Ольга Стефанова. Фото: из личного архива Ольги Стефановой– Как молодой москвичке может прийти в голову мысль заняться захоронениями в Антарктиде?
– Кажется, эта тема знала меня с моей первой поездки туда. Я её не знала, а она меня ждала. В 2009–2010 годах я зимовала на станции «Беллинсгаузен», жила там год. Прямо оттуда вела ЖЖ на 2 тысячи подписчиков. И однажды со слов зимовщиков написала пост про кладбище на острове Буромского, где ещё сама не была. Остров лежал на противоположном от меня берегу Антарктиды, я тогда побывала только на станциях «Новолазаревская» и «Беллинсгаузен» и в беспосадочном перелёте – на «Востоке»: мы десантировали груз и улетели обратно. В посте про остров я писала, что люди на этом удивительном кладбище не преданы земле, а захоронены прямо на поверхности в металлических саркофагах. Тогда никто об этом не знал, даже статьи в Википедии не было. И вдруг пришёл анонимный комментарий: «Между прочим, остров Буромского назван именем морского офицера, гидрографа Николая Ивановича Буромского. Его сын жив и живёт в Москве». Информация эта в голове отложилась, но я не помню, чтобы тогда как-то на это отреагировала. Я тогда не знала, что это только начало большого дела. Потом у меня было ещё несколько экспедиций, я совершила кругосветку вокруг Антарктиды на судне с заходом на все действующие российские полярные станции, везде высаживалась. Когда я оказалась на станции «Мирный», в двух километрах от острова, то упросила начальника рейса слетать туда на вертолёте. Он согласился, и я увидела, в каком состоянии находится кладбище. Я, конечно, знала это по рассказам, но представить не могла. Ржавые рыжие ящики с дырками. Ты туда заглядываешь и видишь деревянные гробы ранних захоронений конца 1950-х.
Фото: Ольга Стефанова
Фото: Ольга Стефанова– Прямо останки людей видны?!
– Нет-нет. Через дыры виден гроб и красный кумач, которым гроб обшит. Он не выцвел, потому что был накрыт всё время. Кругом ходили пингвины и поморники. Это замечательно, это всё жизнь, но от них помёт, перья, пух. Мне трудно подобрать слово, описывающее это место в тот день. Запущенное? Если скажу «брошенное», то обижу полярников, которые зимуют на станции «Мирный». Когда есть лёд, они приходили туда по льду, поминали коллег, но привести могилы в порядок у них не было ресурсов. Для этого нужно же специально что-то туда привезти, потратить силы и средства. Кладбище открыто всем ветрам, продувается со всех сторон, и когда тает лёд, штормовые волны накрывают некоторые саркофаги.
Фото: Ольга Стефанова
Фото: Ольга Стефанова– Оно международное?
– Советско-российское. Плюс там захоронены два немца, чех и швейцарец. Но только потому, что они в момент трагедии участвовали в советских или российских антарктических экспедициях в «Мирном». Вокруг станции на тысячу километров соседей нет. Всего с начала советских, а потом российских экспедиций в Антарктиде погиб 81 соотечественник. Тела лишь одиннадцати из них были доставлены на Большую землю, некоторые похоронены в разных частях Антарктиды, а 46 имён зафиксированы на острове Буромского. Имён – потому что тела некоторых не найдены.
Фото: из личного архива Ольги СтефановойОт китобоев до каталога
– Где хоронят другие страны?
– Кто как. У аргентинцев есть захоронения китобоев. У норвегов – первое захоронение в Антарктиде, относящееся ещё к XIX веку. Они первыми зимовали в Антарктиде, и тогда от болезни ЖКТ в 1899 году погиб биолог Николай Хансон. Его похоронили на горе прямо у станции, поставили огромный камень, это место до сих пор существует. У поляков на станции «Арцтовский» – настоящее место паломничества туристов. Там находится могила знаменитого польского фотографа Влодзимежа Пухальского, который изобрёл термин «фотоохота», основал легендарную киношколу в Лодз и написал много книг про Арктику. Он мечтал попасть в Антарктику, но врачи отговаривали, и имели на то основания. Он добился своего, но на зимовке случился инфаркт, и Пухальского похоронили на станции «Арцтовский», поставив ему на могиле красивый кованый орнамент с животными.
