Тихо и незаметно в стране прошёл День памяти жертв геноцида казаков, учреждённый в память о циркулярном письме Оргбюро ЦК РКП(б) за подписью трёх человек (тов. Свердлова, Крестинского, Владимирского), в котором содержалось предписание комиссариату земледелия «разработать практические мероприятия по переселению бедноты в широком масштабе на казачьи земли». Считается, что именно эта директива, принятая в январе 1919 года, стала началом политики расказачивания, то есть уничтожения целого сословия служилых людей, веками защищавших границы России.
И первой жертвой советских репрессий считаются донские казаки. При этом совершенно забыта трагедия сибирских казаков – в частности, планомерный террор и уничтожение казаков Енисейского казачьего войска, который начался задолго до всяких директив из центра.
* * *
...От дома священника сегодня не осталось и следа. Как и от самого села Петровского, вошедшего в печальный мартиролог из четырёх десятков населённых пунктов Ачинского уезда, стёртых с лица земли в первые годы советской власти.
Единственный свидетель тех трагических событий – облезлый памятник «безымянным жертвам белогвардейского террора», установленный уже в поздние советские времена посреди бескрайней степи в окружении нескольких берёз – как раз на том самом месте, где стояла снесённая большевиками каменная церковь в честь святых апостолов Петра и Павла.
Недалеко же от краснозвёздной пирамидки уже в наши дни местные жители поставили часовенку – в память обо всех местных священниках, погибших в годы большевистского террора.
Но особенно здесь почитают последнего священника храма Петра и Павла отца Михаила Каргополова. Бывший атаман Енисейского казачьего войска и бывший командир Красноярского казачьего дивизиона после февральской революции 1917 года и насильственного отречения государя императора не пожелал служить новым властям и принимать участие в братоубийственной войне.
Полковник Каргополов снял погоны и принял сан священника, удалившись в самый обычный деревенской приход самой дальней деревни. А что ещё мог сделать честный солдат, потерявший в один день и царя, и Отечество? Только сохранить то, что у него осталось, – Веру, которой он и присягал служить до последнего дня своей жизни.
Но и на краю необитаемой тайги его всё равно нашли – бывший штабс-капитан царской армии и полный Георгиевский кавалер, ставший самым безжалостным вождём красных бандитов-партизан.
Отца Михаила вывезли из села и расстреляли. Затем сожгли и само село. Зачем? Почему? Ответы на эти вопросы мы не узнаем уже никогда.
* * *
По иронии судьбы Минусинский уезд бывшей Енисейской губернии стал одним из первых мест в Сибири, где большевики взяли власть: произошло это буквально через несколько дней после большевистского переворота в Петрограде.
Даже в Красноярске большевики взяли власть позднее, чем в уездных городках.
Но в то же время Минусинск стал и местом первого организованного сопротивления большевикам.
Впрочем, такая полярность Минусинска была предопределена самой историей, ведь много лет эти места использовались для ссылки политических заключённых. Минусинск был местом отбывания наказания для декабристов, в Шушенской волости жил Ленин, а неподалеку – в Туруханске – отбывал свой срок Сталин. Кстати, вожаком енисейских большевиков был как раз другой сиделец из Туруханска – некто Кирилл Матюх, 32-летний уроженец Черниговской губернии, который в антиправительственной деятельности участвовал ещё с 1903 года. Из Туруханска Матюх сбежал, вскоре его поймали в Варшаве и посадили в Красноярскую тюрьму. Он снова совершил побег. Причём товарищи по партии помогли ему обзавестись фальшивыми документами, и под чужим именем Матюх отправился в окопы Первой мировой. Был демобилизован по ранению, после чего вновь – на этот раз уже добровольно – отправился в Минусинский уезд. Ведь именно в таких отдалённых губерниях уже давно существовала целая сеть революционных кружков – большевистских и эсеровских, опирающихся на рабочих заводов и крестьян-переселенцев, прибывших в Сибирь из европейской России в ходе столыпинской крестьянской реформы. Понятно, что на Енисей бежали не от хорошей жизни, и нищие семьи переселенцев и на новом месте – несмотря на все обещания чиновников правительства – продолжали еле-еле сводить концы с концами. Самая благодатная среда для большевиков.
