Огромная популярность Бориса Ельцина, ставшая его визитной карточкой после 21 августа 1991 года, была подвержена удару Беловежскими соглашениями: в настолько радикальном и резком разъединении пока ещё относительно живого пространства не было нужды; и для среднеазиатских руководителей этот сговор славян оказался шоком. Люди, привыкшие жить в СССР, впервые серьёзно разочаровались в Ельцине.
А 23 февраля 1992 года случилось то, что заставило недавних симпатизантов новому президенту замолчать и в течение ближайших тридцати лет даже себе не признаваться в некогда бывших симпатиях.
В тот день в Москве должен был пройти митинг, организованный Союзом офицеров. Формальной его целью было возложение цветов на могилу Неизвестного солдата, а реальной и не скрываемой – заявление протеста против разъединения армий и прекращения бытия даже общего стратегического командования, сохранение которого определялось теми же радикальными и не приемлемыми многим людям Беловежскими соглашениями.
«Красное» ломается
Митинг был жестоко подавлен: милиционеры избивали дубинками ещё относительно крепких ветеранов войны, один из которых умер от сердечного приступа. Новый государь показал своё настоящее лицо прямым насилием, и уже в этом проявился частично исход будущих событий: Моссовет разрешил митинг, но исполнительная власть под контролем московского мэра Гавриила Попова была против, и лояльные исполнительной власти милиционеры разогнали митинг, не оглядываясь на представительскую ветвь власти.
Излечение от симпатий к Ельцину включало в себя и отрезвление после восторга от крушения красного колосса. Ельцин был значим прежде всего как человек, который высвободил РСФСР от власти партии и административно-экономических обременений: ранее в ведении республиканского руководства находилось лишь 4 процента республиканской же собственности, а выросшие в хороших российских вузах и предприятиях кадры постоянно перебрасывались на окраины. В этом плане значимость августа очень важно помнить: колосс упал именно тогда и в старой своей форме уже не мог возродиться.
Однако разгон митинга офицеров, для которых СССР был неотъемлемой частью их картины мира, показал, что «красное» ломается и в этически неприемлемых формах. Через эту несочетаемость проявилась сложность складываемой вселенной: эту сложность до сих пор не все видят, но мы попробуем приступить к её разбору.
Столкновения между участниками митинга и силами милиции на Тверской улице 23 февраля 1992 года. Фото: РИА Новости/Алексей ФедосеевИ для того чтобы прикоснуться к пониманию специфики самой реальности, проявленной обсуждаемым нами событием, мы разберём один из докладов ЦРУ, посвящённый судьбе СССР после путча. Форма диалога, комментария к сложному продукту, позволит увидеть больше, чем наивное желание «показать реальность как есть».
Доклад «The Republics of the former USSR: the Outlook for the next Year» , он же NIE 11-18.2-91, подготовлен в сентябре 1991 года, практически сразу после путча, и основной мыслью своей имеет описание трёх сценариев развития пространства пока ещё СССР: конфедерация, слабая ассоциация, дезинтеграция. Опишем эти сценарии.
Конфедерация
В этом сценарии Россия и Украина сохраняют плотные связи и тесно сотрудничают. В целом между республиками выстраивается плотное экономическое взаимодействие, центром которого становится Россия.
В конфедерации сохраняется единая армия, но в республиках создаются свои национальные гвардии. Ядерное оружие контролирует центр в договорённости с республиками. Военную и внешнюю политику республики согласовывают с Москвой.
Внешняя политика ориентирована на Запад, довольно сильно консолидирована и сложна по своей структуре: потому что для консолидации нужно постоянно поддерживаемое согласие всех республик по ключевым вопросам внешней политики.
Конфедерация выстроена институционально от системы 10+: союз как минимум десяти республик и Горбачёва как руководителя СССР. Националисты в республиках прижимаются к ногтю, властные институты в них выстраиваются по общему дизайну. Вся конструкция завязана на сотрудничество Горбачёва и Ельцина: с одной стороны, руководитель Союза, устраивающий все республики, а с другой – руководитель самой крупной республики, ставшей локомотивом уничтожения диктата партии. В конфедерации есть и беспорядки, и экономические проблемы, но они не имеют большого значения для конструкции. В целом здесь доминирует Россия, но республики используют институциональные механизмы, чтобы ограничивать это доминирование.
