Спустя почти 27 лет со дня заключения первого договора о его создании, памятник, посвященный жертвам утопического сознания, – так называл его автор, - наконец установлен. Не там, где планировалось, из другого материала (хотя это точно не плохо, так как бронза была любимым материалом автора) и другого размера, но установлен. «Маски скорби Европа-Азия». Европа смотрит на трассу, Азия – в сторону плит, на которых выбиты имена расстрелянных. Важно ли это – там или не там, из того или другого материала, той высоты или не той? Пожалуй, что важно, но не так, как – для кого или для чего этот памятник наконец решили установить.
Анна Пастухова, председатель екатеринбургского отделения общества Мемориал, не согласна с тем, что мемориал на 12-м км – подходящее место для памятника Неизвестного.
- В отличие от магаданского, который шокирует, тревожит, возбуждает, это – памятник-размышление. И я думаю: неплохо бы нам в центре города погрузиться в раздумья, а не в лесу поставить, куда никто не ходит.
Поздно установили. 27 лет назад, может, и ждали, а сейчас общество изменилось. Столько всего произошло с начала 90-х, тогда никто не мог и ожидать всех этих событий, грезя о свободе.
К тому же скульптура не в натуральную величину, и нет того эффекта, который задумывал автор. Лучше было признать все это и совсем отказаться от проекта. Есть мемориал на Московском тракте, и достаточно. Теперь будет не место памяти, а место селфи, вряд ли это соответствует идее Неизвестного, как говорится, каждому овощу свое время.
За несколько дней до установки Масок в пресс-центре «ТАСС Урал» прошла пресс-конференция. Анну Пастухову сперва пригласили, а потом сказали, что приглашение отменяется, и выступать она не будет. Почему это странно? Потому что Мемориал стоял у истоков Масок. Это все равно, что на день рождения не пригласить крестных родителей.
Открытие памятника "Маски скорби" в Екатеринбурге. Фото: Ксения ВолянскаяПочему именно Эрнст Неизвестный?
Итак, обратимся к истории двадцатисемилетней давности. 1990 год, пока еще Свердловск, закрытый город в пока еще СССР. Здесь в 1925 году родился знаменитый теперь на весь мир скульптор Эрнст Иосифович Неизвестный. Сюда он на костылях после тяжелого ранения вернулся с фронта к родителям в 1945 году. На знаменитой выставке в Манеже в 1962 году Никита Хрущев назвал его самого «пидарасом», а его скульптуры - «дерьмом». В 1976 году, уже при Брежневе, Эрнст Неизвестный уехал из Советского Союза «из-за эстетических разногласий с режимом». При этом диссидентом он себя не считал.
В Европе и США Неизвестный сделал блистательную карьеру. Его работы покупали лучшие галереи и даже Ватикан, он читал лекции в американских университетах, был членом Шведской Королевской Академии наук, Нью-Йоркской Академии Искусств и Наук, Европейской Академии искусств, наук и гуманитарных знаний.
В Свердловске об Эрнсте помнили. Помнили его родителей – отца, врача Иосифа Неизвестного, который ушел из жизни в 1979 году, и мать, поэтессу и писательницу Беллу Абрамовну Дижур. Вся уральская интеллигенция знала эту семью. «Дом был открытый: народ шел непрерывно, днем и вечером. Частью по делам, но чаще просто для дружеского общения. Поэты, писатели, журналисты, художники, врачи, инженеры, местные и приезжие — шли сюда для духовного и душевного общения», - вспоминает музыковед Ирина Сендерова. Белла Абрамовна смогла уехать к сыну только в 1987 году, благодаря заступничеству Евгения Евтушенко, написавшего открытое письмо в КГБ с просьбой «Христа ради» отпустить 82-летнюю мать скульптора Эрнста Неизвестного к её сыну.
[quote]– Вы не боитесь, что будут осквернять, краской поливать, и что тогда с этим делать?
–То, что делают во всем мире – отмывать[/quote]
Когда в 1989 году было создано Свердловское общество Мемориал, и появилась мысль о необходимости памятника жертвам репрессий, сразу подумали о знаменитом земляке. Возможно, кто-то слушал его интервью 1977 года на радио «Свобода», где он рассказал, что замысел такого памятника появился у него после XX съезда. Более того, его даже попросили сделать модель, но прошла «оттепель» и о проекте забыли. «Свободе» Неизвестный рассказал, что задумал монумент как «плоскость 500 квадратных метров, покрытая гранитными плитами, на этой плоскости - второй объем в виде параллелепипеда и на этом параллелепипеде сидела маленькая тоненькая скорбная девочка или девушка, закрывшая лицо руками – босоногая Россия, скорбящая об великих утратах. Плоскости архитектурного монумента должны были быть испещрены бесконечным рядом цифр лагерей». Этот проект никогда не был реализован.