.jpg)
Но были в Минусинске и те, кто с самого начала отказался признавать новую власть: местные казаки и зажиточные крестьяне – потомки первопоселенцев, которые ещё в начале XIX века первыми прибыли осваивать безлюдные сибирские пространства.
Собственно, конфликт между пришлыми переселенцами-новосёлами и «старожилами» в лице казаков в те годы был главным политическим нервом жизни любой сибирской губернии.
Но именно в Минусинске этот конфликт проявился с особой жестокостью и бескомпромиссностью.
* * *
Уже через неделю после переворота в Петрограде – 30 октября 1917 года – в Красноярске состоялось общее собрание правления Енисейского казачьего войска, на котором казаки приняли резолюцию, предложенную войсковым атаманом Александром Сотниковым, решившим осудить большевиков и поддержать идею созыва Учредительного собрания.
Но для начала несколько слов о биографии этого человека – для понимания ситуации, расколовшей всё Енисейское казачество.
Александр Александрович Сотников родился в марте 1891 года в селе Потаповском Туруханского уезда Енисейской губернии в зажиточной купеческой семье. Его отец Александр Куприянович Сотников в своё время загорелся идеей наладить добычу руды и угля на Таймырском полуострове. По его стопам пошёл и старший сын Александр, который стал студентом геологического отделения Томского технологического института и самостоятельно организовал экспедицию в Норильские горы для обследования месторождений каменного угля, медной руды и графита. Но планам Сотниковых положила конец война. Александр был призван в армию и распределён учиться в Иркутское военное училище. В мае 1916 года он был направлен младшим офицером в Красноярский казачий дивизион.
Но ещё в училище Сотников проникся идеями социалистов-революционеров. После Февральской революции он как член партии эсеров пошёл на повышение – был назначен комиссаром и начальником гарнизона железнодорожной станции Красноярск, успел побывать членом Енисейского губернского исполкома, главой Красноярского гарнизонного совета. В сентябре 1917 года он приказом нового командующего Иркутским военным округом эсера Аркадия Краковецкого был назначен командиром казачьего дивизиона, а ещё через неделю II Съезд енисейского казачества избрал Сотникова своим атаманом.
Столь стремительное возвышение Сотникова, естественно, вызвало массу недовольства среди старых казаков. Многие офицеры, прошедшие японскую и германскую войны, отказались подчиняться 26-летнему выскочке.
Если в этом и состоял план эсеров, исторически не доверявших казакам, то он сработал блестяще: Енисейское войско как организованная сила ещё до большевистского переворота фактически прекратило своё существование.
* * *
Тем не менее уже на следующий день после собрания казаков – то есть 31 октября 1917 года – в Минусинске совет рабочих и солдатских депутатов срочно выпустил декрет о переходе всей власти к советам. Прежним органам власти – городской думе и земской управе – было предложено сдавать дела совдепу, не дожидаясь карательных мер «по законам революционного времени».
Большевики не шутили: в городе уже полном ходом шло формирование отрядов Красной гвардии, на всех заборах висели листовки-воззвания «Ко всему трудовому населению Минусинского края».
Но тут против большевистского исполкома восстали эсеры – самая влиятельная политическая партия в губернии, контролирующая уездный совет крестьянских депутатов. Эсеры, заявив, что «городские», то есть советы рабочих и солдатских депутатов, не выражают волю всех жителей уезда, предложили создать Временный объединённый исполком и провести специальный крестьянский съезд. И чтобы у большевиков не возникло даже мысли проигнорировать крестьянских депутатов, эсеры позвали в Минусинск казаков атамана Сотникова.
* * *
С Сотниковым из Красноярска ушло немного – 120 казаков и 25 офицеров при двух пулемётах.
Большевики из Енисейского губисполкомома объявили атамана Сотникова изменником и телеграммой информировали Минусинский исполком: «Сотников бежал, примите меры к аресту».
Более того, Григорий Вейбаум, председатель исполкома Красноярского уездного совета, и его жена Ада Лебедева, избранная заместителем председателя исполкома, призвали безжалостно расстреливать таких «предателей» как изменников революционного дела.
Минусинск, в котором большевики постепенно взяли верх над эсерами, был объявлен на военном положении.
