Задумка была красивой. Только представьте себе: через три века после того, как русский народ призвал на царствие Михаила Романова, основателя правящей династии, новый Земский собор – вернее, Учредительное собрание – вновь призывает на царствие Михаила Второго Романова, как бы подтверждая старые клятвы. Однако жизнь, как выяснилось, порой не имеет ничего общего с планами высшего сословия...
* * *
Впрочем, и задумка с отречением царя Николая II от престола тоже была красивой – никто ведь не хотел революции, восстания народных масс, гражданской войны, грязи и крови…
Когда 23 февраля 1917 года в Петрограде вспыхнули первые беспорядки, максимум, чего хотели добиться от царя организаторы революционных демонстраций из партии эсеров, то есть социалистов-революционеров, – это создания «ответственного правительства», в котором министров будет назначать не монарх, но Государственная Дума. По сути, это требование означало переход от самодержавия к конституционной монархии.
Кроме того, по мысли эсеров, создание «ответственного правительства» позволит максимально удалить от процесса принятия решений государыню императрицу Александру Фёдоровну, которую даже генералы в армии считали виновницей военных поражений 16 года – дескать, в спальне Александры Фёдоровны стоит телеграфный аппарат прямой связи с её родственником кайзером Вильгельмом, которому она и докладывает все детали военных операций.
* * *
Между тем сам царь, находившийся в Ставке в Могилёве, в те дни думал только о предстоящей вечной военной кампании: 1917 год должен был стать годом разгрома немцев и их союзников. Сообщения же о беспорядках в Петрограде Николай II воспринял не как политический протест, но как попытку бунта в тылу воюющей армии. Поэтому 25 февраля Николай отдал приказ генералу Сергею Хабалову, командующему Петроградским военным округом, любой ценой прекратить беспорядки.
Следом царь распустил и Государственную Думу, и Совет министров – за их беспомощность при подавлении бунта.
В принципе, устранение Думы и правительства не играло для империи большой роли, ведь вся полнота власти была в руках самодержца, который мог сформировать новое правительство в любом городе империи – да хоть в том же Могилёве. Но в том-то и дело, что государь, уволив правительство, почему-то «забыл» назначить новых министров.
Возможно, всё дело в том, что в тот момент все мысли Николая II были тяжёлой болезнью наследника – царевича Алексея, который в Царском Селе заболел корью. При гемофилии такой диагноз означал практически смертный приговор...
Поэтому, получив известие от докторов, что Алексей, возможно, не переживёт болезни, Николай принял решение срочно вернуться к семье.
Рано утром 28 февраля государь сел в свой литерный поезд и отправился в Царское Село. И на 40 часов самодержец фактически исчез из страны – ровно столько с царём не было никакой связи.
В этот момент в Петрограде и начались революционные брожения: воспользовавшись исчезновением монарха, Дума решила не распускаться, но образовать некий новый орган власти, который сочетал бы в себе функции парламента и правительства, так называемый Временный комитет Государственной Думы. Одновременно часть депутатов от партий эсеров и социал-демократов сформировала свой орган власти – Исполнительный комитет Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, который взял на себя функции руководящего органа революции.
Брожения захватили и экспедиционный корпус генерала Иванова, который в нерешительности остановился на окраинах Петрограда, отказавшись выполнять приказ.
* * *
1 марта царский поезд остановился в Пскове: поезд из-за беспорядков не смог проехать на Царское Село, и государь остался в штабе Северного фронта, которым командовал генерал Николай Рузский.
И в Псков тут же приходит телеграмма от генерала Алексеева, в которой говорится о том, что спасти ситуацию в стране сможет только назначение «Ответственного правительства», и это назначение Рузский должен был во что бы то ни стало выбить из царя.
Переговоры шли около пяти часов.
– Хорошо, я оставлю за собой трёх министров, – не соглашается Николай. – Остальных пускай назначает Дума.
– Нет, вы должны отдать всех!
Около часа ночи 2 марта государь согласился на все условия. И Рузский срочно телеграфировал в Петроград: всё в порядке, государь разрешил ответственные министерства.
Но председатель Временного комитета Государственной Думы статский советник Михаил Родзянко решил «ковать железо, пока горячо». Позвонив в Псков по телефону, Родзянко потребовал от генерала выбить из царя ещё и отречение от престола в пользу наследника Алексея Николаевича. Дескать, только отставка непопулярных монархов способна сохранить страну!