Открытие памятника "Маски скорби" в Екатеринбурге. Фото: Владимир РадченкоВпоследствии инициаторов упрекали в том, что не было никакого конкурса среди скульпторов, что Неизвестный был выбран волюнтаристским образом, без учета общественного мнения.
Анна Пастухова объясняет: «Имя Эрнста Неизвестного вне конкурса. Это первый скульптор планеты и он наш земляк. Его знали во всем мире». Анна, теперешний председатель Мемориала, тогда была просто неравнодушной активисткой, которой было важно, чтобы дети знали о том, что происходило. Она преподавала литературу в техникуме общественного питания, а в Мемориале была волонтером, как бы сейчас сказали.
Неизвестному написал Игорь Маркович Шварц, сопредседатель «Мемориала», от лица всех его членов - тогда были живы многие лагерники. Письмо отправили по факсу. Неизвестный очень быстро ответил, предложил памятник с масками и каменными слезами.
Владимир Быкодоров, который тогда был директором музея молодежи, депутатом горсовета и сопредседателем Мемориала (два других - Игорь Маркович Шварц и Иван Цалковский), вспоминает:
- Звонит мне Геннадий Бурбулис, который тогда был народным депутатом СССР и предлагает прийти на встречу с Эрнстом Неизвестным в московской гостинице «Октябрьская», это было 8 апреля 1990 года.
Я приехал с камерой. В этой встрече участвовал Бурбулис, Игорь Маркович Шварц, люди из воркутинского Мемориала, московские мемориальцы. Началась встреча в 18.30 вечера, а закончилась в половине первого ночи – я записал на видео часа полтора или два, потом пленка кончилась. Там была речь в том числе о том, что у Эрнста есть идея поставить три памятника жертвам репрессий: в Магадане, Воркуте и Свердловске.
Магадан и Воркута – символы концлагерей. Свердловск – перевалочный пункт, ворота в ГУЛАГ. Позже Эрнст Неизвестный называл задуманный им триптих "Памятником жертвам коммунистической утопии".
- Бурбулис сказал мне, что моя задача – сделать разрешение на прилет Неизвестного в Свердловск – тогда город был закрыт, его открыли только в 1991 году. Я сидел на телефоне в номере гостиницы «Россия» и звонил – в горсовет, в КГБ. И 22 апреля Эрнст Иосифович прилетел в Свердловск.
Из архива Екатеринбургского МемориалаНеизвестный, Гробов и Грошев за работой над памятью
- В эту поездку или в следующую мы ходили с комиссией по городу, искали место, где будет стоять мемориал. Главный архитектор города Геннадий Белянкин предлагал несколько вариантов, Неизвестный выбрал место за Дворцом молодежи, - продолжает рассказ Владимир Быкодоров.
В архиве Владимира Петровича сохранились записные книжки, в которых он вел хронику своих встреч с Эрнстом Неизвестным во время его визитов в Свердловск, а потом Екатеринбург:
«24.04, вторник, в строящемся метро, 7 минут. Музей молодежи, 20 минут. 28 декабря 1990 г. Встреча с Эрнстом Неизвестным в кинотеатре Космос. 22 ноября 1991 г. Творческий вечер с Эрнстом Неизвестным в кинотеатре Космос».
Эрнст Неизвестный с дочерью Ольгой в Музее молодежи. Справа -Владимир Быкодоров. Фото из архива С.БыченкоДоговор о создании монумента был подписан 24 апреля 1990 г. Вверху слева – «СССР, г. Свердловск».
«Заказчик поручает, а Автор принимает на себя создание следующего художественного произведения «Мемориал Жертвам сталинских репрессий» в технике – горельеф размер 15 м в материале гранит». Пункт № 3 договора предусматривал вознаграждение в сумме 700 тысяч долларов. Пункт 10 гласил: «Автор передает в дар причитающуюся ему сумму авторского вознаграждения, предусмотренную в п.3 настоящего договора, в фонд сооружения мемориала жертвам репрессий в г. Свердловске».
Из архива Екатеринбургского МемориалаВ 1996 году Эрнст Иосифович откажется от гонорара за Маску скорби в Магадане, а в 2003 году - за скульптуру «Память шахтерам Кузбасса» в Кемерово.
Подписан договор был председателем горисполкома Новиковым и двумя сопредседателями Мемориала – Владимиром Быкодоровым и Игорем Шварцем.