* * *
Узнав о «предательстве», Сотников привёл свою «армию» в станицу Каратуз – одно из первых казачьих поселений в крае, основанное около трёхсот лет назад в сотне километров от Минусинска. Это было и самое богатое село в губернии, насчитывающее более 700 дворов. Здесь жили семьи многих енисейских золотоискателей, сколотивших состояние на золотоносных песках. На деньги золотопромышленников от речки Казга-Тубэ был проложен рукотворный канал длиной пять километров – чтобы речка Каратузка проходила бы по самому центру станицы и население могло бы пользоваться проточной водой.
В станице имелись две церкви, в том числе православный храм Петра и Павла (самый многочисленный приход во всём уезде) и храм старообрядцев, земская больница, две школы и высшее начальное училище Министерства народного просвещения, библиотека-читальня, банк и почтово-телеграфное отделение, артельный маслозавод. По средам и воскресеньям работал базар, собиравший торговцев со всех соседних волостей.
В Каратузе атаман Сотников арестовал эсеровский крестьянский комитет и созвал новый Съезд енисейского казачества, призвав вместе бороться за власть Учредительного собрания.
В ответ большевистский Военно-революционный комитет Минусинска потребовал от казаков разоружения. И отправил в Каратуз три отряда красногвардейцев с пушками-трёхдюймовками.
Против эсеров и казаков выступили и хакасы: как раз в это время в селе Аскиз проходил съезд хакасского народа, где старейшины родов поддержали большевиков и одобрили курс на самоуправление. И Сотников, не дождавшись поддержки, был вынужден увести свой отряд в село Тыштып, где распустил казаков по домам.
* * *
«Медовый месяц» большевиков и крестьян продолжался недолго – до принятия 13 мая 1918 года декрета ВЦИК о хлебной диктатуре. Название декрета говорило само за себя: «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». После этого жители уезда с цветами встречали чехословацких легионеров, которые в конце мая 1918 года один за другим захватывали сибирские города.
В Красноярске при приближении чехов было объявлено осадное положение, а среди большевиков произошёл раскол. Так, одни призывали оборонять город до последней капли крови, другие же – например, тот же Григорий Вейнбаум – предлагали бежать, пока есть возможность. В конце концов большевики решились уходить в Архангельск: пройти по Енисею к Карскому морю, а затем Северным морским путём в Белое море.
Эвакуация шла в спешке, под плотным обстрелом противников большевиков пароход «Енисей» сел на мель. Некоторые суда остались без команды, она разбежалась. Начальник Красноярского пароходства Александр Андриевский был расстрелян красногвардейцами за то, что отказался вести пароход без механика и кочегаров. Тем не менее пять пароходов с красногвардейцами (в составе которых было много австрийцев, немцев, мадьяров и латышей) сумели вырваться из «котла».
* * *
Енисейское казачество предпочло не заметить объявленную Временным сибирским правительством мобилизацию. За два месяца в Минусинске было мобилизовано чуть более 300 казаков, которые и стали основой заново сформированного Первого енисейского казачьего полка.
Для сравнения: штатный кавалерийский полк в российской императорской армии состоял из шести эскадронов (в казачьих полках – сотен) по 150 сабель в каждом. Плюс пулемётная рота и рота связи, вспомогательные подразделения и обоз. Всего свыше 1000 человек.
То есть два эскадрона могли именоваться полком только с очень большой степенью условности.
Тем не менее казаки-добровольцы постарались показать себя с самой лучшей стороны.
Первая – офицерская – сотня ушла в Красноярск, а две оставшиеся сотни под началом подполковника Модеста Мальчевского отправились преследовать красноярских большевиков.
Настигли их у села Монастырского Туруханского края. При виде казаков павшие духом красногвардейцы бросились бежать кто куда. Среди взятых в плен большевиков оказалась и Вейбаум с Лебедевой, которые были забиты насмерть. Как писал один из современников, «Лебедева вызывала к себе всеобщую ненависть в военной среде, так как, по упорным слухам, особенно настаивала в своё время на расстреле офицеров».
Григорий Вейбаум. Фото: revo.kemrsl.ru* * *
Находясь в тисках бюджетного дефицита, Временное сибирское правительство объявило сбор налогов и недоимок. Крестьяне же, видевшие в революции освобождение от каких бы то ни было налогов, ответили саботажем.
