Обо всем этом в рамках «Лектория 1917» размышляет историк Сергей Беляков, автор многих книг по российско-украинской истории. «Стол» предлагает вашему вниманию неавторизированный конспект лекции Сергея Белякова на тему «Украинский вопрос накануне и во время революции», прочитанной в Екатеринбурге.
***
...В знаменитом фильме «Арсенал» великого режиссера Александра Довженко есть замечательный эпизод: украинские националисты возжигают лампады перед портретом Шевченко. Правда, Шевченко это не очень нравится – видимо, не нравится тот, кто эти лампады возжигает… Но факт остается фактом: портреты Шевченко в то предреволюционное время во многих украинских домах висели рядом с иконами. Перед ними зажигали лампады, а «Кобзарь» Тараса Шевченко хранился рядом с Библией. И относились к нему, как к священной книге. Надо сказать, что «Арсенал» – это не совсем художественный вымысел. Люди старшего поколения, наверняка, знают про большевистское восстание против Центральной рады Украинской Народной Республики (УНР), которое началось на заводе «Арсенал». В СССР об этом восстании много писали, оно стало неотъемлемой частью большевистского образа Гражданской войны. Довженко был участником этих событий, и, по некоторым данным, он брал Арсенал с другой стороны – то есть был среди гайдамаков Петлюры. Конечно, когда он снимал в 1928 году свой «Арсенал», он был уже на стороне большевиков, хотя позднее он писал в своей автобиографии, не признаваясь в службе Петлюре, но признаваясь в своих убеждениях той поры, что встретил революцию «с радостью собаки, что сорвалась с цепи. С верой, что теперь всем станет ясно, что земля будет у селян, фабрики – у рабочих, школы – у учителей, больницы – у врачей, Украина – у украинцев, Россия – у русских» (это слова из его «Автобиографии»).
Это было время, когда не только Киев, но и Петроград потрясли огромные украинские демонстрации. И эти события 1917 года невозможно никак объяснить, если не обратиться к историческому прошлому русско-украинских отношений и к той роли, которые эти отношения сыграли в революционных событиях. Скажу сразу, что я сам принадлежу к тем историкам, которые разделяют мысль о существовании древнерусского народа, существовавшего со своими локальными вариантами в домонгольской Руси. Но монгольское нашествие, а также подчинение Западной Руси литовским князьям, а позднее – унии Польши и Литвы, сформировавшей государство Речь Посполитую, привело к разделению некогда единого народа. Хотя связи между русскими восточными и русскими западными никогда не прерывались, прежде всего, были связи церковные – в Киев ездили паломники из Москвы, в Москву – киевляне. Тем не менее, разделение это случилось. И естественно, что со временем различия между восточными и западными русскими стали углубляться. Причем имя русское сохранялось на западе очень долго. Скажем, в Галиции еще в начале ХХ века люди называли себя русскими. Но это не значит, что они ассоциировали себя с теми русскими, которые жили в Москве. Симптоматично здесь появление так называемых «экзоэтнонимов». Что это такое? Это как другой народ называет нас. Предки украинцев стали называть московских русских «москалями» и «кацапами». Со своей стороны, и русские часто не признавали «своих» в западных русских, называя их «хохлами» и «черкасами». Термин «хохлы» появляется уже в XVII веке, но в деловых бумагах в переписке, в документах московских приказов (как бы мы сейчас сказали – «министерств и ведомств») был распространен термин «черкасы» – видимо, по названию города Черкасы, который был одним из центров формирования украинского казачества. И к черкасам в Москве относились примерно так же, как к немцам: как к чужакам, пусть и православным. Интересно фиксировали эти различия иностранцы. Например, английский врач Сэмюель Коллинз, который служил при дворе Алексея Михайловича, называет черкасов «грубым и мрачным народом татарского племени».