Потом Неизвестный сделал у себя в мастерской в Нью-Йорке гипсовую модель монумента высотой полтора метра и доставил ее в Свердловск – все за свой счет.
Неизвестному дали мастерскую при Художественном фонде, комнату в помещении фонда, где он и жил. Началась работа уже над так называемой рабочей моделью, которая продолжалась два месяца – без всякой оплаты и предоплаты. Эрнсту Иосифовичу помогали скульпторы – Анатолий Гробов и Аркадий Грошев, работу которых Неизвестный тоже оплачивал из своего кармана. В интервью американской журналистке Белле Езерской Неизвестный говорил: «Знаете, у кого-то наверху хорошее чувство юмора – монумент жертвам сталинизма сделал скульптор Неизвестный и его помощники Гробов и Грошев».
Времена были нищие, глину и гипс знаменитый скульптор тоже закупал сам.
Практически сразу гипсовая модель, привезенная из Нью-Йорка, была выставлена для всеобщего обозрения в центральном зале Дома архитектора, там был большой стол, изображающий площадь. И были фигурки, чтобы видно было соотношение размера мемориала и людей – скорбная дама в черном, ценитель пластического искусства и толстяк с кувалдой с надписью «негатив».
Потом модель скиталась вместе с мемориальцами по разным временным приютам, на год уехала в пермское отделение Мемориала -для нее специально сделали деревянные ящики (отдельно для одной и другой маски), а когда наконец в 1996 году обществу было предоставлено в аренду помещение, хранилась почти 10 лет в холле общества Мемориал – сначала на Вайнера 16а. В 2002 году Мемориал на время реконструкции здания на 3 года лишился места, и великое произведение хранили… в гараже. Потом уже в новом месте прописки Мемориала – в подвальчике на Ленина 99. (Как пленницу в зиндане!) «Предлагала поставить в холле администрации города, пшли вон, говорят, вместе с этим монументом», - вспоминает Анна Пастухова.
Последние два с чем-то года модель была в музее истории города, куда ее взяли на выставку, а после окончания ее надо было разобрать, чтобы внести в помещение Мемориала. Но, к сожалению, умер скульптор Андрей Антонов, помогавший сохранить произведение, и мемориальцы не решились на радикальные меры, тем более, что уже были надежды на создание музея скульптора… Анне Пастуховой регулярно звонили: «Ну, заберите вы эту самую модель», - а она говорила: «Потерпите немного, скоро уже музей Эрнста откроется!»
- Я помню, - рассказывает Анна, - Эрнста спросили: а вы не боитесь, что будут осквернять, краской поливать, и что тогда с этим делать? Он ответил: «То, что делают во всем мире – отмывать».
Эрнст Неизвестный, 1990 годТолстяк с кувалдой – «Отечество» против Неизвестного
Но памятник отмыть легко, а изменить общество – работа не одного десятилетия. Толстяк с кувалдой оказался пророчеством.
Анна Пастухова рассказывает:
- В 1990-м году - тогда было еще правительство Павлова - было прислано на строительство памятника 1 миллион 400 тысяч, это была примерно одна пятая того, что надо, но поступили они не на целевой счет, куда поступали деньги от общественности, а на счет горадминистрации. Они были присланы 26 декабря, а дальше они 3 месяца лежали без всякого движения. На координационном совете (его возглавил академик Геннадий Месяц) мы говорили, что нужно купить хороший камнерезный станок для сибирского гранитного карьера – старое оборудование не справилось бы с таким объемом, а вместо оплаты за работу он бы остался у них. Перевели уже обесценившиеся деньги гранитному карьеру, их хватило на то, чтобы выпилить на старых станках 50 гранитных блоков – вместо 3500. Эти 50 блоков долгое время там и лежали. Я не знаю, куда их дели, хотелось бы знать.
Рассказывает Владимир Быкодоров:
- А потом началась такая история. Идет заседание горсовета и раздается газета – о том, что всякие враги отечества хотят испачкать нашу святую русскую землю произведением такого-сякого еврея, во главе этого заговора Быкодоров, который, видимо, тоже еврей. Дальше началось самое для меня тяжелое. Я пошел к коллегам депутатам, и тут они мне говорят: «Владимир Петрович, ну согласись, памятник какой-то не художественный… не надо нам его». И я остался один. Когда в художественном отношении человек чего-то не понимает или не разделяет - абсолютно безнадежная затея его вразумить. Так что я могу сказать, что то, что он тогда не появился, связано исключительно с деятельностью националистических, так называемых патриотических сил, общества «Отечество».