Взаимоотношения между властями и крестьянством ещё более ухудшались из-за борьбы колчаковских чиновников с нарушениями винной монополии, которая сопровождалась погромами трактиров и самогонных заводов.
И вскоре крестьяне-«новоселы» (при самой активной поддержке большевиков и эсеров) объявили свою «мобилизацию», сформировав более десяти партизанских «армий».
Самая крупная из них (командующий Лебедев) находилась в Бейской и Иудинской волостях, планомерно уничтожая казачьи станицы енисейского левобережья.
Другая «армия» располагалась в Ермаковской волости, контролируя Усинский тракт.
Ещё пять «армий» были сосредоточены вблизи Енисейска и готовились к его штурму.
Три «армии» готовились к штурму Минусинска.
Командиром же объединённого штаба крестьянских армий стал 37-летний выходец из Воронежской губернии Александр Кравченко. Окончив школу прапорщиков, он был отчислен из армии за революционную пропаганду – Кравченко был членом партии эсеров. С 1907 года он работал агрономом в селе Шушенском Енисейской губернии. С начала войны мобилизован в армию – стал начальником продовольственного склада и комендантом железнодорожной станции в Ачинске. В 1917 году был избран депутатом уездного Совета, стал комиссаром уездной и городской милиции. Впрочем, ненадолго: в мае 1917 года Кравченко сложил с себя все полномочия и уехал в посёлок Усть-Мана, где стал работать в Переселенческом управлении – в пункте проката сельхозмашин. На новой работе он без труда смог организовать из мужиков-переселенцев самый крупный партизанский отряд, пообещав своим сторонникам передел земли – в пользу «новоселов».
Кстати, как утверждали историки, оружие для партизан Кравченко реквизировал в уездном правлении кооперации, где был организован штаб для обеспечения оружием и боеприпасами всех сторонников Временного правительства Сибири.
* * *
Впрочем, поначалу партизаны не имели никаких шансов против казаков в открытом бою.
Две роты минусинских казаков, возглавляемые поручиками Ценбергом и Заниным, выбили партизан из-под Енисейска.
Успешно действовали подразделения 1-го Енисейского казачьего полка против партизан и на севере Ачинского уезда, причём казакам помогали и силы Минусинского городского ополчения, накануне выбившие партизан из самого Минусинска.
В итоге, потерпев неудачу в боях за уездные города, партизаны перешли к тактике диверсионной войны.
Двинувшись вверх по реке Тубе, партизаны начали методично уничтожать казачьи станицы, жители которых придерживались нейтралитета, не желая воевать ни на стороне красных, ни на стороне белых.
– Казачки, разве вы не слышали: кто не с нами, тот против нас! – весело кричали красные партизаны. – Митяй, поджигай их всех!
* * *
Особенно жестокому налету подверглась станица Каратуз, которая была сожжена дотла.
Станица Каратуз. Фото: British Library / FlickrКомандовал резнёй сам минусинский партийный вожак Кирилл Матюха – 32-летний уроженец Черниговской губернии.
Засевшие в Петропавловской церкви полторы сотни казаков после небольшой перестрелки согласились сложить оружие в обмен на жизнь для себя и близких. Как только казаки сдались, началась расправа. Большинство казаков вместе с атаманом Шошиным были расстреляны. Следом партизаны застрелили настоятеля Петропавловского храма о. Михаила (Щербакова) и его супругу Анну.
В «Енисейских епархиальных ведомостях» так было описано жестокое убийство священника: «На село Каратуз напали восставшие крестьяне соседних деревень, дабы отобрать у казаков оружие, а с некоторыми и расправиться. Часть казаков, спасаясь, спряталась в церкви, за что некоторые стали обвинять о. Михаила Щербакова как участника спасения казаков. Часть восставших явилась в квартиру о. Михаила и стала производить обыск, ища оружие. Произведя обыск, толпа из дома о. Михаила двинулась к церкви, куда пошёл и о. Михаил. В церкви также искали оружие, а о. Михаил, несмотря на то что на каждом шагу ему грозила опасность, уговаривал мятежников, чтобы они вели себя в храме благоприлично: таким образом, в этот жуткий и кошмарный момент покойный был на высоте своего призвания – он исполнял долг пастыря, увещевая заблудших словом любви.