Казалось бы, различия должны были устраниться с объединением Украины с Россией. Но не так все было просто. Длительный период от середины XVII века и до начала правления Екатерины II украинские земли, вошедшие в состав Российской империи, имели совершенно особое устройство. Они располагали автономией, причем автономией очень широкой. Во-первых, административно-территориальное деление было совершенно иным. Земли делились не на уезды, а на сотни и полки. Сотник и полковник были одновременно и военачальниками, и главами администрации. Должности все были выборными, вплоть до должности гетмана. Правда, в реальности эти выборы становились фикцией. Должность гетмана была под жестким контролем русского царя – Москва не могла допустить, чтобы гетманом избрали абы кого. Во-вторых, в этих землях было не только особое управление, но и особое законодательство. Трудно поверить, но вплоть до времен Николая I сохранялись элементы этих различий. В этих землях господствовал «Литовский статут», названный так потому, что принят был еще во времена княжества Литовского. А в городах было магдебургское право. Киев лишился магдебургского права только в начале 1830-х годов. Вдумайтесь, в пушкинское время! Разумеется, и последующее время казацкая старшина, бывшая элитой западного русского общества, стала быстро русифицироваться на восточный лад. Бывшая старшина и шляхта вошли в состав русского дворянства. И многие знаменитые казацкие семьи стали русскими – Кочубеи, Апостолы, Миклашевские и другие. Но эти процессы ассимиляции сравнительно мало затронули простой народ. Народ сохранял свою идентичность – благодаря устной традиции, значение которой некоторые историки сейчас недооценивают. Как формируется идентичность человека? Формируется она, начиная еще с колыбельных песен матери. Ребенок слышит на украинском языке колыбельные песни, его учат, а потом он играет со сверстниками. А дальше он слушает рассказы стариков. Тарас Шевченко вспоминал, что о гайдамаках (гайдамаки – участники повстанческих вооружённых отрядов XVIII века, действовавшие на территории Правобережной Украины, отошедшей к Речи Посполитой. – Ред.) узнал от своего деда, который будто бы сам был гайдамаком, хотя это и неправда. Дед ему рассказывал о подвигах украинских гайдамаков, об их героических походах против поляков, о резне, которую они полякам устроили и т.д. И молодой Тарас Шевченко усваивал эти знания.
Поэтому украинский народ в Российской империи не ассимилировался, хотя, казалось бы, триста лет под властью России было достаточно для того, чтобы западные русские и восточные русские сблизились, вернулись друг к другу. Более того, уже в начале XIX века среди русифицированной элиты появляются первые признаки будущего украинского национального самосознания. Наверно, первым таким значимым событием, без которого не обойтись, надо считать выход в Петербурге книги «Энеида» Ивана Котляревского, отставного кавалерийского офицера, будущего директора Полтавского театра. В те времена латынь была обязательным предметом для изучения в гимназиях. Но школьникам было скучно читать строки Вергилия из его «Энеиды». И они начинали переделывать эти напыщенные строки – так свои пародии на «Энеиду» появлялись во Франции, в Германии. Такая пародия появилась и в России. Ее автором был совершенно забытый сейчас замечательный поэт Осипов. Его «Энеиду» последний раз издавали аж в 1802 году! И вот, основываясь на осиповской «Энеиде», Котляревский написал свою украинскую «Энеиду».
Русская «Энеида» начинается такими словами: Эней был удалой детина И самый хватский молодец; Герои все пред ним скотина Душил их так, как волк овец. Герои украинской «Энеиды» заговорили на языке полтавских крестьян: Еней був парубок моторний I хлопець хоть куди козак, Удавсь на всеє зле проворний, Завзятіший од всіх бурлак.
Эта книга пользовалась большой любовью и у украинцев, и у русских, смеявшихся над забавным крестьянским наречием.
Вскоре появилась своя украинская драматургия, проза, поэзия. Но решающим событием был выход в Петербурге маленькой книжечки – всего 20 страничек – «Кобзаря» Тараса Шевченко. Говорят, русский народ – народ литературоцентричный. Это правда. Но украинский тогда еще более литературоцентричен. Когда «Кобзарь» разошелся по украинцам, он стал пользоваться огромнейшей популярностью. И вот, что интересно, как относилась ко всему этому Россия. До 60-х годов XIX века относилась хорошо. Как я уже сказал, важнейшие книги для украинского национального возрождения выходят в Петербурге. Одно время украинские деятели вообще дружили со славянофилами. Стихи Шевченко выходили в славянофильском журнале «Русская беседа». Пантелеймон Кулиш был своим в доме Аксаковых. Шевченко дружил с Сергеем Тимофеевичем и считал его высшим авторитетом в вопросах русской прозы. Отношения были, в общем, неплохими. Но потом настал роковой для русско-украинских отношений 1863 год.