Объединение «Отечество» появилось в Свердловске в 1986 году. Возглавлял его журналист Юрий Липатников. В 1987-м году «Отечество» прославилось на весь город «наездом» на театр оперы и балета за постановку «Сказки о царе Салтане» - на шапке царя бдительные патриоты разглядели звезду Давида, а на троне – свастику.
В декабре 1991 года Липатников стал руководителем национал-патриотической организации «Русский Союз», главной целью которой было заявлено создание великорусского государства. Планировалось создание теневого правительства, объединение в боевые дружины, казачьи сотни и полки.
Три номера газеты «Русского Союза» «Глагол», посвященные Неизвестному, вышли в марте 1993 года. На первой странице одного из номеров был сляпан коллаж, где автор памятника плакал, а головы его «поклонников» были слезами.
Номера газеты «Глагол». Из архива Екатеринбургского МемориалаВ другом номере «жег сердца» людей архиепископ Мелхисидек. В своем обращении владыка объяснял, что любой памятник сакрален и должен выражать духовные и культовые традиции народа. Он гневно вопрошал: «Культурные традиции какого народа и сакральную практику какого народа представляет «дар» художника Неизвестного?» Здесь же архиерей утверждал, что единственной канонической формой памятника убиенным в русской православной традиции являются «Храм, Часовня и Крест». Тут же была пустая форма протеста, которую можно было заполнить подписями и прислать в редакцию.
«Треугольник этот – как клеймо на России, охваченной спекуляцией, бандитизмом, вымиранием. Автор из-за океана захватил Россию, все ее духовное пространство…» - тоже цитата из «Глагола». Из этого же номера, мнения горожан: «Это произведение рассчитано на разжигание национальной ненависти на много лет вперед». Газеты были изданы тиражом 3 тысячи экземпляров.
Номера газеты «Глагол». Из архива Екатеринбургского МемориалаЕкатеринбурженка, ныне живущая в Канаде, вспоминает на страницах своего ЖЖ об одной из этих встреч с Эрнстом Неизвестным в «Космосе»:
«…Заговорил тихо и интеллигентно, рассказал о желании поставить монумент, о своей работе в Штатах.
Почти сразу с задних рядов начались выкрики, заготовленные заранее: "ваши работы не нужны русскому народу!", "русский народ их не понимает!", "уезжайте в свою Америку!", "не допустим установки!", "вы русскому народу неинтересны!"
Неизвестный спокойно сказал: "А что же вы кричите издали? Выходите, пожалуйста, ко мне на сцену, я с удовольствием с вами поговорю".
После замешательства вышел их глава. (вероятно, Липатников – прим. К.В.) Неизвестный настойчиво спрашивал, кто дал тому мандат говорить от русского народа.
- Если я неинтересен русскому народу - почему тогда билеты на встречу раскуплены задолго до начала? Почему зал полон?
- Ваши работы неугодны Богу! - выкрикнул тот последний аргумент.
- Это Он вам сказал? Вы с ним беседуете? Каким образом, по телефону? Не дадите ли мне номер, у меня к Нему есть несколько вопросов. Идите, садитесь на место и не мешайте».
«Дайте денег на храм!»
А еще «православные патриоты» использовали манипулятивный прием: противопоставление мемориала пострадавшим от репрессий и Храма-на-крови, о необходимости строительства которого тогда заговорили: дескать, на храм ни полушки от государства, а памятник финансируют. (В том же 1993 году, кстати, из фонда строительства Храма-на-крови диакон Иоанн Горбунов украл 165 миллионов рублей и скрылся в неизвестном направлении. После этого епархии трудно было надеяться на что-то, кроме государственного финансирования проекта. В итоге храм был построен на средства «Фонда губернаторских инициатив».)
В «Глаголе» утверждалось, что горсовет уже выделил 30 миллионов на строительство памятника. К тому времени действительно было принято решение о выделении денег из бюджета города, причем даже не тридцати, как думали протестующие, а сорока миллионов рублей. Решение было, но работы так и не начались.
Вот решение Свердловского горсовета от 1 января 1992 года. На самом деле уже Екатеринбургского - городу возвращено историческое имя, но бланки пока используют старые.
Из архива Екатеринбургского МемориалаВ другой публикации «Глагола» называлась астрономическая сумма в 500 миллионов. Понятно, что в годы либерализации цен, галопирующей инфляции и обнищания граждан сообщение о таких суммах, выделяемых пусть даже гипотетически на памятник кому или чему бы то ни было, стало красной тряпкой. И хотя ни на ликвидацию трущоб, ни на поддержку малоимущих эти предполагаемые миллионы не пошли, авторы протестов могли праздновать победу – идея забуксовала и была похоронена на 22 года.