В ответ Рузский пересылает копию своих переговоров с Родзянко в Могилёв генералу Алексееву, чтобы разделить с ним ответственность на дальнейшие переговоры с царём.
Генерал Алексеев, в свою очередь, уверенный, что рассылка стенограммы переговоров Родзянко и Рузского была ему передана с ведома государя, рассылает документы по штабам фронтов. В итоге обманутые Рузским генералы выступают с солидарным мнением: они одобряют отставку государя.
Что произошло потом – показания свидетелей расходятся.
Сам Николай Рузский вспоминал так: «Царь выслушал доклад, заявил, что готов отречься от престола… После завтрака, около 15:00, царь пригласил меня и заявил, что акт отречения им уже подписан и что он отрёкся в пользу своего сына...».
Однако присутствовавший в вагоне министр двора Фредерикс вспоминал, что царь был вынужден подписать Манифест об отречении под угрозой смерти: видимо, у генерала Рузского, истощённого бесконечными разговорами и переговорами, просто сдали нервы. Вскочив, он, положив руку на кобуру с пистолетом, нервно закричал на Николая:
– Подпишите, подпишите же! Разве вы не видите, что вам ничего другого не остаётся?! Если вы не подпишете, то я не отвечаю за вашу жизнь!
Государь подписал, но этот Манифест так и не был опубликован: как раз в этот момент в штаб передали телеграмму, что к государю едет поезд с делегатами от Временного комитета Госдумы с членом Государственного совета Александром Гучковым и Василием Шульгиным, лидером монархической партии «Русский национальный союз».
И Рузский решил подождать окончания переговоров.
* * *
В 19 часов вечера 2 марта монархисты Гучков с Шульгиным были уже в вагоне государя.
– Государь, вам надо отречься от престола! – с порога заявил Гучков.
Царь молчал минуту. Никто из них – ни делегаты, ни генералы-предатели – не знал, что государь ехал к смертельно больному сыну, который, по словам врачей, мог умереть со дня на день.
Ещё один фактор: семейный врач Фёдоров, консультировавший царя, выразил уверенность, что сразу же после отречения 13-летний подросток будет изъят у семьи, чтобы исключить всякое влияние императрицы Александры Фёдоровны на государственные дела.
Но этого Николай II допустить никак не мог. И он сделал «ход конём», буквально перемешав все политические комбинации: он подписал Акт об отречении от престола в пользу брата Михаила Александровича Романова.
Ни генерал Рузский, ни комиссары Гучков и Шульгин не возражали против такого текста отречения. Зато Манифест Николая II вызвал настоящий шок в Ставке в Могилёве. Принимавший телеграмму великий князь Сергей Михайлович удивлённо воскликнул:
– Господа офицеры, государь отказался от престола в пользу Михаила Александровича. Вот так фокус!
Дело в том, что все поданные Российской империи уже принесли присягу верности Николаю II и его наследнику цесаревичу Алексею: без такой клятвы монарх не считался легитимным. Поэтому смена Николая на Алексея не вызвала бы никаких юридических затруднений. Но вот Михаилу Александровичу никто не присягал.
Поэтому генерал Алексеев тут же распорядился послать во все штабы фронтов приказ: немедленно готовить армию и население в прифронтовой полосе к присяге на верность новому императору Всероссийскому Михаилу.
Но его тут же одёрнул Сергей Михайлович: согласно Своду законов Российской империи, основанием для принесения присяги является манифест лица, вступающего на престол.
И все стали ждать манифеста Михаила II.
* * *
По законам Российской империи, Михаил Александрович не мог стать государем ни при каких обстоятельствах: он лишился права наследовать престол, вступив в морганатический брак с дважды разведённой женщиной Натальей Вульферт.
Наталия Сергеевна была дочерью известного в те годы адвоката Шереметьевского. В 16 лет она вышла замуж за музыканта Сергея Ивановича Мамонтова, племянника самого Саввы Мамонтова, но брак оказался недолгим и был разорван по инициативе самой Натальи Сергеевны.
Следующим её мужем стал офицер лейб-гвардии гатчинского кирасирского полка Её императорского Величества Марии Фёдоровны Владимир Вульферт, которому она родила двоих детей.
В 1908 году на одном из балов Вульферт представил свою супругу командиру первого эскадрона полка Михаилу Александровичу Романову, и вскоре знакомство перерорсло в бурный роман. Кстати, стоит отметить одну особенность: Наталья Сергеевна выбирала для себя удивительно похожих внешне мужчин – на фото все три её избранника почти как близнецы!
