Заново узнать своего отца

https://youtu.be/rnTnV5acPg4 Мы вступили в «юбилейный» год: в ноябре 2017-го будет отмечаться 100-летие государственного переворота, который действительно перевернул в нашей стране всё вверх дном. Гражданская война, начавшаяся после него, похоже, никак не утихает, принимая новые формы. Неуклюжая попытка госчиновников объявить один из дней ноября, близкий к дате переворота, Днем национального примирения и согласия, не приводит к примирению и согласию даже на этот один день в году. Призывы «забудем, что было», «хватит бередить прошлое», «надо всё простить» и т.п. бездейственны, потому что безосновательны. Ссылка же в качестве основания на слова Спасителя «прощайте и прощены будете» (Лк 6:37) не работает, поскольку эти слова приводятся вне контекста Его проповеди. А из него очевидно, что для прощения требуется не просто усилие воли, но внутренний переворот, перемена мыслей, целей, смыслов. На церковном языке это называется покаянием. Один из путей, ведущих к нему, – чрезвычайно важный: трезвое осознание причин и последствий событий 1917 года. В частности, нужно сказать правду о тех, кто эти события готовил, в них непосредственно участвовал, и о тех, кто действовал в том же духе в последующие советские годы. Это болезненная, «нарывающая» тема. Но если остаться здесь на уровне общих рассуждений и благопожеланий, нарыв сам собой не рассосётся. Покаянная публикация Владимира Яковлева о деде-чекисте, а также расследование Степана Карагодина о расстрелянном чекистами прадеде, вызвавшее покаянное письмо внучки одного из палачей и искренний ответ-прощение, на мой взгляд, – ободряющий признак того, что исцеление возможно. Если будет сказана вся правда и из неё сделаны должные выводы, т.е. будет принесено покаяние – если не теми, кто участвовал в репрессиях сам, то хотя бы их детьми и родственниками – прощение и примирение в нашей стране могут рано или поздно состояться. В прямой связи с этим находится и предмет нижеследующего текста. В списках сотрудников самого страшного «органа» новой власти (сменившего несколько названий: ЧК, ОГПУ, НКВД и т.д.), опубликованных «Мемориалом», есть имя моего отца. Копировский Михаил Борисович. Национальность — еврей. Родился в 1909 году. Член ВКП (б), кандидат с 1931.

(«Невозможность использования на работе в Главном управлении Государственной безопасности»). Для меня это не было новостью, потому что несколько лет назад я начал собственные архивные изыскания, связанные с ним. Поводом для них стал неожиданный рассказ близкого родственника о том, что отец – участник войны с начала до конца, летчик-истребитель, прошедший путь от лейтенанта до майора (с 1953 г. – подполковник), награждённый за время войны четырьмя орденами и 6 медалями. 

Копировский Михаил Борисович, 1953 год. Фото: из личного архива 

 – в конце 30-х годов был репрессирован. Однако по итогам моих поисков слово «репрессирован» пришлось поставить в кавычки во всех смыслах. Интернет выдал вначале ссылку на повесть «Красные соколы», где один из отрицательных персонажей, капитан госбезопасности, носит фамилию отца. Но то была художественная литература... А затем я нашёл выдержку из военно-исторической диссертации, повергшую меня в шок. Привожу её полностью: «Арестованный в конце 1938 г. за нарушения в следственной работе сотрудник ОО УНКВД М.Б. Копировский признал, что в большинстве случаев «следствие велось запрещёнными методами, показания получались с помощью избиения или протоколы составлялись заранее и потом добивались подписей обвиняемых». В документах, полученных мной впоследствии из Госархива социально-политической истории (бывший Центральный партийный архив), факт ареста отца не упоминался. Там было указано, что с января 1939-го по ноябрь 1940 года он находился в резерве Особого отдела Управления НКВД Ленинградского округа, а затем до начала войны был старшим военруком ремесленного училища № 5 при ленинградском заводе «Электросила». Что на самом деле происходило с ним с 1939-го по первую половину 1941-го – остается неясным. Тем не менее 24.06.41 г. (на третий день войны!) он в составе группы осуждённых сотрудников НКВД был приговорен по статье 193-17, п. «а» Уголовного Кодекса РСФСР 1926 г. («Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе лица начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии, если деяния эти совершались систематически»)   к 3 годам исправительно-трудовых работ  с отсрочкой исполнения приговора до конца войны и отправкой на фронт 6 июля 1941 года. Если сравнить его фотографии 1936 года, где он – «кандидат на должность сержанта госбезопасности» (официальное воинское звание), и 1941 г., когда он, видимо, уже был на фронте, можно подумать, что это два разных человека (см. фото). 