И финансовые проблемы были на последнем месте в этой истории. Ведь в Магадане памятник у подножия сопки Крутая появился в 1996 году! Он стилистически перекликается с екатеринбургским проектом: и там, и там – каменные слезы-маски «текут» из глаз масок-лиц. Только в магаданском памятнике лицо одно. Правый глаз изображён в форме окна с решёткой. На обратной стороне бронзовая скульптура плачущей женщины под распятием. Внутри монумента находится копия типичной тюремной камеры.
В 90-е магаданцы, как и по всей стране, месяцами не получали зарплату, полки магазинов были пусты, инфляция «съедала» деньги. Собирали пожертвования граждан, и не только россиян – помогли жители американского города Анкоридж – побратима Магадана, Борис Ельцин передал 90 миллионов рублей, были выделены средства и из государственного бюджета.
- Памятник в Магадане они могли допустить – надо постараться доехать до него, чтобы в натуре посмотреть. Там еще потомки репрессированных жили, и их много было, попробовали бы им сказать: не хотим памятник, - говорит Анна Пастухова. Она уверена, что противодействие установке монумента в Свердловске исходило от «искусствоведов в погонах»: - Финансовая причина на последнем месте. Нет юридического вердикта, нет категорического нравственного осуждения политики репрессий – отсюда и нежелание иметь на таком посещаемом месте столь мощный образ, внушающий мысль о преступлениях против человечества, которым нет срока давности. А ведь многие исполнители преступлений тогда, если и были не у дел, то находились на солидных и почетных пенсиях…
Возложение цветов на церемонии открытия скульптурной композиции Эрнста Неизвестного "Маски скорби" на территории мемориального комплекса жертвам политических репрессий на 12-м километре Московского тракта в Екатеринбурге. Фото: Павел Лисицын/РИА НовостиОбщество начала 90-х: за и против памятника
Сейчас редко вспоминают о том, что после упреков в несоответствии памятника русским традициям, Неизвестный внес изменения в модель – в углублении масок на обратной стороне появились распятия, которые предполагалось подсвечивать. Это хорошо видно на первоначальном эскизе, да и на одной из фотографий из мастерской Худфонда. Кресты, да еще с подсветкой – горящие - тоже вызвали негодование тогдашних защитников веры. Да, история с оскорбленными чувствами началась задолго до выставки «Осторожно, религия». И Эрнст Иосифович уступил и согласился убрать кресты из маски – он не хотел, чтобы его памятник стал камнем преткновения.
Интересно, что против памятника авторства Неизвестного тогда выступали и руководители Ассоциации жертв политических репрессий.
В газете «Глагол» г. Гассельблат, председатель ассоциации, говорил, что неуместно ставить столь скорбный памятник возле Дворца молодежи, который «ассоциируется с надеждой, оптимизмом, стремлением к будущему, веселью, с радостью житейской», и высказывал мысль, что если у города есть средства на памятник, то лучше потратить их на улучшение быта оставшихся в живых репрессированных.
В начале 1992 года главой администрации города Екатеринбурга стал Аркадий Чернецкий, который слыл сторонником установки монумента. Чернецкий и Месяц поручают Анне Пастуховой добыть землеотвод. Она проводит в приемной г. Белянкина, главного архитектора города, много рабочих дней, но землеотвод так и не был подписан.
Люди пока надеются, что памятник будет. В 1993 году члены Мемориала пишут письмо Юрию Самарину, тогдашнему председателю городского совета:
«В нашем городе, как известно, сооружается памятник жертвам государственного насилия по проекту знаменитого скульптора, нашего земляка, Эрнста Неизвестного. (…) Между тем, 26 января в одной из передач областного телевидения прозвучало мнение уважаемого духовного лица местной епархии, который подверг сомнению художественную и нравственную ценность работы скульптора. Надеемся, что частное мнение даже облеченного духовным саном лица не может служить основой для депутатов при решении вопроса о частичном финансировании проекта из бюджета города.
Считаем необходимым высказать и свое мнение по этому поводу.
Являясь чисто светским сооружением, монумент, на наш взгляд, выражает боль самых разных народов России всех вероисповеданий, равно пострадавших от государственных репрессий. Если кого-то смутил внесенный в зрительный ряд монумента неканонический образ креста как символа безвинных страданий и духовного спасения загубленных коммунистическим режимом людей, то сомнение это запоздало, ибо почти год тому назад автор видоизменил свой замысел в этой части, решив сделать свой мемориал подчеркнуто светским, то есть всеобщим по своей сути.
Поддерживаем намерение городских властей решить вопрос о частичном финансировании этого проекта и способствовать кампании сбора народных пожертвований на памятник».
