К 9 утра 2 июня 1962 года перед горкомом партии в Новочеркасске собралось примерно 5 тысяч человек. Над городом ревел заводской гудок, созывая людей на демонстрацию, протестующие несли самодельные плакаты. В толпе раздавались крики:
– Зовите Будённого и Ворошилова! Это наши земляки, они разберутся и помогут!
Между тем в Новочеркасске уже вечером подготовились к разгону демонстрации. Из Ростова-на-Дону прислали 505-й полк внутренних войск, командующий СКВО генерал Исса Плиев приказал ввести в рабочий город и танки.
Правда, как говорили, первый заместитель командующего округом генерал Матвей Шапошников, бравший со своими «тридцатьчетвёрками» Берлин, отказался поднимать танковые полки:
– Не вижу перед собой противника.
И тем самым сломал себе успешную военную карьеру.
Но и солдат вполне хватило для разгона митинга, который вскоре переместился к зданию горисполкома, где по соседству находился и городской милицейский главк. Рабочие долго требовали, чтобы к ним вышли для переговоров партийные секретари, потом пошли на штурм – выбили двери и тотчас же наткнулись на вооружённых солдат.
– Назад, падла!
Один из солдат-срочников замахнулся на рабочего автоматом, но тот – бывалый фронтовик – легко уклонился от удара и выбил оружие из рук. И тотчас же был сражён пулей, выпущенной другим солдатом. Секунда – и началась паническая пальба, шальной пулей зацепило 15-летнего мальчишку, который повис на заборе.
– Студента убили! – истошно закричали в толпе.
К горисполкому выдвинулся отряд солдат внутренних войск под командованием начальника Новочеркасского гарнизона генерал-майора Олешко, который кричал в мегафон приказы разойтись. Но в ответ он получил только град камней. Тогда солдаты начали стрелять поверх голов.
– Стреляют холостыми! – раздались крики. – Братцы, не бойтесь! У них холостые!
Люди начали рвать автоматы. И тогда солдаты открыли огонь по толпе...
* * *
Бунт в Новочеркасске возник не сам собой.
Сегодня мы о прошлом Советского Союза судим в основном по кинофильмам – дескать, был такой общий объём и оптимизм после затхлой сталинской эпохи. Юра Гагарин полетел в космос, комсомольцы распахали целину, в Москве прошёл Фестиваль молодёжи и студентов, появились поэты-«шестидесятники», расцвёл кинематограф и толстые литературные журналы. И в общем и целом всё было хорошо: «космические корабли бороздили просторы Большого театра», советский пломбир по 20 копеек, а Эдуард Хиль пел «Я шагаю по Москве».
Но исторические документы свидетельствуют, что советская страна уже в конце 50-х годов напоминала пороховую бочку, готовую взорваться при малейшей возможности. И виной всему была бездарная советская политика, загнавшая советский народ-победитель за грань нищеты.
* * *
Впрочем, дефолт и советская власть стали близнецами-братьями сразу же после прихода большевиков к власти, которые первым делом аннулировали все долговые обязательства Российской империи и Временного правительства. Попытка начать финансовую жизнь нового государства с чистого листа обернулась тяжёлыми санкциями и многочисленными проблемами для советской внешней торговли и дипломатии, ведь страны-кредиторы пытались вернуть утраченное не один десяток лет.
Тогда большевики, лишившись возможности кредитоваться на внешних рынках, решили брать деньги в долг внутри страны – у собственного населения.
В 1922 году был выпущен первый «Хлебный заём», обещавший всем покупателям облигаций выплаты в пудах зерна. И толпы переживших голод горожан и крестьян выстроились в очереди за зерновыми обязательствами советской власти. Также облигациями разрешалось вносить продналоги, и вскоре облигации стал аналогом советских ценных бумаг, которыми можно было торговать на рынке. Что интересно, все свои обязательства советское правительство аккуратно выполнило, и это заставило народ поверить, что проценты по облигациям будут выплачивать как в добрые дореволюционные времена, а с помощью выигрышных облигаций можно мгновенно обогатиться – как в лотерее.