 Слева: Копировский Михаил Борисович, 1936 год. Справа - 1941 год. Фото: из личного архива 

На первой – типичный «сталинский сокол» со стеклянным взглядом, на второй – тот, кто хорошо узнал, почем фунт лиха. Впрочем, на последующих его фотографиях это выражение глаз пропало... Никаких подробностей о жизни отца до этого я не знал, потому что видел его два раза в жизни, когда мне было шесть с половиной лет. Конечно, ужасно тяжело было осознать себя теперь сыном в первую очередь не героя-летчика, а гэбиста, силой и ложью выбивавшего показания из невиновных. И поскольку семейные предания о нём, которые я узнал сравнительно недавно, сведения из документов и в самих документах расходились очень сильно, я долго старался самостоятельно докопаться до истины, втайне надеясь, что противоречия разрешатся в пользу отца.  Однако никаких новых документов не нашлось, а с совестью в прятки не поиграешь... Всё, написанное выше о моём отце, нисколько не облегчает мне душу – наоборот.  Во-первых, понимаю, что, родись я в то время в нашей «самой свободной и самой счастливой» стране, вполне мог бы оказаться на его месте. Но независимо от этого, вопреки известной формуле главного палача – сын за отца отвечает. И не только сын, но и все потомки преступника, по Библии, наказываются «до третьего и четвёртого рода» (Исх 34:7) – если не обратятся к Богу и не изменятся. Благодарю Бога, почти 50 лет назад призвавшего меня к новой жизни во Христе, и людей, приведших меня к Нему и в Церковь. И именно поэтому я прошу прощения за все беззакония, совершённые отцом на службе в НКВД в 1936-го по 1938 гг. Прежде всего – у родственников людей, дела которых были пересмотрены, а сами они оправданы (готов сделать это и лично). Привожу их фамилии в соответствии с текстом приговора: Судаков, Иванов А.Ф., Червяков, Секен, Туроверов. Если их родственники живы, надеюсь, они отзовутся. Судить его и подобных ему мне не дано – судья им теперь Бог, милости Которого, как любил повторять архимандрит Таврион (Батозский), «нет края и нет предела». Но не ощущать вины за то, что он тогда делал, и за то, что делали с Россией захватившие в ней власть люди, чаще всего инородцы, выходцы с её окраин, чуждые её истории, культуре, вере, не любившие и не знавшие её, я не могу. Значит, нужно просить прощения ещё и у всего русского народа за то, что он претерпел в годы советской власти, – не «извиняться», а именно просить прощения, надеясь, что оно, с Божией помощью, будет дано. Призывать к покаянию, т.е. к изменению духа жизни, тех, кто искренне спрашивает: «А мне-то в чем каяться?» – я, конечно, не буду. Но уверен, что люди, которые поймут меня правильно, смогут сами это сделать, каждый по-своему. Может быть, когда-то так сможет сделать и вся российская нация. Потому что наша страна пока ещё не освободилась от миазмов этой самой тёмной части своей истории, и последствия «великих потрясений» отнюдь не заканчиваются с «великой победой». _____ Мы, редакция медиапроекта «Стол», собрали десятки личных и семейных историй о трагическом ХХ веке. Мы нашли дизайнеров и редакторов, а теперь нам осталось издать книгу. Поддержать проект можно здесь.