Из архива Екатеринбургского МемориалаВ феврале Мемориал собрал подписи под письмом депутатам горсовета:
«Мы, люди, пострадавшие от невиданных по размаху государственных репрессий, обломки уничтоженных коммунистическим режимом родов, представители всех национальностей и всех вероисповеданий, много лет мечтали, чтобы была сказана вся правда о трагедии нашего народа, в огне которой мы оказались.
(… ) Монумент скорби по загубленным людям, подаренный родному городу всемирно знаменитым скульптором Эрнстом Неизвестным, стал близок нам глубиной проникновения в народную трагедию, мощью философского осмысления ее, художественным воплощением той боли, которую несем мы в своих душах: мы, сидевшие в лагерях или потерявшие в них своих близких. Хочется сказать: «Спасибо Вам, Эрнст Иосифович! Мы очень надеемся дожить до того дня, когда символом очищения России от страшного прошлого станет открытие Вашего монумента в Екатеринбурге»».
В письме был призыв к депутатам поддержать частичное финансирование монумента из городского бюджета. В нем упоминался и храм на месте убиения Романовых – о его строительстве тогда уже шла речь. «И храм, и памятник послужат чести Екатеринбурга».
Из архива Екатеринбургского МемориалаДожили единицы из подписавших.
Мы беседуем с Анной Пастуховой, она смотрит на подписи и вспоминает:
- Уткина Раиса Васильевна. Была репрессирована, 7 лет лагерей… Смотрите, вот фото – это ее сын в лагере для мамок… Щелконогов, Егор Михайлович, деревенский паренек, 9 лет Колымы, в рудниках, он мне говорил: нас лишили возможности даже с фашистами повоевать, я, говорит, так просился на фронт… Покровский, Николай Александрович, 10 лет в лагерях, харбинец, они с Щелконоговым так трогательно дружили, один такой деревенский, другой интеллигент… Фалеев Виктор Сергеевич – это же настоящая фамилия Рутминского, нашего знаменитого литературоведа. Думановский Альберт Самуилович. Он всегда на наши мероприятия ходил с плакатиком, с фотографиями репрессированной матери и расстрелянного отца, искал тех, кто их знал. Нет уже их никого…
В том же феврале противники Неизвестного обращаются к народным избранникам со своим гневным посланием: «…Памятник, внедряемый в Екатеринбурге вопреки воде горожан, - кощунство и насилие. Не быть этому! Мы не сомневаемся, что наши земляки окажут всему этому духовное сопротивление!»
В октябре 1993 года Екатеринбургский городской Совет народных депутатов, как и все местные советы, был распущен указом Бориса Ельцина, а с памятником так ничего и не было решено.
«Расстреляли царя и обманули великого скульптора»
Анна продолжала ходить в мэрию, все время обращалась с письмами, чтобы не дать забыть этот «сюжет». Уже после 1996 года один из чиновников горадминистрации сказал: «Ну мы же выполнили свой долг перед репрессированными - памятник на 12-м км поставили». – «То есть вы хотите сказать, что 12-й км – это вместо памятника Эрнста Неизвестного? Ответ был: «да»».
- Мне было обидно. Чем известен город – расстреляли царя и обманули великого скульптора, - говорит Анна.
В 2005 году зависшая история памятника получила новое развитие. Поскольку прошло 15 лет, а в Екатеринбурге мемориал так и не был установлен, Неизвестный решил дать разрешение возвести его на Золотой горе вблизи Челябинска, там, где были в 1989 году обнаружены расстрельные ямы. Поскольку дед Неизвестного родом из Верхнеуральска, Челябинская область может считаться прародиной скульптора.
7 апреля 2005 года Неизвестный расторг договор, заключенный с горисполкомом. Но художественный фонд, в подвале которого пылилась гипсовая отливка Масок все эти годы, отказался возвращать Эрнсту Неизвестному его произведение. Мэрия от памятника открестилась и порекомендовала решать дело в суде, хотя скульптор подписывал договор не с директором Худфонда Титлиновым, а с горисполкомом, преемником которого стала горадминистрация.
В книге «Ёбург» Алексей Иванов транслирует слух, что противодействие передаче Масок скорби в Челябинск оказал тогдашний мэр: «Сам Чернецкий из Стокгольма по телефону приказал: не отдавать!» Представитель Неизвестного на Урале Михаил Петров подал в суд от его имени, и он был выигран в 2006 году. Правда, модель монумента пришлось изымать из Худфонда с ОМОНом.
В Челябинске не планировали строить 15-метровый памятник, как задумывал Неизвестный. Было получено согласие автора, чтобы скульптура была отлита в бронзе высотой 3 метра, но история пошла на второй виток – монумент так и не был поставлен, гипсовая модель осталась в Челябинском краеведческом музее на 10 лет.