Из церкви о. Михаил ушёл снова в свою квартиру, куда вскоре явилось несколько человек, чтобы произвести обыск. Жена о. Михаила стала разговаривать с мятежниками, объясняя им, что обыск уже был произведён, но один из толпы (пьяный) произвёл в неё выстрел, и матушка упала, смертельно раненная в живот. Часть толпы выскочила на улицу; о. Михаил и дети стали умолять, чтобы пощадили его, но другой злодей выстрелом уложил о. Михаила; пуля попала в шею и вышла в затылок, так что смерть была моментальна. Оставшиеся дети (две дочери и мальчик) были в беспамятстве. Убийцы, обыскав квартиру, удалились, захватив часть серебряных вещей. Детей приютил у себя инспектор Высшего начального училища г. Мильчаков. Прибыть на погребение соседним священникам не было возможности, ибо сообщения с Каратузом не было, да и из села каждый не мог выехать, а потому похороны о. Михаила и его жены были совершены одним о. Василием Рождественским во временную могилу, на сельском кладбище, так как в церковной ограде мятежники хоронить не дали, – без отпевания...
Тело о. Михаила во временной могиле покоилось до 12-го декабря ст. ст. 1918 года. 12–25 декабря 1918 года состоялось торжественное отпевание о. Михаила. Широкое оповещение об этом собрало ко времени отпевания положительно все духовенство 2-го благочиния Минусинского уезда и громадную массу народа. С вечера, накануне, тело почившего было изъято из временной могилы и с крестным ходом в сопровождении массы народа, перенесено священнослужителями в местный храм, где над гробом с телом о. Михаила совершено соборное заупокойное всенощное бдение и после него установлено очередное чтение священнослужителями св. Евангелия. Рано утром, ещё задолго до начала Литургии, стала стекаться в храм народная масса. В девять часов утра началась Литургия при участии нескольких священников. После окончания её было совершено при участии 13 священников, пяти дьяконов и хора певчих трогательное и торжественное отпевание пастыря молитвенника. Какой-то грустью и величавой торжественностью веяло от всего этого печального богослужения. Пронёсшийся ураган народного мятежа заставил многих задуматься над совершающимися событиями, и народные души, в лице лучших сынов православной Церкви, собрались, объединяясь у праха убитого иерея, и здесь, в слезах, излили всю скорбь о междуусобицах, раздорах, положении Церкви и особенно о зверски невинно убитом о. Михаиле. Думается, не скоро исчезнет из народного сердца память об этом грустном и печальном богослужении и в минуты особенного возбуждения, бытъ может, многих заставит быть более осмотрительными в их выступлении против Церкви и её служителей...»
* * *
Ещё один демонстративный удар красные партизаны нанесли по Урянхаю – это старое название современной Тувы.
Летом 1919 года партизаны захватили неформальную столицу края – город Белоцарск (ныне Кызыл).
Причём посланный вдогонку казачье-пехотный отряд Бологова потерпел поражение. Белые планировали нанести внезапный удар на истощённую от долгого перехода армию партизан, но не учли, что недавно призванные крестьяне договорились с партизанами не стрелять друг в друга.
Очевидцы сражения вспоминали: «С пяти часов красные пошли в наступление на Белоцарск. Красных, по казачьему выражению, было как скота. Шли в три цепи. Потери красных были огромны. В темноте красные пошли в атаку, дружинники смешались...».
Из воспоминаний другого участника сражения: «Дрались штыками, камнями, кулаками...».
Город практически полностью сгорел в ходе ожесточённых боев. В этом сражении войска Бологова потерпели поражение: около 500 погибших, 300 пленных, часть утонула в Енисее. Потери красных намного меньше: убитыми – 37, ранеными – 44.
* * *
Победа в Белоцарске стала настоящим звёздным часом командира красных партизан Петра Щетинкина. В одном из донесений он назван «...бывшим фельдфебелем 29-го Сибирского стрелкового полка, кумом бывшего начальника района Попова, которым был и представлен в офицеры». Реальная биография Щетинкина гораздо более интересна.