Происходит событие, которое, казалось бы, не должно было поссорить великороссов с малороссами – польское восстание. И во время этого восстания украинцы на стороне России. Короленко вспоминал, что среди польского населения ходили ужасные слухи, будто бы украинские крестьяне заживо закапывают схваченных поляков в землю. И однажды таких живых покойников едва успели спасти русские солдаты. Они ревностно громили поляков. Но реакция власти оказалась обратной. Казалось бы, украинцы доказали свою преданность империи. Ничего подобного! Видимо, наиболее дальновидные русские чиновники и литераторы увидели грозный признак будущего украинского сепаратизма в этих событиях. Если сейчас польский сепаратизм силен и воинственен, а украинский на нашей стороне, то со временем украинцы обретут силу, и у России будет не только «польский», но и «украинский» вопрос. А он гораздо страшнее для целостности империи. И в 1863 году издается первый документ, который ограничивает использование украинского языка в публичной сфере – «валуевский циркуляр», названный так по имени министра внутренних дел. Еще большее ограничение будет наложено в 1876 году. В частности, запрещались все виды украинского правописания: украинский текст можно было записывать только по-русски. Также запрещено было издание научных статей, педагогических сочинений, учебников на украинском языке. На украинском разрешено было только печатать памятники старины, древние акты, народные песни и произведения изящной словесности после очень строгой цензуры, записывая их русским правописанием. Цензура была такая, что украинцы предпочитали с ней не связываться. Леся Украинка свои стихи печатала в Австрии, чтоб не связываться с российской цензурой. Кроме того, был запрещен ввоз украинских книг из-за границы. Чехов писал, что купил во Львове «два тома Шевченки» (то есть двухтомное издание «Кобзаря»). На таможне книгу могли бы изъять, но все обошлось благополучно.
Очень резко против украинского движения выступили русские националисты, а они были особенно сильны как раз в юго-западном крае – в Киеве, Одессе. Собственно, они были принципиальными противниками украинства именно потому, что с их точки зрения, украинство было одной из самых больших опасностей для целостности государства и для будущего русского народа, который они считали единым, состоящим из великороссов, малороссов и белорусов. И тогда украинцы начали потихоньку переходить в Австрию. В Австрии положение было совсем другое: украинские деятели культуры начали свои произведения туда пересылать, как пересылала Леся Украинка, или переезжали туда, как переехал профессор Грушевский Михаил Сергеевич, получив кафедру во Львове. А в Галиции положение было несколько иным. Украинцы жили в Галиции, Буковине, в Угорской Руси (так называемой Закарпатской Руси) – там к ним относились несколько иначе. Там разрешены были не только украинские школы, но украинские гимназии, во Львове и Черновицах (так назывались тогда Черновцы) существовали украинские кафедры в университетах, издавались газеты, журналы на украинском языке. В России они тоже в одно время издавались – первый украинский научный и литературный журнал «Основа» выходил в 1861–62 годах в Петербурге, он закрылся не по цензурным причинам, просто деньги кончились. Вскоре в Австрии появилось общество «Просвита» – его финансировали не только австрийские власти, но и украинские меценаты из русской Украины. Уже к концу XIX века на украинский язык переводится Евангелие, позднее – Деяния апостолов, Псалтырь; к началу XX века был закончен первый перевод Библии на украинский язык. На украинский переводят Шекспира, Гёте, переводят Пушкина, переводят Гоголя – что так возмущает многих русских. Таким образом произошел переход центра национального возрождения с русской Украины в Галицию, который был во многом спровоцирован политикой российских властей. Сейчас многие украинские историки рассматривают 300-летнее существование Украины в составе Российской империи чуть ли не как колониальное господство России, но это, конечно, чушь полная. Украинские губернии пользовались абсолютно такими же правами и обязанностями, как и великоросские, более того, до Екатерины II они, напротив, были ещё и привилегированными по сравнению с великоросскими.