– Все они в хорошем состоянии?
– Про все я не знаю. Это как раз предмет исследования, на которое мы недавно получили грант в Фонде президентских грантов. Это будет первая в мире электронная база данных о погибших полярниках в Антарктиде в мировом масштабе. Проект планируется на русском и английском языках. В перспективе хотим всё перевести на языки всех представленных стран. Задача – в том, чтобы поднять всё международное антарктическое сообщество, все страны-участницы Договора об Антарктике на то, чтобы сохранить память о своих героях. Мы выходим на связь с иностранными антарктическими институтами, просим предоставить нам информацию или способствовать поиску людей, у которых могут оказаться фотографии, письма, записи. Понятно, что из-за политических событий пока письма в США и Европу я не напишу, но у меня есть страны, готовые к контакту: Китай, Индия, ЮАР, Аргентина, Бразилия, Перу, Эквадор, Чили, Уругвай, Беларусь. Посмотрим, что будет дальше, грант же на полтора года.
– Кто твоя команда?
– Это ребята, которые участвовали в реставрации острова Буромского: строители, спасатели, ученые. Они погружены в тему, абсолютно её понимают. Международную часть проекта курирует Россотрудничество и Русская гуманитарная миссия. Всё делается совместно с Росгидрометом и Российским арктическим и антарктическим НИИ.
Фото: Ольга Стефанова– Неужели никто до вас в мире не занимался подобной проблемой?
– Мировой статистики по захоронениям в Антарктиде не существует. Вы нигде не прочитаете, в каком состоянии кладбища. Найдёте только двух знаменитых людей: норвега и поляка. Всё! А что у американцев, бразильцев, чилийцев? Конечно, погибших старались вывезти, но не всегда это было возможно. Многие пропали без вести и не имеют захоронений, табличек. Или, к примеру, была огромная авиакатастрофа в 1979 году, когда погибло 257 человек. Самолёт с новозеландскими туристами летел в Антарктиду и врезался в вулкан Эребус. Где их захоронения? Свои истории есть почти у каждой страны, а обобщённой информации нет.
– А она нужна?
– А как же! Сохранить память об этих людях, достать из забвения. Это как с островом Буромского. Я стала всех спрашивать, почему бы не привести саркофаги в порядок. Говорили: денег не хватает, на всём экономим. Я тогда была спецкором «Вестей» и впервые в истории отечественного телевидения делала прямые репортажи из Антарктиды. У меня были с собой две спутниковые антенны, один только перегруз в аэропорту составлял 100 кг. После того репортажа с острова Буромского в 2013 году я уехала с мыслью найти средства, людей, собрать проект «под ключ». Это заняло несколько лет. Первое, что мы с крёстной и с моими друзьями начали делать, – молиться, поминать ребят на панихидах поименно, читали Псалтирь. И однажды проект, который мы заявили от Кинокомпании «Лекс Фильм» в 2016 году, накануне 200-летия открытия Антарктиды, поддержал министр природных ресурсов Сергей Донской. Всё складывалось очень быстро. Половину средств вложила кинокомпания, половину насобирали всем миром: при помощи благотворителей, друзей, людей, кто дал в долг и до сих пор не получил обратно.
Надо было очень быстро собраться, изготовить саркофаги из нержавейки, новые именные таблички из латуни в виде восьмиконечной звезды – сразу и рождественской, и полярной. Конечно, ошибок не избежали. Никто не знал, как надо. Теперь уже мы понимаем, например, что зря таблички покрыли лаком: он облезает. Но ничего: облезет, и всё будет аккуратно.
Фото: Ольга Стефанова
Фото: Ольга Стефанова– Как так вышло, что мы ничего не знаем о погибших в Антарктиде?
– Сама постоянно задаюсь этим вопросом. В Антарктиде произошло три советские авиакатастрофы. Три самолёта ИЛ-14. Два из них разбились в полёте, один сгорел при заправке. И каждый раз после трагедии люди, имеющие власть, чтобы не платить пожизненные пенсии семьям погибших, пытались доказать, что эти катастрофы случились по вине человека. И все три раза коллеги, участники авиаотряда, ходили, доказывали, что погибшие делали всё возможное. Все три истории были связаны именно с экстремальными природными факторами, которые человек преодолеть не смог. Доказали. Но кому хочется публично обсуждать вопросы безопасности? Или добиваться согласия родственников о разглашении информации? Кто этим будет заниматься?