В 1928 году были выпущены первые облигации и «Займа индустриализации», за ним – заём «Пятилетка в 4 года», следом – несколько выпусков займов третьей пятилетки. На заводах и фабриках организовывали соревнования по подписке на займы, широкая рекламная кампания развернулась в советской печати, где займы воспевали деятели науки и искусства. Результат впечатлял: только в 1933 году удалось собрать с населения более 3 млрд рублей, то есть примерно десятую часть бюджета всей страны. И больше, чем собирали при помощи подоходного налога.
Но обслуживание этой финансовой пирамиды обходилось всё дороже, и в 1935 году произошёл дефолт ограниченного масштаба: все прежние облигации были переоформлены в новые с увеличенным до 20 лет временем обращения.
После этого количество желающих добровольно вкладываться в облигации резко пошло на спад. Тогда-то власти и включили механизм добровольно-принудительной покупки облигаций, отказаться от которых мог разве что закоренелый враг народа.
Колхозников вообще стали обдирать как липку: их заставляли платить за облигации дважды. Сначала брали деньги с каждого индивидуально, а затем ещё и с колхоза в целом, выдавая на руки только те, что были куплены в первом случае.
В 1956 году долг государства населению перевалил за 260 миллиардов рублей. Причём народ стал в открытую возмущаться тем, что уже долго не было выплат по облигациям и выигрышных займов.
В ответ власти вообще решили простить себе все долги перед народом.
Так, 19 марта 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС генсек Хрущёв заговорил о решении заморозить оборот облигаций:
– Что если мы скажем народу: пусть откажутся от займов в пользу государства? Мы объявляем, что прекращаем выпуск займов.
– А что же делать с теми облигациями, что находятся на руках?
– Сами облигации пусть остаются на руках как знак их вклада в общее дело строительства социализма до тех пор, пока не начнутся выплаты по облигациям.
Лишь острожный Микоян, лучше других знавший реальное положение дел в стране, осторожно заметил, что надо бы оставить народу хотя бы лотерею, но Хрущёв уже включил демагога, как будто бы выступал на митинге:
– Думаю, товарищи поддержат меня, что замораживание займов будет выгодно и для государства, и для народа. Для народа выгодно потому, что будет крепнуть наше социалистическое государство, в процветании которого заинтересован каждый советский человек...
* * *
В советских газетах отмена выплат по займам подавалась как торжество идей социализма. «Правда» цитировала речь товарища Хрущёва на собрании судостроительного завода «Красное Сормово»:
– Товарищи! Капиталисту, этому торгашу, который отца родного за полпроцента зарежет, если ему это прибыльно, никогда не понять души нашего советского человека. Он никогда не поверит, что вы добровольно на это идёте. Прочитает в газетах и скажет: запугали рабочих и крестьян, вот они и согласились. Капиталист не понимает нового человека, человека советского, который родился и воспитывался в наших условиях!
Но в реальности отмена займов вызвала в народе взрыв ярости. И первым делом советский человек побежал в сберкассы снимать деньги, будучи уверенным, что большевики не ограничатся замораживанием облигаций, а приберут к рукам ещё и банковские вклады.
Министерство торговли СССР докладывало: «В ряде городов на основе ложных слухов о якобы предстоящей денежной реформе в мае с. г. резко повысилась покупка товаров в магазинах. Скупались различные ювелирные изделия, преимущественно из золота, часы, стенные часы, хрусталь, меховые изделия, дорогие шелковые и шерстяные ткани, костюмы, пальто, радиоприёмники, велосипеды, мебель и др. Оборот по скупаемым товарам увеличился против обычного примерно в два-три раза».
Одновременно вновь обострились продовольственные проблемы, в ряд районов страны вернулись продовольственные карточки. Кризис с продуктами во многом был вызван атакой государства на частников, которые поставляли товары на колхозные рынки, восполняя дефицит продуктов в магазинах. Но партия, объявившая о скором построении коммунизма, повела широкое наступление на хозяйственников-индивидуалистов, потому что какие же могут быть «частники» при коммунизме?!