Вот слова из письма Владимира Леонтовича, украинского общественного политического деятеля к писателю Даниилу Мордовцеву, датированное 1904 годом. «Жаворонка нельзя научить петь по-соловьиному, только скворцы поют чужие песни и поют плохо. Я родился в дворянской семье Полтавской губернии, где по требованиям моды и по служебной традиции уже два поколения говорили по-русски. Я окончил учительскую гимназию с русским преподавательским языком и юридический факультет. В детстве мне даже запрещалось говорить по-малоросски. Но огромное большинство самых ярких впечатлений детства и юности запечатлелись в моём мозгу в малоросских образах, с малоросской речью». В 1905 году специальная комиссия Академии наук, в которой участвовали наиболее авторитетные учёные такие как академики Шахматов, Ольденбург, Лаппо-Данилевский, Фортунатов, проведя исследование украинского вопроса, подготовила записку, в которой не только убедительно доказывала существование украинского языка, но и предлагала немедленно отменить ограничение на его использование, так как эти ограничения только вредят России, но и вредят, конечно и украинскому просвещению. Не столько записка эта повлияла, сколько революционные события 1905 года, и после Манифеста 17 октября 1905 года все ограничения на украинский язык были отменены. Однако, это не означало, что в украинском вопросе всё хорошо. Перед украинцами стояли очень важные серьёзные вопросы. Первый блок этих вопросов был связан с тем, что у украинского языка не было единой литературной нормы – надо было её создать. Появлялись первые научные работы на украинском языке, но нужен был научный аппарат на украинском языке, а это означало, что язык преимущественно селян надо было адаптировать к задачам науки – это довольно сложно. Вторая задача – социально-экономическая. Украинский народ того времени – это народ, в основном, крестьянский. Большинство старой элиты были русскими европейцами. Русскими европейцами становились и представители молодой украинской буржуазии, скажем, знаменитая семья сахарозаводчиков Терещенко. Терещенко – это старинный казацкий род с Черниговщины. Михаил Терещенко – последний знаменитый представитель этого рода – был министром во Временном правительстве. Это нормальный русский европеец. Между тем, один из героев Ивана Франко в его повести «Раздорожье» говорит: «Украинцы тогда станут настоящей нацией, когда у них появятся свои миллионеры, свои богачи, свои помещики». Но такая неполнота социальной структуры обусловила и своеобразный облик украинского политического движения – преимущественно левого толка. Самыми мощными украинскими партиями в 1917 году станут социал-демократы и эсеры. И, соответственно, к радикальному национализму подмешивался ещё и радикализм социальный. Если русские революционеры были в большинстве своём интернационалисты, то здесь были националисты и одновременно социальные революционеры.