Фото: Ольга Стефанова– Как при таком положении дел вы искали контакты родственников, друзей?
– О, как только ни искали! По старым телефонным справочникам обзванивали десятки телефонов, ходили по старым адресам, использовали все возможные личные связи. Доходило до курьёзов. Я уже практически смонтировала фильм «Остров Буромского», продолжая произносить эту фамилию с ударением на «у», потому что так говорила вся Антарктида. Но сына Николая Буромского нигде не могла найти. Я помнила тот комментарий из ЖЖ, верила, что сын живёт в Москве, но найти его никак не удавалось. И тут через друзей из программы «Жди меня» выясняется, что во всей Москве есть всего один человек с фамилией Буромский и отчеством Николаевич, до 1957 года рождения, и живёт он на соседней от меня улице! Это действительно оказался сын Николая Буромского, и первое, что он мне сказал с иронией: «Я видел ваш репортаж, так вот моя фамилия – БурОмский!». Мне иногда везло. Некоторые родственники никогда не меняли адреса, и я их находила. Кого-то мы нашли через объявления в районных газетах, и люди откликались, дарили мне на встречах вырезки этих объявлений.
Фото: Ольга СтефановаЛиственница и вечность
– Что вы сделали на острове Буромского?
– Мы установили постаменты из долговечной лиственницы вокруг старых ржавых саркофагов, ведь дерево в Антарктиде не гниёт, бактерий нет, со временем оно красиво белеет, становится седым. На постаменты из лиственницы водрузили новые купола из нержавейки. У нас не было задачи тревожить захоронения, хотелось максимальной деликатности. Привинтили новые таблички, убрали природный мусор. Хотелось, чтобы было светло и красиво.
Фото: Ольга Стефанова– Но природный мусор вернётся на следующий же день.
– Конечно. Но нам было важно, чтобы хотя бы на один день состоялось преображение, чтобы был свет. Когда мы поставили последний саркофаг, дышать на острове стало легче. Как будто сам воздух поменялся. Сейчас на острове не осталось ненакрытых, неухоженных могил. Не всё сделали мы. Вместо предполагаемого месяца у нас оказалось всего две недели на работы. Мы не всё успели. Но после нашего отъезда ребята-полярники доделали несколько штук. Там ещё остался старый поклонный крест, который мы очень хотим поменять на новый – большой и красивый, чтобы он венчал всю композицию острова. И ещё в Антарктиде осталось одно неухоженное российское кладбище на станции «Молодёжная» и несколько небольших захоронений на других станциях. Очень хочется вернуться и закончить начатое.
– Что ты чувствовала на острове в дни работ?
– Было потрясающее чувство колоссальной благодарности, радости уже в первые минуты, когда мы только высадились туда. Нас там точно ждали, нам точно помогали. И когда мы закончили, они точно радовались. Остров Буромского не скорбное место. Это место, где упокоились наши русские герои-первопроходцы! И за все эти годы с 2008-го, за семь экспедиций в Антарктиду, погибшие полярники стали мне родными, они как братики. Жизнь ведь вечная, у Бога они все живы и нас видят.
Фото: Ольга Стефанова
Фото: Ольга Стефанова
Фото: Ольга Стефанова
– Расскажи об этих судьбах.
– В 1956 году случилась первая трагедия в Антарктиде. Утонул Иван Хмара. Вместе с трактором на 72 метра ушел вниз, под лёд, поднять не удалось, ему на острове стоит памятник – большая каменная глыба с советской звездой. Последнее захоронение было в 2004 году. Хотя смерти продолжаются и сейчас. В этом году ушёл Вадик Пучков на станции «Новолазаревская», предположительно из-за ковида – карантин не помог.
– Как ковид туда попал?