Будущий партизанский полководец родился в 1884 году в Рязанской губернии, в бедной крестьянской семье. Отучился два года в школе, затем отправился в Москву, где работал плотником. В 1906 году призван в армию. Служил хорошо, в декабре 1909 года уволен в запас старшим унтер-офицером. И по призыву тогдашнего премьер-министра Петра Столыпина отправился покорять Сибирь, надеясь на щедрые подъёмные от правительства. Поначалу Щетинкин столярничал в Ачинском уезде, но потом от безденежья решил вновь вернуться на военную службу. В 1913 году он окончил школу прапорщиков и вместе с 29-м Сибирским стрелковым полком ушёл на фронт.
Воевал Пётр Щетинкин храбро – за отличия в боях он получил все четыре степени Георгиевского креста, две Георгиевские медали и медаль Французской республики. В 1916 году будущий партизанский полководец был повышен до штабс-капитана и назначен начальником учебной команды 59-го Сибирского стрелкового полка.
Говорят, генерал Брусилов предрекал Щетинкину генеральскую карьеру, но затем Российская императорская армия прекратила своё существование.
В декабре 1917 года Щетинкин вернулся в Ачинск и стал начальником уголовного розыска уезда. Помимо собственно борьбы с преступностью он занимался подавлением контрреволюционных организаций и хлебного саботажа.
А при наступлении чехов он добровольно вошёл в состав военно-революционной «тройки» и стал командиром партизанского отряда, действия которого отличались отчаянной смелостью и хитростью.
Хитростью отличалась и агитация Щетинкина за большевиков: желая привлечь крестьян на свою сторону, он широко использовал монархические лозунги, обвиняя Колчака в узурпации власти и обмане народа.
– Да здравствует государь император Михаил Александрович! – кричал он на митингах. – Председателем правительства государь император назначил Владимира Ильича Ленина. Все на борьбу с Колчаком!
А вот ещё один приказ штабс-капитана Щетинкина: «Великий князь Николай Николаевич взял на себя всю власть над русским народом. Я получил от него приказ, присланный с генералом, чтобы поднять народ против Колчака… Ленин и Троцкий в Москве подчинились князю… и назначены его министрами… Призываю всех православных людей к оружию. За царя и советскую власть!»
Или вот: «Я, великий князь Николай Николаевич, тайно высадился во Владивостоке, чтобы вместе с народной советской властью начать борьбу с продавшимся иностранцам предателем Колчаком. Все русские люди обязаны поддержать меня».
В действительности Щетинкина не интересовала никакая идеология – похоже, его единственной целью, как и большинства «красных партизан», был грабёж и уничтожение станиц «старожилов».
Они сражались не за что, но против кого-то – против своих богатых соседей, мечтая заполучить их хозяйства, дома и земельные наделы.
И неслучайно начальник советской уездной милиции в Минусинске открыто именовал красных партизан обычными бандитами. Вот строки из донесения в Красноярск: «Банда Щетинкина с каждым днём увеличивается всё больше и больше: терроризирует население, производит убийства и грабежи, отбирает у населения оружие и одежду. Ликвидировать банду мерами милиции я не могу, т. к., по сведениям, таковая достаточно вооружена и насчитывает до ста штыков, окажет сопротивление… Банда действует провокационным путём, т. е. где нужно, именуется белой гвардией, а то Советской властью».
* * *
На совести Щетинкина и убийство священника Михаила (Каргополова), бывшего командира Красноярского казачьего дивизиона, который не участвовал в братоубийственной войне, но принял сан священника и стал служить на приходе – в храме апостолов Петра и Павла в селе Петровском, что на реке Чулым выше Ачинска.
Если посмотреть на карту, это самый северный медвежий угол Енисейской губернии. К северу от Петровского даже сегодня ничего нет – бесконечное море нехоженой тайги, завалы бурелома и непролазные болота.
Наверное, бывший казачий полковник искал мира в душе и уединения, но красные партизаны достали его и в этой глуши.