* * *
Между тем органы госбезопасности стали фиксировать рост антисоветских выступлений.
Вот сообщение из архива Красноярского УФСБ: «14 июня 1957 г. Красноярской контрольной станцией радиоклуба ДОСААФ на волне 40 метров (0750 МГГЦ) любительского диапазона зафиксирована передача в эфир азбукой Морзе радиограммы следующего содержания: «Всем, всем, всем. Страшно для коммунизма в нашей стране растущее сознание народов в том, что строение его закончилось полным провалом, коммунизм провалился как экономическая история. Наша страна после 40 лет советского правления не может сравниться даже с беднейшими странами Запада, не исключая Польши. Наших рабочих до сих пор эксплуатируют, наши колхозники до сих пор голодают. Коммунизм не дал нам социальной справедливости, до сих пор привилегированный класс коммунистов-угнетателей правит порабощённым народом, коммунизм не дал нам свободы, у нас нет ни права свободного передвижения, ни права сменить работу, ни права мирным путём переменить своё правительство! Нам единственный путь – это активная борьба с советскими угнетателями во всём, в большом деле и мелочах повседневной жизни. Капля за каплей мы подточим их несокрушимую власть и нашей нерушимой волей достигнем народной свободы».
Текст этой радиограммы передавался несколько раз, но все меры по установлению личности радиолюбителя не увенчались успехом.
* * *
Следом по стране прокатилась череда стихийных митингов и выступлений. Началось всё в Грузинской ССР – республике, превращённой в сталинскую эпоху в образцово-показательную витрину «развитого социализма»: крайне негативно восприняли решения ХХ Съезда партии о борьбе с культом личности. Причём в Тбилиси протестные акции постарались «не заметить».
Но вскоре беспорядки достигли и Целины в Казахстане, куда на строительство города Темиртау из разных концов Советского Союза прибыли 25 тысяч добровольцев по комсомольским путёвкам. Добровольцев расселили в обычном палаточном городке, где не было ни нормальной канализации, ни водопровода, ни отопления, ни электричества.
– Мы ещё могли бы смириться с этим, если бы власти ко всем относились одинаково, – вспоминала строитель Елизавета Тридгардт. – Но вскоре на помощь в строительстве к нам прислали болгар, которым почему-то сразу же предоставили все условия. Для них было и нормальное тёплое жильё, и питание в столовой, а нам, можно сказать, ничего. Мы ели всухомятку: даже воды почти не было...
Последней же каплей терпения стал инцидент 1 августа 1959 года, когда пришедшие обедать усталые строители натолкнулись на закрытые двери столовой – дескать, нужно подождать, пока не доедят болгары.
– Тогда мы отказались выходить на работу, и большая часть палаточников начала сметать всё на своём пути, – вспоминала Елизавета Тридгардт. – Я в то время была 19-летней девушкой, и мой муж запретил мне участвовать в разгроме. Поэтому вместе с девчонками мы убежали через сопку в общежитие и наблюдали за всем происходящим из окна...
По словам очевидцев, бунтари сначала устроили погром в столовой, потом толпа, к которой присоединились и заключённые из расположенного поблизости КарЛАГа (по доброй советской традиции, вместе с «добровольцами» на комсомольских стройках трудились и заключённые), перекинулась на универмаг и близлежащие магазины: рабочие скидывали с себя старую одежду и надевали новую, из витрин на улицу летели бутылки, продукты, парфюмерия...
Руководство города прислало на место массовых беспорядков 1 500 солдат внутренних войск.
– В городе было кровавое побоище, настоящая война, пули свистели как сумасшедшие, – рассказывает Елизавета Тридгардт. – Я с девчонками видела, как ночью трупы бунтарей закидывали в машины и вывозили в неизвестном направлении. Я точно не знаю, что с ними делали, но ходили слухи, что некоторые трупы сжигались...