– На «Новолазаревской» находится большой международный аэродром, куда прилетают из Кейптауна большие самолёты и с туристами, и с полярниками, а уже оттуда на маленьких все разлетаются по своим станциям. Начиная с 1956 года в наших экспедициях погиб 81 человек. Самые частые причины смертей – пожары, пурга, потеря видимости. Днём памяти всех погибших в Антарктиде полярников считается 3 августа. В ту ночь 1960 года на станции «Мирный» случился пожар, во время которого погибло 8 человек. Это был международный аэрометеоотряд под руководством легендарного метеоролога Оскара Кричака, который дал судьбоносный прогноз погоды для парада 7 ноября 1941 года. Тогда в «Мирном» бушевала пурга, все дома занесло снегом и не было возможности выбраться наружу. Когда в сгоревший дом удалось войти, под телом одного из учёных нашли кожаный портфель с исследованиями международной команды учёных. Немец Христиан Ганс Попп спас документы, над которыми трудился их отряд. Совершенно при том удивительно, что Попп во время войны служил в Люфтваффе, был ранен, попал в плен и всего через 15 лет после окончания войны оказался на одной зимовке с Оскаром Кричаком! На станции с символическим названием «Мирный».
Подвиг по расписанию
– Полярники – все герои?
– Тип людей там, безусловно, особый. Это люди, которые беззаветно любят своё дело. Любовь даёт силы, внутренний ресурс жить и радоваться тому, что ты в изоляции, что к тебе целый год никто не доедет и не придёт, что ты не выбирал людей вокруг себя, что они даны тебе такими, какие есть. И в этих условиях ты должен научиться быть человеком. Все дни похожи, за каждым полярником в столовой закреплено своё место, есть банный день, в который ты точно знаешь, что будет к бане выдана баночка пива, в воскресенье утром будет яичница. И постоянно темно и дует, и ты от однообразия устаёшь и этому радуешься. Если не радуешься, то сломаешься и не вернёшься сюда никогда.
– Похоже на «Миф о Сизифе» в изложении Камю.
– Может быть. Мы проделали огромную работу по поиску родственников и близких погибших, сделали десятки звонков, обошли десятки квартир. И на сегодняшний день нашли воспоминания о 30 людях из 81! По итогам экспедиции и поисков мы выпустили фильм «Остров Буромского. Согревшие Антарктиду», в котором есть абсолютный эксклюзив: любительские кадры, подаренные мне лично полярниками. Фильм хорошо встретили. За два года фестивалей мы получали и главные призы, и призы в номинациях. Потом благодаря медиагруппе «Красный квадрат» мы вышли в кинопрокат в нескольких городах России. Самый длинный прокат был в Перми – с 3 по 23 марта. Сейчас у нас в процессе подготовки партнёрский проект с обществом «Знание», в рамках которого мы едем с фильмом на Дальний Восток в конце мая. Там нас ждут университеты и арт-площадки Владивостока, Хабаровска, Благовещенска, Биробиджана, Читы, Якутска. Будем показывать фильм, читать лекции, беседовать. Дальше по плану – 12 регионов России, в основном северных, откуда много полярников. Например, кадровый лидер Антарктиды сейчас Тюмень, где находится компания «Запсибгазпром», которая строит новую антарктическую станцию «Восток», а это почти сотня новых людей.
Фото: из личного архива Ольги Стефановой
– Цель вашего проекта – популяризации Антарктиды?
– Это попытка сохранить память о людях, какими они были, в каких условиях работали, какие подвиги совершили. Я люблю слова маршала Рокоссовского: «Нельзя научиться любить живых, если не умеешь хранить память о мёртвых». Безусловно, хочется сохранить память о тех, кто проявил настоящий русский дух и сделал для нашего государства очень много, ведь благодаря Антарктиде произошло очень много научных открытий. Наш проект не про смерть, хотя тема звучит трагически. Он про жизнь: её радость, смысл, про готовность эту жизнь отдать ради любви к своему делу, ради своего призвания.
Заполярная вера
– Как тебя изменила эта тема, эта работа?
– Сложно ответить. Столько чудес произошло в жизни, столько прожито моментов, когда Господь был очень близко, вытаскивал из таких ситуаций, в которых человеческими силами было не справиться никак. В Антарктиде Бог близко. Вечером ты задаёшь вопрос, а утром уже получаешь ответ. Или вообще вся ситуация взята и милостиво отменена. На «Беллинсгаузене» есть храм, где каждый год меняются священники, как и все полярники. В свободное время от служб они выполняют работы как строители-ремонтники.