Спустя некоторое время слухи о романе дошли и до императора. Кстати, Владимир Вульферт был одним из хороших знакомых царя, с которым они вместе увлекались фотоделом. Разгневанный император ссылает брата в Орёл – командиром Черниговского гусарского полка. Наталия Сергеевна «добровольно-принудительно» отправляется на границу.
Но это не помогает: летом 1910 года Наталья подала на развод, объяснив это тем, что беременна от Михаила. Вскоре у Наталии Сергеевны рождается сын Георгий.
Через два года Михаил и Наталья тайно обвенчались в одной из маленьких австрийских церквушек. Император был в ярости. В итоге Михаил был смещён со всех постов и должностей, все его имения конфискованы, а ему запретили возвращаться на Родину.
Новость о начале Первой мировой войны застала Михаила в Великобритании. Он сразу же решил написать письмо своему старшему брату, где просил разрешить вернуться на Родину. Император ответил согласием, и вскоре Михаил возглавил известную Дикую дивизию, которая сражалась в Галиции. В боях князя наградили Георгиевским крестом четвёртой степени. В это время супруга Наталья смогла организовать госпиталь, который базировался в особняке мужа. Кроме того, на деньги великого князя был сформирован и санитарный поезд.
В 1915 году Николай II решил пойти на окончательное примирение с Михаилом. Николай даровал Наталье графский титул – она стала графиней Брасовой (по названию имения, где они тогда жили). Сын Георгий также был признан императором: он официально стал племянником царя, хотя при этом он не имел прав на трон.
* * *
Но что такое законы, когда в стране приходит революция?!
Видимо, это понимал и сам Николай II, который из Минска послал брату телеграмму: «Петроград, Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».
* * *
Михаил был в Гатчине, когда ему принесли телеграмму об отречении Николая от престола.
Он срочно выехал в Петроград, и уже в 10 часов утра 3 марта 1917 года Михаил Александрович собрал на своей квартире в Петрограде совещание с участием всех будущих членов Временного правительства. Будущий глава правительства – князь Георгий Львов – посоветовал Михаилу Александровичу отметить окончание нового Смутного времени созывом нового Земского собора, на котором делегации от народа вновь будут просить Михаила II принять Россию под свою власть. Дескать, тогда ваши права буду подкреплены вовсе не сомнительным актом об отречении, который мог быть дезавуирован в любой момент – как например, подписанный под угрозой смерти. Нет, с этого момента ваши права будет подтверждены волей всего русского народа. И права ваших наследников. По сути, династия Романовых будет переучреждена заново.
И Михаил согласился. Вечером того же дня он подписал наспех составленный «Акт о неприятии власти», в котором Михаил в напыщенных выражениях постановил собрать новое Учредительное собрание.
«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных, – говорилось в манифесте. – Одушевлённый единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твёрдое решение в том случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского».
С точки зрения законов Российской империи, эта бумага не имела никакого смысла: если Михаил Александрович отказывался от престола, то он не имел никакого права не принимать власть и закрывать тем самым другим членам дома Романовых возможность восприятия власти в России.
* * *
Подписав Акт об отречении, Николай II отправился обратно в Могилёв. Вечером в вагоне он записал в дневнике свои самые знаменитые слова: «Везде измена и трусость и обман».
Себя он сравнивал с Юлием Цезарем, которого предали самые близкие друзья и соратники. В дневнике осталась запись: «Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне».
Во время совещания с Алексеевым государь и узнал об отказе великого князя Михаила Александровича от престола, Николай II сделал запись в своём дневнике: «Оказывается, Миша отрёкся. Его манифест кончается четырёххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше».
«Четырёххвостка» – это требование эсеров проводить выборы на основе «всеобщего, гласного, равного, тайного голосования», что означало для власти потерю «административного ресурса».
* * *
Наконец, наступило 5 (18) марта 1917 года,
Николай II в Могилёве наконец получает первые известия от своей семьи из Царского Cела: все живы, хотя и не совсем здоровы. Он прощается с генералами Ставки и едет в Царское Село.
В «Вестнике Временного правительства» одновременно публикуются Акты об отречении Николая II и Михаила Романова.
И в тот же день исполком Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов под председательством меньшевика Кузьмы Гвоздева постановил арестовать всю царскую семью. Через два дня этот вопрос был поднят и на заседании Временного комитета, переименованного уже во Временное правительство. Даже князь Львов понимает, что без изоляции государя все «завоевания» революции легко отменить.