И наконец, главный политический вопрос – самый тяжёлый и казалось тогда неразрешимый: каково политическое будущее Украины? Большинство украинских политических деятелей считали, что самый лучший вариант – это автономия Украины в составе федерализированной России. Самостийников было немного. Был Микола Михновский – один из первых деятелей, который отстаивал идею самостийной независимой Украины, но он был в меньшинстве. Но опять-таки, автономия – хорошо, а что делать с разделённостью украинцев между двумя империями? Ведь большая часть украинцев – примерно 23 миллиона по переписи 1897 года – жили в Российской империи, еще 3–4 миллиона украинцев – в Галиции и Буковине. Впрочем, в русских переписях не было такой национальности, как «украинцы». Украинцев сейчас вычисляют по языковому признаку – если указывал человек, что его родной язык малорусский, то, значит, он украинец. И в австрийских переписях не было украинцев. Там вычисляют приблизительно по числу греко-католиков – ведь поляки и немцы, за редкими исключениями, не становились греко-католиками. И что же делать с этим разделением? Возникает идея соборной Украины. Надо соединить тех и других украинцев – но как? Только на развалинах империи – либо Австрийской, либо Российской. Ну, ничего себе, задача. До Первой мировой войны она была совершенно неосуществима. Первая мировая война тоже ничего доброго не сулила. Во-первых, украинцы стали воевать против украинцев на юго-западном фронте. Украинцы, служившие Австрии, против украинцев, служивших России. Во-вторых, был некий раскол украинского движения. Одни политические деятели считали, что надо поддерживать Австрию, другие, такие как Петлюра, что надо поддерживать Россию. Петлюра в журнале «Украинская жизнь», который он редактировал, обратился к украинцам с призывом воевать честно на стороне России, тогда Россия, может быть, после победы требования украинцев удовлетворит, права Украины признает. Австрийцы со своей стороны создали так называемый «Союз вызволения Украины», который существовал на австрийские и немецкие деньги, но действовал столь неэффективно, что финансирование вскоре сократили. В лучшем случае они могли нескольких агентов направить на Украину, но в общем-то толку от них было немного. И вот, в такой обстановке и происходит революция. Революция произошла в Петрограде, и когда в Киеве получили достоверные свидетельства, сначала была некоторая растерянность. Потом представители украинских общественных организаций собрались 4 марта и после некоторых дискуссий образовали небольшую общественную организацию. Называлась она Центральная рада (рада по-украински – совет). Во главе вскоре встал самый авторитетный на тот момент украинский политический деятель культуры Михаил Сергеевич Грушевский. Это был выдающийся историк, хотя и политически ангажированный.
И, понимая ее нелегитимность, поскольку Рада представляла пока только интеллигенцию Киева, он решил придать ей действительно общенародный характер, и уже через месяц, в апреле, проходит Всеукраинский конгресс, который должен был заменить выборы. Провести выборы в условиях войны в России было очень трудно, тем более выборы в какую-то Центральную раду Украины, и тогда Грушевский предложил такой принцип: каждая украинская организация, будь то сельская община – громада, будь то какой-либо кооператив, каждая украинская общественная организация может выдвинуть своего делегата; если ее численность до 50 человек, то одного делегата, если больше сотни – то двух, и так далее. И собралось более 800 делегатов не только с украинских губерний, но и из армии, с флота и т.д. И этот конгресс придал легитимность Центральной раде, он объявил Центральную раду выразителем интересов украинского народа, и с апреля 1917 года Центральная рада в какой-то мере становится представителем политически активной части украинского народа. А дальше в стране нарастает требование украинизации армии – совершенно неожиданное явление для самих украинцев, в том числе и для украинских деятелей национального возрождения. С чем же был связан такой бурный резкий рост национального самосознания? Я думаю, что причина вот в чем. Революция привела к разрыву старых социальных связей, люди не переродились в один день, но исчезли связи между ними. То, что было легитимным до отречения царя, стало нелегитимным, ненужным, бессмысленным. Скажем, Финляндия, которая считала себя связанной с Россией прежде всего личной присягой на верность государю, посчитала, что имеет полное право на независимость после того, как царь отрекся от престола. Точно так же перестали работать и многие государственные институты – прежде всего, правоохранительные органы. И в такой обстановке разрыва всех социальных связей куда податься простому человеку, на что ему рассчитывать, надеяться? Надеяться можно, оказывается, только на самые фундаментальные, самые мощные, самые крепкие и самые глубинные связи – то есть на семейные связи, на классовые связи и на связи национальные. Более того, национальная связь чаще всего и выходит на первый план. Украинские солдаты уже не захотели воевать за какое-то Временное правительство – то есть, непонятно, что это за такое Временное правительство? А вот за Украину можно. И возникает идея украинизации войска.