Фото: Ольга Стефанова– Храм – в Антарктиде?!
– О, это удивительная история. Церковь Святой Троицы появилась там в 2004 году, и связана она с именем парашютиста-испытателя Петра Задирова, который родом из села Новоникольского Оренбургской области. Однажды при испытании не раскрылся ни основной парашют, ни запасной, и Пётр Задиров рухнул в огромный сугроб под Киржачом, откуда вышел целый с последующей медицинской справкой: «Ушиб левого бедра при падении с высоты 800 м». Пётр Иванович рассказывал, что накануне видел сон, где мать развернула перед ним при падении пуховый платок, и говорил, что его в тот день спасло великое чудо – молитва его матери. В 90-е годы он стал владельцем авиакомпании, которая обеспечивала труднодоступные арктические и антарктические станции. На первые деньги построил храм в родном селе, а затем, по совету друзей-полярников, и в Антарктиде. Пётр Задиров совместно с Александром Кравцовым, создателем бренда «Экспедиция», построили храм из алтайского кедра и лиственницы. Его собрали алтайские мастера, брёвна перевезли на судне Института океанологии РАН «Академик Сергей Вавилов», на его освящение прилетал владыка Феогност, тогда епископ Сергиево-Посадский, а иподьяконом у него был Леонид – мой крёстный братик. Вот такие совпадения! Дорожка в Антарктиду была мне вымолена. И вот чтобы попасть в этот храм, нужно подняться на горку. Если плохая погода, пурга, то упираешься, по камням ползёшь, снег сечёт глаза. Заползаешь внутрь, снимаешь по полярной привычке обувь – и происходит чудо.
Фото: Ольга Стефанова– Оно отличается от того, что в Москве?
– В Москве я всегда куда-то бежала, отвлекалась от главного. А в Антарктиде тебя догоняет тишина. И каждый следующий день похож на предыдущий, и ты перестаёшь бежать и начинаешь видеть, что есть внутри тебя, и это видят все вокруг, и это невозможно скрыть, и становится понятно, кто есть кто и кто чего стоит. И все страсти начинают обостряться, наружу лезут, и как-то надо научиться это обуздать, чтобы потом вновь в Антарктиду вернуться. Возвращаться хочется. Там чёрное – чёрное, белое – белое. Ты прощаешь, тебя прощают, а как иначе жить? Вот, например, Виктор Алексеевич Перский, заслуженный метеоролог России, человек, который на протяжении многих экспедиций каждые 4 часа в сутки снимал показания приборов и передавал их во Всемирную метеорологическую организацию срочной телеграммой. Пурга, мороз, хочешь ли спать, температура у тебя 39,7 – он ни разу не позволил себе расслабиться, полениться. Редко когда-либо что-либо вообще говорил. Но он для меня в коллективе был камертоном, по одному его только взгляду я понимала, всё ли хорошо делаю или косячу. Или радист Николай Плешивцев, его все зовут Санычем. Когда с подозрением на онкологию у нас заболел повар, мы с Санычем вдвоём приняли на себя поварскую вахту на два месяца. И было удивительно, что именно в эти два месяца я плодотворнее всего снимала, фотографировала, писала, разбирала фотографии, вела блог, отправляла какие-то интервью. Удивительный опыт и впервые ощущение включённости в команду не сторонним наблюдателем, каким всегда является режиссёр, журналист. Парни на камбузе, конечно, шутили, смеялись: «Стефанова! Ну наконец ты на своём месте! Спасибо тебе, как вкусно!».
– Легко ли возвращаться из Антарктиды в наш суетливый мир?
– Легко. Главное, что я открыла, – вся моя жизнь до этого пряталась за внешними факторами, суетой, попыткой кем-то казаться. Она казалась наполненной, но была пустой. В ней не было главного смысла. А моё настоящее воцерковление началось как раз после возвращения домой, когда через Антарктиду началось общение с моей крёстной и мир начал наконец вставать с головы на ноги.