В ходе подавления массовых беспорядков среди участников восстания были, по официальным данным, убиты 11 человек и ранены 32 человека (пятеро впоследствии умерли). Около 190 человек были арестованы (75 из них были членами ВЛКСМ), 5 из них были приговорены открытым показательным судом к исключительной мере наказания – смертной казни через расстрел.
* * *
С ещё большим недоверием советский народ отнёсся к денежной реформе 1961 года, когда в течение нескольких дней все денежные знаки образца 1947 года были заменены на деньги образца 1961 года в соотношении 10:1. Казалось бы, в том же соотношении должны были бы измениться цены и тарифы на все товары и коммунальные услуги, а также тарифные ставки, зарплаты, пенсии, стипендии и т.п. Но нет, коррекция тарифов была проведена так хитро, что в итоге коммунальные платежи поднялись в полтора-два раза.
Неудивительно, что по стране тут же пошли слухи о скором повышении цен на продукты. И точно, 31 мая 1962 года вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о повышении цен в среднем на 35 % на основные продукты питания.
В результате новые ценники для «массовых» зарплат оказались просто запредельными.
Наконец, ещё одна хрущёвская реформа, о которой сегодня не вспоминают, – сокращение армии. Многие части, бравшие Берлин, были расформированы, а офицеры фактически оказались на улице и начали устраиваться чернорабочими. Оставшимся же военным урезали финансирование, и офицеры, не желая оказаться на улице с «волчьим билетом», терпели это унижение. Но хуже всего, что сокращение финансирования армии ударило и по солдатам-срочникам.
Именно в конце 50-х на улицах советских городов впервые появились солдаты-«самоходы», которые на рынках меняли украденные армейские вещи на еду. Для людей, которые ещё помнили ужасы войны, вид солдат-попрошаек был невыносим.
* * *
Именно инцидент с голодным солдатом, продававшим на колхозном рынке свои сапоги, послужил поводом для народного бунта в Краснодаре в 1961 году. Когда солдата арестовал военный патруль, то вокруг мгновенно образовалась толпа сочувствующих, потребовавших отпустить солдата. Патрульные обратились к милиции с просьбой помочь отвести нарушителя в военную комендатуру, но толпа взяла комендатуру в осаду. С целью успокоить митингующих было решено отпустить подставного милиционера вместо рядового, но фокус с переодеванием не прошёл, и милиционер только чудом спасся бегством.
В ответ в толпе раздались призывы взять штурмом комендатуру и освободить настоящего солдата. Тут у одного из часовых сдали нервы. Солдат открыл огонь по толпе, и одна из пуль попала в голову Владимиру Савельеву, ученику 10-го класса одной из средних школ Краснодара. Подросток погиб на месте.
Тело убитого школьника повстанцы погрузили на носилки и отправились к зданию крайкома КПСС. Траурная процессия растянулась на несколько кварталов. Люди шли и пели революционную песню «Вихри враждебные...».
Вскоре на площади перед зданием крайкома начался митинг, который вылился в стихийный штурм здания. Писатель Владимир Рунов впоследствии рассказывал, что сотрудники крайкома, находившиеся в тот момент в здании, спасаясь от дубины народного гнева, были вынуждены прыгать из окон кабинетов.
С наступлением темноты в город были введены войска. Уже утром по Краснодару прошли массовые аресты, а вскоре на скамье подсудимых оказалось более 30 «зачинщиков бунта». В итоге двое были приговорены к смертной казни, 13 получили различные сроки лишения свободы – от 3 до 10 лет, полтора десятка человек были оправданы.
* * *
Похожие погромы прошли в Александрове, Одессе, Бийске и десятке других провинциальных советских городов. И поначалу стихийное выступление в Новочеркасске, население которого тогда составляло всего 145 тысяч человек, ничем особенным не выделялось из ряда себе подобных, где катализатором народного возмущения стало повышение цен. Причём в Новочеркасске, где основная часть трудоспособного населения работали на НЭВЗ – Новочеркасском электровозостроительном заводе, – накануне повышения цен объявили о снижении на 30–35 % всех расценок оплаты труда.