* * *
Государь Николай II был арестован утром 9 (22) марта 1918 года, когда прибыл в Царское Село, где он впервые после всех бурных событий встретился с супругой и детьми.
«В эту первую минуту радостного свидания, – писала фрейлина императрицы Анна Вырубова, – казалось, было позабыто всё пережитое и неизвестное будущее. Но потом, как я впоследствии узнала, когда Их Величества остались одни, Государь, всеми оставленный и со всех сторон окружённый изменой, не мог не дать воли своему горю и своему волнению и, как ребёнок, рыдал перед своей женой».
Когда в тот же день бывший государь захотел выйти в сад прогуляться, шесть солдат-охранников преградили ему путь. Они, по словам Вырубовой, даже подталкивали его прикладами:
– Господин полковник, вернитесь назад! Туда нельзя ходить!
Спокойно взглянув на них, Николай Александрович вернулся обратно во дворец.
В своём дневнике Николай записал: «Боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошёл наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в тёмной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь недавно началась. Завтракали и обедали в игральной у Алексея. Погулял с Валей Долгоруковым (генерал-майор свиты Его Императорского Величества) и поработал с ним в садике, т. к. дальше выходить нельзя! После чая раскладывал вещи. Вечером обошли всех жильцов на той стороне и застали всех вместе».
* * *
Для Михаила Романова арест был домашним: «По отношению к Михаилу произвести фактический арест, но формально объявить его лишь подвергнутым фактическому надзору революционной армии».
Михаил Александрович по-прежнему жил в своём дворце в Гатчине. Он больше хлопотал не столько о проведении Учредительного собрания (подготовка к выборам членов «учредилки» началась в мае 1917 года), сколько о получении разрешения на эмиграцию в Великобританию, но безуспешно.
Когда Николая II отправляли в Тобольск, Михаилу Александровичу разрешили проститься с братом, но эта встреча больше напоминала тюремное свидание. Вот что пишет император у себя в дневнике: «Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10 ч. милый Миша вошёл в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно».
* * *
В феврале 1918 года общая ситуация в стране резко ухудшилась, немцы подступали к Петрограду. Большевики решили выслать Михаила Александровича подальше от границ – в Пермскую губернию. Личный секретарь князя Брайан Джонсон посчитал своим долгом отправиться вместе с ним, хотя английское посольство настоятельно рекомендовало ему покинуть Россию.
Также за Михаилом Александровичем в Пермь добровольно последовали камердинер Василий Челышев, шофёр Пётр Борунов и повар Георгий Митревели. Также в Пермь были отправлены Александр Власов (делопроизводитель Гатчинского дворца) и Пётр Знамеровский (бывший начальник жандармского отделения Балтийской железной дороги). Жену и сына великий князь уговорил остаться в Гатчине и ждать исхода событий.
В Перми великий князь поселились в гостинице «Эрмитаж», а затем в так называемой «Королёвской гостинице» (по фамилии бывшего владельца Королёва).
Судя по всему, в Перми Михаил Романов практически жил свободно. Лишь утром и вечером Михаил Александрович был обязан регистрироваться в местной комендатуре.
При этом он не предпринимал никаких попыток побега, опасаясь усложнить и без того непростое положение своих родственников.
– Куда я денусь со своим огромным ростом, – отшучивался он. – Меня немедленно же обнаружат!
Сохранился такой важный документ, как дневник великого князя, в 1990 году опубликованный в журнале «Вопросы истории». Дневник начат 25 мая и заканчивается 11 июня, то есть за день до его исчезновения из «Королёвских номеров». Историки отметили удивительное сходство с дневником Николая II: братья Романовы вели тщательную фиксацию своего времяпрепровождения, делали краткие бытовые зарисовки, тщательно избегая любых оценок событий, происходивших в стране.
В начале мая к великому князю приехала жена. Судя по его дневниковым записям, ничто в то время не предвещало близкого и трагического финала.
«После завтрака был у нас датский вице-консул Рее с секретарём австрийцем – мы угостили их кофе. В 5 1/3 Наташа, Джонсон и я отправились в Петропавловский собор, где служил пасхальную вечерню архиепископ Андроник, служит он очень хорошо. Вечером я играл на гитаре», – писал 10 мая Михаил Александрович.
* * *
Всё закончилось в ночь с 12 на 13 июня 1918 года, когда за ними пришли агенты ЧК, которые вывезли Михаила Александровича и его секретаря на окраину города и расстреляли.
Их тела до сих пор не найдены.