«Енисейские епархиальные ведомости» писали об этом убийстве: «31 января 1919 года о. Михаил был арестован отрядом красноармейцев под командованием Щетинкина. Священника посадили на заднюю подводу, а на переднюю сели арестовавшие его красноармейцы. Отъехав немногим более километра от села, они остановили лошадей, вытащили священника из саней, сорвали с него шубу и потребовали, чтобы он снял с себя крест. Отец Михаил отказался. Тогда они попытались силой вырвать из рук священника крест, но безуспешно. Сжимая в руках крест, священник молился и говорил: “Не ведят бо, что творят!” Один из палачей выстрелил в упор ему в голову. Отец Михаил упал, и они стали стрелять в него, выпустив зарядов двадцать, пока не убили...».
Журнал «Сибирские записки» от 1919 года: «После того как Щетинкин со своими бандами захватил северную часть Ачинского уезда, никаких сведений из этого района не сообщалось. Кое-кто добрался, передают следующее: группа Щетинкина заняла село Петровское, разоружила милицию, разгромила земскую управу, сожгла все бумаги, затем арестовала священника, вывезла его за село и, сняв шубу (чтобы не испачкать), расстреляла. При аресте священника заставили его жену лечь на кровать, затем глумились над несчастной...».
В 2000 году о. Михаил был прославлен как священномученик.
Неудивительно, что правительство Колчака назначило за голову Щетинкина крупную награду – 50 тысяч рублей золотом, больше, чем за кого-либо из партизанских вождей.
Интересно, что пройдёт совсем немного времени, и имя Щетинкина станет известно всей России: в марте 1921 года приказом штаба 5-й Красной армии он будет назначен начальником и военкомом отдельного Красного добровольческого отряда для борьбы против барона Унгерна. И бывший штабс-капитан пленит Унгерна. Впрочем, по одной из версий, связанного барона передали красным его «верные» монгольские охранники.
* * *
Разграбив Белоцарск, Кравченко и Щетинкин развернулись и двинулись на Минусинск.
Иллюстрация из книги "Воспоминания участников гражданской войны в Минусинском уезде". А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкин. Фото: музей-мартьянова.рфВзятие города завершилось самой настоящей «Варфоломеевской ночью»: внимание партизан сразу же привлекли большие запасы спиртного, хлеба, а также имущество бежавших домовладельцев, торговых фирм и кооперации. Гнев партизанской толпы вылился в повальные обыски и грабежи обывательских квартир, в самосуды и убийства. Несколько дней продолжались самовольные реквизиции и захваты частного имущества.
Затем грабеж принял официальный характер: общее собрание партизан в Минусинске приняло решение взыскать с казачества полную сумму годовых налогов. Дополнительно партизаны приняли решение о конфискации всех земель у казачества, что также впоследствии было одобрено большевиками в Москве.
* * *
Уничтожение «старожилов» Сибири усугубила и агония правительства Колчака, которое уже к концу декабря 1919 года окончательно потеряло управление своими войсками.
В плен красным под Красноярском попали 58-й Казанский и 59-й Лаишевский стрелковые полки из Воткинской дивизии. Ещё ранее погиб Воткинский запасной полк. Сложили оружие 1, 4, 6, 8-й Сибирские казачьи полки. Уставшие от войны казаки просто бросали на землю винтовки, орудия и даже войсковые реликвии. Так, было брошено на скотном дворе боевое знамя 1-й Сибирской казачьей дивизии. Молодой казак подобрал его и доставил в штаб одного из полков.
Советские войска захватили более 50 тысяч пленных, около 200 орудий, 10 бронепоездов и бронеплощадок, более 100 паровозов и тысячи вагонов. Трофейными повозками была заставлена Старобазарная площадь Красноярска и близлежащие улицы. Красные не знали, что делать с массами пленных, больными и ранеными солдатами. Спешно сортировали – отделяли генералов и офицеров от рядовых бойцов. Последних разоружали и отправляли на все четыре стороны.
За Красноярск прорвались и вместе с каппелевцами совершили Сибирский Ледяной поход только четыре сотни Отдельной енисейской казачьей бригады, возглавляемые генерал-майором Альвианом Ивановичем Феофиловым.
* * *
«Новосёлы» могли праздновать победу. Они забирали себе крепкие дома и наделы казаков, делили золотоносные участки и лесные вырубки.
Казалось, они наконец ухватили птицу счастья – за её перемазанный в человеческой крови хвост.
Лишь через несколько месяцев, когда Советы объявили свой план по продразверстке, они поняли, кого именно они привели к власти.
