«Я не могу говорить», «слова кончились» – подобными признаниями люди начали делиться после 24 февраля. В немоте признавались умеющие и желающие говорить. Шок вызвал сильный спазм. А сами слова стремительно меняли смысл: «патриотизм», «герой», «родина», «предатель»…
В 1989 году я пошла в школу. Тогда же вместе с прописями и математикой в жизнь моих одноклассников вошёл миф. Миф о Ленине-герое. Нам читали рассказ Зои Воскресенской «Секрет» о дне рождения Марии Александровны Ульяновой с торжественным пафосом. Детские уши внимательно слушали трогательный рассказ о доброй матери, её замечательных сыновьях, один из которых станет «великим Лениным». Идеологический авторитет породил апокрифы сентиментальной пропаганды, сближая «вождя-ребёнка» с библейским персонажем. Но о Библии мы, конечно, не думали, а вот о дедушке Ленине – да. То он скворечник матери подарил, то, хитро прищурив глаз, съел чернильницу из хлебного мякиша в тюрьме, где он молоком писал революционную книгу, предварительно выполнив гимнастические упражнение. Вот такой он находчивый и неутомимый труженик! Любой миф нуждается в символе. В нашем случае – звёздочка октябрёнка с кучерявым купидоном Володей Ульяновым. Самые заботливые родители покупали своим детям не железные значки, а пластмассовые. Залюбуешься!
В третьем классе старая учительница велела нам записывать имена пионеров – героев Великой Отечественной войны. Получалось не очень: мы плохо понимали, кто такие пионеры, почему они герои, и не знали, как верно (а главное – зачем) записывать их имена. Но если «революция» – дело светлого будущего, то мы, дети счастливого настоящего, должны чтить своих «святых». Возглавлял этот коммунистический иконостас, понятное дело, Ленин, а пионеры выступали апостолами. Мы пополнить их ряды не успели – сменилось время, идеология, герои. Но миф пророс в наших головах. Хорошо, не в наших – в моей. Миф о родине.
Значок октябрёнка, пластмассовый вариант. Фото: Федосенко Е. Г.В садике малыши моей группы танцевали под музыку песни «Край родной». Потом текст этой песни печатали на тонких школьных тетрадях. Были там такие слова:
Детство наше золотое
Всё светлее с каждым днём,
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном!
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном!
Мы живём в краю родном!
Я слушала с умилением. Со слезой. Слово «родина» нас учили писать с большой буквы – старательно и чисто. Я прилежно выводила буквы в тетрадках с патриотической молитвой, млея от любви к родине. Это было простодушное чувство, светлое.
Из книг Аркадия Гайдара мы узнали героев и предателей, которых учились любить и ненавидеть. Равнялись на Тимура и Мальчиша-Кибальчиша под музыку о «широкой стране нашей родной».
А какова она – наша страна? Миф рисовал картины на любой вкус: коммунистический, романтический, литературный. Сказку про Емелю-дурака и волшебную щуку – с наливными яблоками, кисельными берегами и разнообразной дивной живностью. Сказка тешила веру в силу халявы, свойственную герою-пролетарию. Не нравится сказка – разгадывай мятежную русскую душу в большой литературе. Потому что только у нас она, литература, большая и духовная. Не зря ведь в школе кабинеты литературы украшали портретами хмурых бородатых мужчин, среди которых непременно имелся «печальник горя народного» Николай Некрасов. Кто ж помыслить мог, что в 2022 году на Пушкинской площади в Москве полицейские задержат литературоведа Любовь Сумм за чтение стихов школьной программы: «Внимая ужасам войны...». Что ж, отечественные классики больше не авторитет, а может, в полиции Некрасова не читали или не любят. Впрочем, слова «спецоперация» поэт точно не знал. Да и не в рифму оно.
А слова «предатель» и «донос» – точно в рифму. Строчить жалобы на коллег, соседей, родных – древний жанр. Жанр не забытый, потому статья обозревателя «МК в Питере» Михаила Бурчика никого не удивила, хотя автор метнул комья грязи в коллег, обвинив в предательстве. Но язык доноса лжив, потому метка «предатель» рикошетит в автора. Тем временем новый мир создаёт свой новояз, точно воспроизводя заповеди страшной книги Оруэлла, цитировать которую опасно, но любой читающий человек её помнит.
Но что же «родина» и «патриотизм»? Страна не виновата, что любить её заставляют из-под палки, манипулируя на чувствах сограждан и страхе. Берёзки, калачи, пшеничные поля и малявинские бабы, Толстой и «Грачи прилетели» – не важно, какие именно звенья выстраивают вашу собирательную Россию. Она не плохая и не хорошая. Она – неведомая, как и любой миф, понять который хочется, но постичь его нельзя, как и жить в нём. Точно так же мы мифологизируем и Англию с её изумрудными газонами, Диккенсом, Биг-Беном, вечерним чаем… И забываем про жестокость колонизаторов и Сипайское восстание. Миф можно любить, но помня, что это морок, фантом.
Картина Малявин Ф.А. «Бабы». Фото: rusmuseum.ruРоссия («которую мы потеряли») многими воспринимается эдаким павловопосадским платком на плечах парижанки после «Русских сезонов» – сувениром из страны-грёзы. Или, как сейчас, можно включить другие «культурные коды», пониже регистрами: золотые купола, чёткий пацан Данила Багров, носитель посконной «правды», Александр Невский с мечом: суровая сила беспощадного медведя в ореоле духовного сияния имперского величия. Почему имперского? Из убеждённости в «избранности», веры в «духовную мощь», а потому – непогрешимости и непобедимости. А любое сомнение в этом – уже «вольномыслие» или «нацизмена».
***
Родную страну Андрей Белый назвал «ледяной… родиной злой» в стихотворении «Родина» 1908 года. Поэт терзал «мать Россию» вопросом: «Кто же так подшутил над тобой?». Сегодня такие формулировки могут вызвать подозрения и пристальное внимание соответствующих органов.
«О чём ты будешь писать?» – спросил меня знакомый.
О том, о чём можно. Пока ещё можно, думая о том, что нельзя называть вслух.