Конечно, сначала эта идея была воспринята в штыки Временным правительством, но что интересно: и среди российских военных нашлись те, кто ее поддержал – например, генерал Брусилов заигрывал с украинцами, на одном из митингов славил «славную своим бывшим Запорожьем Украину». Выступая на одном из митингов, выразил надежду, что украинские солдаты будут сражаться за Украину так же, как сражались за Российскую империю. Тем не менее, даже летом 1917 года все украинские деятели требовали создания автономной Украины и включения в состав Российской федерации. Эти требования раздавались на 1-м и 2-м всеукраинском воинских съездах, на 1-м селянском съезде. Временное правительство попробовало запретить проводить съезды так часто: что же это такое – не успели один провести, как проводите второй, да еще во время войны, отвлекаете солдат от германского фронта. Реакция был очень резкой: Петроград не имеет права запрещать воинский съезд! И все делегаты говорят об автономии. Временное правительство сначала было ошарашено. Но поразмыслив, они решили прибегнуть к такой уловке: хорошо, вопрос важный, но давайте его отложим до Учредительного собрания. Пока мы должны воевать, все будет по-старому, а Учредительное собрание решит, будет у вас автономия и будет ли в России федерация. Украинцам это очень не понравилось. Вот несколько фрагментов из выступлений на всеукраинском крестьянском съезде в начале июня 1917 года. Делегат Одинец прямо заявил: «Не нужно было ездить в эту вонючую лужу, которая называется Петроградом». Делегат Осадчий от Чернигова: «Если заставят народ ждать долго, он может не дождаться и сам возьмет то, что ему принадлежит и что ему необходимо». Делегат солдат Белы: «Надо следовать примеру славных предков, умевших бороться за волю и право с оружием в руках. Если не помогают слова, помогут сабли! Просить и кланяться мы не будем, возьмем свое!» Центральная рада и сформированное ею правительство, которое называлось Генеральный секретариат, оказались зажаты между Петроградом, который против такого поспешного объявления автономии, и народом, который требовал скорейших реформ и объявления автономии. В конце концов, Центральная рада приняла решение пойти навстречу воле украинского народа, и 23 июня по новому стилю объявляет свой первый Универсал. Что такое Универсал? Универсал – понятие польской политической культуры времен Речи Посполитой, т.е. это одновременно закон и обращение к общественности. Универсалы издавали короли, сеймы, гетманы. И Центральная рада впервые со времен гетманщины издает свой Универсал. Вот первые его строки: «Да будет Украина свободной. Не отделяясь от России, не разрывая с государством российским, да будет украинский народ иметь право сам управлять на своей земле. Мир и порядок на Украине установит Всенародное украинское собрание (Сейм), избранное всенародным, равным, прямым и тайным голосованием. Все законы, что должны установить порядок тут у нас, на Украине, имеет право принимать только Украинское собрание. Те же законы, что должны установить порядок по всему Российскому государству, должны приниматься во Всероссийском парламенте. Никто лучше нас не может знать, что нам нужно и какие законы для нас наилучшие». После того, как это провозгласили, народ ликовал. Люди подняли Грушевского на руки и понесли его к зданию Центральной рады. Это была высшая точка той украинской весны – еще не лилась кровь потоками, еще казалось, что будущее этого новообразованной украинской автономии будет светлым и ясным. Вскоре приняли второй универсал. За ним – в ноябре 1917 года – третий, провозгласивший создание Украинской народной республики, за ним – в январе 18-го – четвертый, объявивший под грохот уличных боев в Киеве независимость Украины. Во время переговоров с немцами о сепаратном мире в Бресте, кроме большевистской, присутствовала и делегация Украинской народной республики. И украинцы требовали признания своей государственности Германией и её союзниками. Почему немцы на это пошли? В первую очередь, надавить на большевистскую Россию было проще, а, кроме того, этот мир в германской историографии называется «Хлебный мир». В Германии и Австро-Венгрии было состояние уже перед голодом, и в Вене опасались хлебных бунтов. Немцы и, особенно, австрийцы старались заключить этот мир. Тем более у России, по сути, армии уже не было, на неё крепко можно было надавить, и украинцы в этом еще и помогли. Украинцы на этих переговорах в Бресте вели себя очень смело. Выдвигали смелые требования, при том, что у них практически ничего не было. Была делегация Центральной Рады, а Центральной Раде тогда подчинялся небольшой уголок Волыни, часть киевщины, потому что Киев был захвачен большевиками. Тем не менее, они вели переговоры так, как будто бы именно они были хозяевами положения. Они знали: немцы могут пойти на уступки, немцам мир тоже нужен очень срочно. Мир был заключен украинцами, Россия тогда ушла с переговоров, потом, как известно, вернулась и подписала мир на более тяжелых условиях.
