и не «делегируется» кому бы то ни было.
Нормальный человек в нормальной ситуации не может покаяться за другого, а наказание за чужое преступление – произвол. Да и я невиновна, пока не нарушила УК, точнее пока меня не поймали. Если все 70% православных граждан нашей страны подпишутся под этим утверждением, 1000-летнюю историю православия на Руси можно считать официально завершенной.
Если же мы под этим не подписываемся, но нужно хоть что-то начать делать. Не призывать к покаянию всю страну: соседей по дому, коллег по работе... Давайте сначала попытаемся это сделать сами, а потом посмотрим, вдохновит ли сограждан наш пример. Ведь кто, если не христиане, лучше других специализируются на идеях, от которых здравый смысл трещит по швам?
Станет ли кто-нибудь отрицать, что христианство – это еще больший «нонсенс», чем идея национального покаяния? Бог воплощается в человека, берет на себя грехи всех людей, в том числе еще не родившихся, умирает на кресте и тем самым эти грехи искупает. Для того, кто способен разобраться, как это возможно, покаяние за недавних предков, вообще говоря, не должно быть проблемой.
Но мы (о, ужас!) пока и сами толком не знаем, как это делается. Что мы умеем, так это передавать собственные грехи Христу, чтобы Он их искупал. Бесконечный конвейер: исповедь – причастие – согрешение – исповедь... Взять на себя чьи-то грехи – при этой мысли сразу Уголовный кодекс вспоминается. Так и живем.
Пока что за пределы своего «я», своей индивидуальной ответственности смогли выйти лишь несколько поистине неординарных людей. Те, кто публично принес извинения за своих дедов-чекистов. Им удалось расширить свое сердце хотя бы до двух человек: «я и мой дед», а это уж какая-никакая коллективная ответственность, так и до национального покаяния недалеко. Нет-нет, да и позавидуешь детям и внукам чекистов: помогают, наверно, родственные связи ощутить ту ответственность, которая неведома большинству из нас.
Но если посмотреть на ситуацию честно, то придется признать, что дело здесь совсем не в дедах, или не только в них. Потому что покаяние приносить нужно, строго говоря, не за предков, а за то, что сегодня в нас самих очень сложно распознать христиан.