На торжественной церемонии открытия скульптурной композиции Эрнста Неизвестного "Маски скорби" на территории мемориального комплекса жертвам политических репрессий на 12-м километре Московского тракта в Екатеринбурге. Фото: Павел Лисицын/РИА Новости«Вы думаете, будет посмертный музей? Посмертного музея не будет!»
С мертвой точки дело сдвинулось благодаря тому, что в 2013 году был создан в Екатеринбурге музей Неизвестного, в чем колоссальная заслуга художников Виталия Воловича и Миши Брусиловского, которые написали письмо Путину, тогда премьер-министру: «Неужели на фоне бесконечных офисов, боулингов и развлекательных центров город не сможет найти место и средства для организации или строительства этого музея? Пора отдать дань уважения великому земляку, заслужившему широкое общественное признание и в нашей стране, и за рубежом».
- Мне говорили, что да, решение по музею принято, но сначала должны приехать скульптуры из Сингапура и вот будет их выставка, а уже потом музей, - рассказывает Анна Пастухова. - Мне позвонила Анна Грэхем, жена Неизвестного, попросила контакты губернатора, и я ей помогала выйти на него. Эрнст Иосифович тогда очень плохо себя чувствовал. Анна им позвонила и сказала: «Вы думаете, будет посмертный музей? Посмертного музея не будет! Или к дню его рождения откроете музей или вы не получите ни одной скульптуры». И к началу апреля был открыт музей. На открытии губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев сказал, что теперь надо сделать памятник.
Художник Виталий Волович поясняет:
- Но Эрнст уже не мог приехать, он перенес тяжелую операцию. Трагедия заключалась в том, что был один скульптор - Андрей Антонов, который был в состоянии осуществить работу по увеличению рабочей модели до нужного формата. А увеличение рабочей модели и характер лепки от величины меняются очень значительно. Андрея не было (скульптор умер в 2011 году). Поэтому монумент будет реализован в том формате, в каком была сделана рабочая модель. Это будет уже не монумент, а скульптура, ее отливает Иван Дубровин. Мечты редко сбываются. Вот и проект Эрнста «Древо жизни», который должен был иметь огромную высоту, поставили в Москве на филевско-кутузовской линии, но он тоже там очень небольшого размера.
Когда власти наконец решили, что Маски скорби пора поставить, Анне Грэхем посоветовали поручить отливать маски молодому амбициозному владельцу литейной мастерской Ивану Дубровину. Работать над масками, модель которых вернулась в Екатеринбург из Челябинска в апреле 2015 года, Дубровин начал на свой страх и риск – деньги еще не были выделены.
Официальный договор с Дубровиным заключили, когда первая маска – «Европа» - уже была готова. Задачей мастеров было максимальное сохранение аутентичности. «В литье мы передали прикосновение автора стеком к модели», - говорит Иван на пресс-конференции.
Каждая маска состоит из 3 частей, каждая часть настолько большая, что при заливке требуется 600 кг металла. Высота монумента 3 м, вес – 6 тонн. Металлокаркас сделан из нержавейки, гарантия - сто лет.
Скульптор Анатолий Гробов, ноябрь 2017 годГубернатор вместо Мемориала
На эту пресс-конференцию, как мы уже сказали в самом начале статьи, Анну Пастухову сначала позвали, а потом сказали, что слова ей не дадут. Но она все равно пришла и села в первом ряду. Пришел и профессор Алексей Мосин, историк, член Мемориала, чтобы задать вопрос: кто был инициатором установки памятника жертвам репрессий и напоминал о нем четверть века и общественности, и властям? Но слово дали только предсказуемым журналистам, а потом пресс-конференцию свернули. Зато все спикеры успели сказать о выдающейся роли губернатора в реализации проекта. Подчеркнули, какой это гражданский поступок и что без него ничего бы и не было. Зная нонконформизм Эрнста Неизвестного, можно смело предположить, что его бы все это сильно покоробило.
- В последние годы власти Свердловской области и города Екатеринбурга сознательно и целенаправленно замалчивают роль Мемориала, недавно получившего статус «иностранного агента», в установке памятника, - прокомментировал произошедшее Алексей Мосин. - Это стало особенно очевидно на пресс-конференции, в ходе которой Мемориал вообще не упоминался. Радость от долгожданного открытия памятника омрачается злонамеренной ложью, ведь не сказать правды в таком деле – всё равно, что солгать.