А Украина получила признание Германии, торговый договор, а потом еще и обратилась за помощью: «Помогите от большевиков, которые оккупировали нашу землю». Немцы помогли, ввели войска и изгнали большевиков. Центральная Рада вернулась, но немцы посчитали, что Центральная Рада уже не нужна – дескать, она очень демократичная, а управлять не умеет. И молодые украинские националисты начали быстро терять свой авторитет. Конечно, Грушевский был ученым, но у него не было опыта управления государством. В 1917-м Генеральный секретариат Рады возглавлял Владимир Винниченко – писатель, драматург. Его заместитель Сергей Ефремов – литературный критик. Весной 1918-го правительство возглавлял Всеволод Голубович, инженер. Ни одного чиновника, ни одного управленца. Конечно, ни власть удержать, ни построить новое государство они не могли. Немцы это видели, и обратились к генералу Скоропадскому. Скоропадский был представителем аристократии, и немцам это нравилось. Немцы устроили переворот, и привели к власти Скоропадского, режим которого прекрасно описал Михаил Булгаков. И знаете, роман Булгакова «Белая Гвардия» очень интересен тем, что он выражает отношение русских людей Киева ко всем этим украинским делам. Русские в Киеве, как и в других крупных городах, составляли большинство населения. Села на Украине были сплошь украинскими, а вот города русскими.
И вы помните, как Булгаков высмеивает все украинское. Этого отношения к украинскому режиму Скоропадского придерживались многие русские, которые пошли на службу этому режиму, но куда им деваться? Смеяться-то они смеялись, но в 1918 году эта Украинская держава Скоропадского была островком относительного благополучия в море Гражданской войны. Люди, которые прибывали из голодного Петрограда, из голодной Москвы были поражены: тут кафе работают, пирожные продают, не хлебные карточки – деньги есть, можно покупать, продавать, зарабатывать, жить. Режим Скоропадского был не таким уж плохим, но у Скоропадского была большая беда: для украинских националистов он был слишком русским, для русских – слишком украинцем, поэтому ни те ни другие его не поддерживали. И режим Скоропадского пал, как только немцы стали уходить. Причем пал под ударами восставших петлюровцев, а петлюровцы – это сторонники Украинской Народной Республики, которая стала совсем не такой демократичной, какой была в 1917 году. УНР в 1918–1919-м просто страшна. Петлюра еще в конце 1917 года отчасти и спровоцировал войну с большевистским Петроградом. Он стал принимать у себя офицеров, генералов, бежавших от революции, когда позволил донским казакам через Украину ехать к Каледину на Дон, не признававшему власть Петрограда и собиравшему силы против большевиков. Это было главной причиной войны. Но среди украинских националистов было много таких, которые считали, что с большевиками можно найти общий язык. Ведь они почти такие же как мы, они тоже левые, они тоже за раздел земли, они тоже за экспроприацию собственности, отмену частной собственности, только вот нужно одно «но»: все то же, что у большевиков, но плюс украинизация. Большевизм плюс украинизация всей Украины – вот это да. Именно благодаря таким украинским союзникам и проиграл Петлюра. И многие деятели Украинской народной республики, ставшие союзниками большевиков, найдут себе место и в Советском союзе. Тот же Грушевский, он умрет в Советском союзе, он будет признанным советским академиком.