Нетрудно заметить слабые стороны этого сценария. Прежде всего он опирается на прочный союз двух личностей – непримиримых политических врагов. Какого-либо ясного видения характера «общего дизайна институтов» в докладе не проглядывается. «Мало значение экономических проблем и беспорядков» после Тбилиси и Баку, на фоне сложнейших экономических перемен выглядит очень сомнительным представлением.
Слабая ассоциация
Общий межреспубликанский рынок перестаёт существовать. Внешнюю и военную политику новые государства сопоставляют с позицией Москвы. Ядерное оружие переносится в Россию из всех республик, за исключением Украины (в целом можно увидеть, что Украину американские интеллигенты видят очень дееспособным, максимально дееспособным государством после России). Ключевые республики ведут ясно выраженную прозападную политику, Запад ассистирует в ней, и его одобрение является ключевым фактором принятия важных решений.
Украина создаёт свою армию (и создаются новые риски, связанные с тяжёлым вооружением – не только ядерным), в целом же сохраняется общее стратегическое командование, которое контролируется Россией (буквально строчка будущих Беловежских соглашений). При этом система обороны в республиках подвергается довольно острым вызовам. Россия ведёт курс на снижение уровня обеспеченности стратегическими вооружениями.
Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Фото: Валерий Киселев/КоммерсантъВнешнюю политику молодые республики ведут относительно самостоятельно, расширяя контакты с Западом и включаясь в уже существующие региональные межгосударственные институции. При этом в целом в этом пространстве доминирует Россия.
Дезинтеграция
Дезинтеграция рассматривается как максимально угрожающий вариант развития событий.
Кооперация между республиками довольно резко ослабевает. Экономическая жизнь пространства становится исключительно хаотичной. Рушится политическая стабильность в республиках и много где приходят к власти авторитарные субъекты с условно правыми идеологиями: в республиках воцаряются авторитаризм и ксенофобия.
Оперативный контроль над ядерным вооружением остаётся в руках республиканских правительств. Этот факт создаёт благоприятные условия для того, чтобы ядерное оружие попадало в руки террористам в пределах бывшего СССР.
В это же время Запад становится ключевым арбитром в решении вопросов о стратегическом вооружении и в целом о судьбе оружия, оставшегося в республиках. При этом стратегическое вооружение распределяется республиками в целом самостоятельно. Одновременно с этим все республики создают свои армии, но процесс этого создания ограничен экономическими возможностями молодых государств.
Республики ведут самостоятельную внешнюю политику, а между собой ограничиваются подписанием деклараций о добрых намерениях.
Влияние Запада в целом довольно ограничено.
По ноткам тревоги, звучащим в описании этого сценария, можно увидеть, что американцы нуждались в России как субъекте, способном в правильном русле направить процесс складывания новых государств и проконтролировать правильную судьбу ядерного и стратегического вооружения. Здесь мы возвращаемся к митингу 23 февраля 1992 года: отказ от единого стратегического командования, нарушающий даже Беловежские соглашения, мог быть кем-то продиктован: но этим «кем-то» были не американцы.
Что вероятно
Максимально вероятным сценарием цээрушники считают слабую ассоциацию. Одним из аргументов в пользу этого сценария является высокая вероятность беспорядков в бывших советских республиках, завязанных на русские меньшинства в них. Иными словами, Россия в случае таких беспорядков по логике вмешивалась бы в них на стороне собственно русских и это бы сильно осложняло межреспубликанское сотрудничество. Отдельно отмечается, что в случае воплощения любого сценария, кроме сценария конфедерации, Украина обречена на выступления русского населения и – как следствие – на конфликт с Россией. Одновременно с этим Украина и Россия – единственные (по всей видимости, кроме Прибалтики) советские республики, которые тяготеют к построению в них открытых демократий. Украина же в случае власти Кравчука виделась как потенциально ассоциированный член конфедерации, сотрудничающий с центром в экономических и военных вопросах.
Заглавная страница доклада «The Republics of the former USSR: the Outlook for the next Year». Фото: scribd.comДля конфедерации отмечается слишком высокий уровень автономии республик и сложности их внутреннего строения, прежде всего экономического. По мнению аналитиков, в республиках в этот период складывался буржуазный национализм и потенциал кооперации становился ниже из-за сложности экономических и политических процессов в них.