Добавлю: формально говоря, один раз скороговоркой и вскользь г. Тушин, замглавы администрации, о «мемориальцах» упомянул, когда говорил об общественности, через запятую, после Ассоциации жертв политических репрессий, которая, напомню, в начале 90-х высказывалась в лице своих представителей против памятника.
Открытие памятника "Маски скорби" в Екатеринбурге. Фото: Владимир РадченкоИмитация памяти для примирения со злом?
Памятник установили, но меня не оставляет мысль: о чем будут думать, проезжая мимо него, духовные наследники тех, кому поперек горла был памятник 27 лет назад, те, кто под новостью о Масках скорби в СМИ пишут:
«Сажали и расстреливали врагов советской власти, воров, взяточников, васильевых и сердюковых. А потом троцкист Хрущев велел преступников считать невинными жертвами. Памятник пусть ставят. Потом народ его торжественно снесет, как памятник лжи и обмана. И об Эрнсте Неизвестном. Человек он талантливый. Но вот искусство его далеко от народа. Модернизм — искусство сионистов. И сам он по духу их, а не русский. Сталин боролся с сионизмом, поэтому Эрнст ненавидит Сталина, тем более сам еврей»?
Или:
«А зачем ставить этот памятник и тратить много денег на это? Чтобы помнили? Так помнят те, кто (если) пострадал, вернее — их родственники. Это достаточно незначительный факт в многовековой истории России. Жить лучше позитивно мысля, нежели расставлять трагические взоры и на Европу, и на Азию. Зачем навлекать беды на регион и даже на страну этим трагизмом? А политические репрессии — это вовсе не такой мощный и значительный повод, как Победа над Гитлером, над Наполеоном, например».
Анна Пастухова в одном из разговоров со мной назвала то, что сейчас происходит, имитацией памяти.
Казалось бы, хорошее же дело, благородное: открыли Стену скорби в Москве. Поставили, наконец, Маски скорби. Но при этом про репрессии говорят так, словно это снег или наводнение. «Побило посевы». «Залило поля». Кто устроил репрессии? Осужден ли за них кто-то? Открыты ли архивы для потомков и исследователей? Объясняют ли детям в школе, что такое репрессии, что такое тоталитаризм? Кому перешел дорогу находящийся под судом по надуманному обвинению карельский поисковик Юрий Дмитриев, основатель общественного памятника казненным в карельском медвежьегорском лесу? Почему Мемориал отодвигают в сторону, его роль в хранении памяти о безвинно погибших замалчивается? О каком примирении последнее время с нажимом заговорили с высоких трибун - не подразумевает ли это примирение со злом?
Фрагмент скульптурной композиции Эрнста Неизвестного "Маски скорби". Фото: Павел Лисицын/РИА НовостиПослесловие
На открытии Масок скорби о Мемориале тоже не упомянули, только расплывчато благодарили «активистов». Выступал губернатор, потом бывший губернатор с действительно страшной историей о том, как арестовали его мать, а он, четырехлетний, остался дома один. Лейтмотивом всех выступлений был призыв «не призывать к сведению счетов», «опираться на ценности доверия и стабильности» и не «подталкивать общество к опасной черте противостояния». От имени митрополита Екатеринбургского Кирилла Наконечного выступил его викарий, епископ Евгений Кульберг. Он ни словом не упомянул о том, что в 90-е РПЦ яростно протестовала против памятника авторства Эрнста Неизвестного, говоря, что он оскорбляет чувства православных. Что же с тех пор изменилось? Памятник стал другим, или пересмотрели свой взгляд? А может быть, просто слились с властью до полной неразличимости, власть разрешила, значит, кощунства больше нет?
Встретила Татьяну Знак, члена Мемориала.
- Я хочу, - сказала она, - чтобы услышали людей, а мы слышим только официальных лиц. Люди уходят из жизни. Моя мама не дожила, даже не узнала, где схоронен ее отец. Хотя бы последних живых людей можно спросить? Чтобы на таком мероприятии их записали камеры, посмотрели дети? Таких людей, как Анна Мироновна, дочь расстрелянного Мирона Сергеевича Шестакова.
Анна Мироновна рядом, в руках у Татьяны Знак – ее детский рисунок.
- Мы стояли и бросали в машину узелки с едой, - рассказывает Анна Мироновна, – кто что мог в то голодное время – кусочек хлеба, подсушенную на печке картошку. Полная машина мужчин. Все, что попадало внутрь, они выбрасывали наружу. Потом кто-то из них крикнул: «Расстрел! Нам всем расстрел!» Мне было 6 лет, я не понимала, что такое расстрел. Каково было моей маме… Папу забрали в 41-м, в январе 42-го его расстреляли.