Еще в 1917 году возник самый главный украинский вопрос: а каковы же должны быть границы украинской автономии? И где она вообще, страна Украина? В 1917 году такой страны не существовало. Было понятие Украина – как сугубо географический термин, но государства не было. Я как историк могу сказать, что в истории есть три обоснования для создания нового государства или сохранения/расширения территории старого государства. Первое – это принцип статус-кво. Скажем, во времена Венского конгресса, после победы над Наполеоном, был принцип статус-кво. Его придерживался Священный союз. Власть установлена, порядок наведен, политическая карта мира остается такой навсегда. Любая попытка изменения политической карты – это крамола, ее надо пресечь. Сейчас статус-кво нам хорошо известен, он закреплен в документах ООН как принцип нерушимости границ. А в Европе – в формате «Хельсинкского процесса». Нерушимость границ – как есть, так и есть, иначе будут войны. Это разумная точка зрения с одной стороны, с другой – попытка остановить ход истории, ведь если границы не будут меняться, то история кончится. И поэтому всякая попытка создать мир статус-кво кончалась плохо. Посмотрите на мир в 1975 году во время Хельсинского совещания и на современную карту мира: очень большие отличия найдете. Кстати, сейчас современное украинское государство держится принципа статус-кво, сами знаете почему, а в 1917 году этот принцип был вообще для них невозможен. Ну какой же статус-кво, украинцы в России, украинцы в Австро-Венгрии, все – никаких перемен. Там он был невозможен, а сейчас стал востребован. Второй принцип – принцип исторического права: «Предки наши 1000 лет назад этими землями владели, и мы ими владеть должны». Один из самых опасных принципов в мировой истории, потому что служит прекрасным обоснованием для войн, для экспансии. Некогда мы этой землей владели. Некогда монгольские ханы правили Русью, подчинили Русь и заставили дань платить и т.д. и т.п. Но и этот принцип в 1917 году для украинцев был неприменим – не к чему было возвращаться. Максимум, что можно было вспомнить, это то, что во время освободительной войны Богдана Хмельницкого польский король признал создание автономии и выделил для войска запорожского три воеводства. Но в таких границах автономия просуществовала года два. А во-вторых, реальные границы расселения украинского народа к 1917 году были совсем иными. Для украинцев самым замечательным стал третий – этнический – принцип формирования государства. Его озвучил Грушевский: «Украина там, где украинцы». Но украинцы жили по всей территории империи – малорусский народ был вторым по численности после великорусского. Русские составляли 44,5% населения, украинцы – почти 18%. А, скажем, поляки только 6%, евреи – 4%. То есть украинцы были расселены на огромной территории. Грушевский предложил: «Украина будет там, где украинцы в большинстве». Это тоже немаленькая территория: и слободская Украина, и Киевщина, и Волынь, и Подолье, и Екатеринославщина, и Северная Таврия (но не Крым!) – но только за счет сельского населения, потому что городское население было преимущественно русским и еврейским, или русским, польским и еврейским. Отсюда и возникла политика украинизации, которую проводила советская власть.
Другое дело, что политика украинизация была вовсе не прихотью или инициативой большевиков – «а давайте-ка возьмем и сделаем украинцев» – нет! Большевики несколько раз подчиняли Украину, несколько раз ее теряли. И чтобы закрепиться на ее территории, надо было заключить союз с местными «левыми», с местным крестьянством, которое было вполне таким большевистским, но тут большевизм с национальным уклоном. Это была уступка своим союзникам по гражданской войне. Но я бы не стал преувеличивать значение этой украинизации. Украинизация не создала украинцев. Украинцы существовали и до нее, просто украинизация облегчила доступ широких слоев украинского населения к достижениям своей культуры. К тому же, в 30-е годы украинизацию начали постепенно сворачивать. Украина разделила нашу страшную историю ХХ века. Речь не только о голодоморе и сталинских репрессиях. Украинцы доказывают, что голодомор был геноцидом именно украинского народа, проведенный Москвой. Хотя в Москве правили кто? Кем был Сталин Иосиф Виссарионович – типичный москаль? Или Каганович? Власть была интернациональной во всех смыслах. И страшный голод был в то время и в Поволжье, и на Южном Урале, и в Казахстане. Поэтому украинцы не просто разделили эту страшную судьбу, но сами же – с другой стороны – ее и ковали. Я не случайно подчеркнул: Украина не была завоевана большевиками. Украину в немалой степени большевизировали и сами украинцы.