К несчастью, заводом руководил на тот момент не очень дальновидный человек – Борис Курочкин.
– Его выдвинули на эту должность из рабочей среды, – говорит местный писатель Владимир Конюхов. – Но вместо того чтобы как-то грамотно поговорить с рабочими, он им заявил: «Не хватает на мясо-молоко – жрите пирожки с ливером». Эти слова и подстегнули. Время летнее. От проходной НЭВЗа до железнодорожной ветки – 100 метров. Шёл поезд Ростов–Саратов. Перекрыли движение. С этого всё началось. Приехали из обкома партии, тоже ничего умного не сказали. Приехали из райкома, тоже не нашли, что сказать. Произошли отдельные аресты.
На следующий день заводские приняли решение идти в горком партии с требованием отпустить арестованных.
Но утренний митинг у здания горисполкома закончился штурмом здания и паническими выстрелами солдат-срочников, охранявших подъезды и бюро пропусков, в толпу.
– Самого расстрела я не видел, – говорит писатель Владимир Конюхов. – Папа привёл меня на площадь, когда пожарные уже смывали кровь из брандспойтов. Хотя сам он был там с самого начала волнений. Но он заподозрил неладное, когда увидел, как солдаты выстроились в одну линию вдоль Атаманского дворца – спиной к фасаду исторического здания, а лицом к гудящей толпе. У каждого в руках было оружие. А папа был на велосипеде. Он сразу сел на него и поехал к дому. По дороге встретил нас с братом. Мне было 12 лет. Он спросил встревоженным голосом: «Мама дома?» Мы говорим: «Нет». И тут с площади начали доноситься крики. Причём крики становились всё сильнее и сильнее. И тогда он обеспокоенно сказал: «Как бы не начали стрелять». И тут действительно раздались автоматные очереди, трели. Папа говорит: «Вот тебе пожалуйста, уже стреляют». А так как мамы всё нет и нет, а галдёж снова вдруг начался, он сказал: «Пойдёмте в центр». И когда мы пришли в центр, я уже увидел: стоят красные пожарные машины, широкие пожарные рукава... И смывают кровь.
Вся площадь была залита кровью. На солнце она быстро засыхала, и вся площадь была в бурых пятнах. На следующий день рано утром власти пытались смыть их сначала струёй из шланга пожарной машины, затем пригнали машину со щётками, а после, отчаявшись смыть следы преступления, заасфальтировали всю площадь. Вечером на этой же площади власти устроили танцы для молодёжи.
Памятная доска на заводоуправлении НЭВЗа. Фото: Липунов Г.А. / Wikipedia* * *
Согласно шифрограмме, которую командующий СКВО генерал Исса Плиев отправил на имя министра обороны Малиновского, среди участников беспорядков были убиты 22 и ранены 39 человек, среди военнослужащих были ранены 6 офицеров, 9 солдат и сержантов. Позже цифры только росли: несколько тяжелораненых попали в больницы и позже скончались. По Новочеркасску до сих пор ходят слухи о тайных могилах, где были захоронены некоторые из убитых – и тела действительно вывозили за пределы города и хоронили по разным сельским кладбищам. Так, в посёлке Марцево (под Таганрогом) захоронили 8 человек, на кладбище в поселке Тарасовском – также 8 человек, под Новошахтинском – ещё 7 человек.
Самым трагичным в этом стало то, что родственники погибших людей не знали, где похоронены или скрыты тела их родных.
* * *
Наиболее демонстративно жестоким был судебный процесс над 14 участниками забастовки и демонстрации в воинском гарнизоне КУКС («Курсы усовершенствования командного состава»). 7 человек из 14 Верховным Судом РСФСР были приговорены к расстрелу. Они обвинялись в бандитизме по ст. 77 и массовых беспорядках по ст. 79 УК РСФСР. Их имена были рассекречены лишь много лет спустя.
Уже в тюремных камерах одним из заключённых было подсчитано, что осуждено не менее 105 человек, почти все сроком на 10–15 лет.