Общие процессы
Дальше мы разберём общие процессы и явления в СССР, которые обуславливали складывание того или иного сценария.
В целом постсоветское пространство будут сотрясать конфликты этнических меньшинств со «своим» республиканским большинством.
Большой вес России в решении вопросов этого пространства опирается на авторитет Ельцина. Он определяется как самый популярный политик в СССР благодаря его борьбе за демократию и смелому подходу к экономическим реформам. При этом если на сентябрь 1991 года этот авторитет опирался на его успешную антикоммунистическую политику, то теперь от него требовалось для сохранения авторитета принимать правильные экономические решения. В этом контексте звучит пророчески фраза о том, что в республиках могут сочетаться авторитаризм и непопулярные экономические решения: практически буквально то сочетание, что породило 23 февраля 1992 года и в целом ельцинскую эпоху – правда, авторитаризм на выборах 1996 года проявился довольно-таки необычно.
Также Россия лучше других республик справлялась с кризисом, но при этом вставала перед потенциально огромной проблемой: обеспечение продовольствием удалённых от центра промышленных гигантов, городов прежде всего Урала и Дальнего Востока. Ключевыми опасностями для России интеллигенты называют неуправляемость российских республик и возможность становления русского экстремистского национализма. Россия вместе с Украиной имели огромную оборонную промышленность, с которой нужно было в перспективе что-то делать.
ВНП в СССР в 1991 году упал на 10–20 процентов, дефицит республиканских бюджетов составлял 10–15 процентов ВНП. При этом Россия была максимально независима от межреспубликанского экспорта, а наиболее зависимой от него республикой была Армения. Советский Союз трясла инфляция, а внешняя торговля упала на 50 процентов за год. Молдова, Армения, Беларусь и Грузия оказывались в тяжёлом топливном кризисе. Несмотря на всё это, большого голода, эпидемий и смертности в республиках бывшего СССР не ожидалось: при всех сложностях межреспубликанских отношений топливный и продовольственный кризисы виделись американским интеллигентам управляемыми.
Митинг на Дворцовой Площади в поддержку кандидата на пост Президента России Бориса Ельцина. Фото: Александр Тимошенко/КоммерсантъОсобое внимание уделяется коммунистической партии и структурам, оставшимся от неё. В средней Азии и Закавказье они, по мнению аналитиков, превращались в инструмент контроля авторитарных режимов, властвующих под националистическими лозунгами, а вот в славянских республиках коммунизм сохранял потенциальную влиятельность как идеология.
Выводы
Прежде всего видно, что сложился сценарий слабой ассоциации с серьёзным вкраплением дезинтеграции: в ряде республик действительно сложился авторитарный ксенофобный режим, и кое-где (например, в Азербайджане) он сохраняется по сей день. С построением своей армии тоже заладились дела далеко не у всех республик.
Ключевой ошибкой аналитиков можно назвать хроническую переоценку «русского фактора». В те годы русские практически не восставали в постсоветских республиках, а Россия практически не замечала того, что с ними происходит. При этом «русский фактор», как мы видим, сработал с интервалом ровно в поколение. Нетрудно также заключить, что именно с этим фактором иностранные консультанты работали все эти тридцать лет. С одной стороны, к 2014 году они подошли максимально подготовленными (в отличие от РФ), а с другой стороны, возможно, что само по себе обеспечение «должного» уровня прав русских меньшинств для этой аналитической традиции – данность, несмотря на ястребиную риторику последних лет.
Возвращая же связку с разгоном митинга тридцать лет назад, можно заключить следующее.
Выполнив исключительно важную историческую задачу (освобождение России от гнёта коммунистической партии), Ельцин оказался совсем не идеальным правителем новой России. Он проявил более ревностное отношение к разрушению СССР, чем ожидали от него американцы из ЦРУ.
Создав несколько задевших людей за живое проблем, новый государь не остановился перед применением прямого насилия в отношении тех, кто пытался превратить свою боль и возмущение в политическую энергию. Здесь, как оказалось, новый государь отличался от старого намного меньше, чем ожидалось от победителя красного зверя.
