27 июня 1997 года правительство Республики Таджикистан подписало с противоборствующей стороной – Объединённой таджикской оппозицией (ОТО) – «Общее Соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане». В стране закончилась пятилетняя гражданская война, ставшая одним из наиболее кровопролитных вооружённых конфликтов на постсоветском пространстве, и уроки этой войны вот уже 25 лет изучаются и обсуждаются журналистами и политологами. «Стол» – о юбилее мирного соглашения и картинах той войны
Неизвестная война
Как и в других союзных республиках, независимость фактически «упала» республиканским властям Таджикистана в руки. Приняв Декларации о независимости, республики Советского Союза относительно мирно разошлись «по своим квартирам» и заявили в 1991 году о суверенитете в тех административных границах, в которых состояли в СССР. Разговоры о возврате «территориальных подарков» начались лишь много позже – спустя 30 лет после распада Союза, а в начале 90-х бывшие союзные республики приступили к строительству независимых государств, причём становление государственности во всех без исключения новых независимых государствах происходило далеко не просто.
Внутриэтнический вооружённый конфликт в Таджикистане между сторонниками центральной власти и оппозицией, представленной в основном выходцами из Горного Каратегина, вспыхнул в результате распада СССР и провозглашения 9 сентября 1991 года независимости Республики Таджикистан. Предпосылками к вооружённому противостоянию стали тяжёлое положение в экономике страны, высокий уровень бедности населения и противостояние кланов, почувствовавших, что, одержав военную победу и завоевав власть, они получат в независимом Таджикистане всё, включая природные богатства.
Наиболее кровопролитное противостояние в Таджикистане происходило с середины 1992-го до середины 1993 года, после чего бои переместились в Горный Каратегин и Предпамирье, где вооружённые столкновения велись вплоть до примирения сторон в июне 1997 года. Обстановка осложнялась нападениями в 1993 году банд афганских моджахедов на погранзаставы в районе реки Пяндж, где границу продолжали охранять российские пограничники. Самым известным нападением на территорию Таджикистана стал неравный бой пограничников 12 погранзаставы Московского погранотряда 13 июля 1993 года с таджикскими боевиками и афганскими моджахедами, в котором потери пограничников составили 25 человек.
За 5 лет гражданской войны в Таджикистане, по разным оценкам, погибло от 60 до 80 тысяч человек, сиротами осталось более 500 тысяч детей, а более 1 миллиона человек, включая более чем полмиллиона русскоязычного населения, покинули страну. Как ни странно, несмотря на наплыв беженцев из Таджикистана, масштабная и длительная гражданская война в Таджикистане оказалась практически незамеченной широкой российской общественностью, занятой в середине 90-х выживанием и адаптацией к рыночным отношениям.
Исследуя начавшийся в 1995 году переговорный процесс центрального правительства с Объединённой таджикской оппозицией, политологи отмечают довольно необычное желание воюющих сторон как можно быстрее завершить гражданскую войну. По истечении 5 лет к обеим сторонам пришло понимание, что продолжение войны приводит лишь к истреблению коренного населения Таджикистана, независимо от принадлежности людей к той или иной территории, к тому или иному клану. При посредничестве ООН в Москве, Тегеране, Исламабаде, Алматы, Ашхабаде прошло 8 раундов переговоров, завершившихся миром 1997 года.
Личное воспоминание
Вскоре после завершения той войны я получил предложение Московского офиса Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев вылететь в Таджикистан и провести в качестве эксперта в местах недавних боев исследование – определить процент населения Горного Каратегина, которое было вынуждено покинуть родину в поисках заработка и уехать в Россию.
Прилетев в Таджикистан, я встретился с моим однокурсником, с которым учились и дружили с 17 лет, – полковником Ганихоном Тюряевым, к сожалению, в 2021 году ушедшим из жизни. Решили с ним, что самым правильным вариантом будет моё официальное обращение в Генштаб Вооружённых сил Таджикистана с просьбой оказать содействие в этой работе. Рассмотрев мой мандат, руководство Управления контрразведки Генштаба выделило мне УАЗ-469 с условием, что бензин для поездки на 400 с лишним километров будет за мой счёт и что сопровождать меня будет полковник Тюряев и капитан контрразведки Генштаба.
Деньги на бензин в УВКБ в Москве мне были выданы, и через пару дней мы были готовы к поездке в Горный Каратегин. В горах в то время, несмотря на заключённый мир, было всё ещё неспокойно, поэтому мои друзья, офицеры таджикского МЧС, рекомендовали мне неформальную встречу с министром МЧС генералом Мирзо Зиёевым – бывшим главнокомандующим Объединенной таджикской оппозиции. Объяснялось это так: в результате мирного соглашения часть должностей в правительстве была выделена представителям ОТО, и Мирзо Зиёев получил генеральское звание и должность министра МЧС. Просить у генерала разрешения на поездку по Каратегину не требовалось, но поставить его в известность о моей работе – это было бы не лишним.
Записавшись на приём к министру, в назначенный час я приехал в МЧС. Несмотря на мою лёгкую летнюю одежду, под которой ничего не спрятать, в приемной генерала меня тщательно обыскала женщина-телохранитель, после чего меня пригласили в кабинет. Поздоровавшись, генерал пригласил сесть за стол, а за моей спиной встал охранник. Разговор начали на русском языке. Рассказав о цели моей работы в Горном Каратегине, я показал генералу командировочное удостоверение и удостоверение помощника депутата Госдумы России Вячеслава Игрунова. Рассказал также о том, что Горный Каратегин мне хорошо знаком и что первый класс школы я окончил в 1960 году в большом каратегинском кишлаке (райцентре) Комсомолабад. Там в 60-х годах работал мой отец, и в начальной школе я уже бегло говорил на таджикском. Это вызвало у генерала большой интерес: он знал, что мой отец оставил о себе в Гармской группе районов добрую память.
Мирзо Зиёев попросил принести чай, и дальше беседа пошла на русско-таджикском языке. Ещё больше генерал удивился, когда я рассказал, что до распада СССР я работал в проектном институте «Таджикгипроводхоз» и в Каратегине проектировал и строил ряд объектов орошения земель, включая известную крупную насосную станцию «Гамбарион» напротив гармского аэропорта. А в конце 60-х работал в экспедиции в 20 километрах от Тавильдары, в Дарвазе, где велись поиски и разведка золота.
Вспомнили с ним, как во время войны на подконтрольную ОТО территорию немецкая гуманитарная организация «Германская агроакция» поставляла большие объёмы продовольствия, одежды, обуви и семян для дехкан, а также медицинское оборудование.
Гуманитарку в Горном Каратегине раздавали семьям обеих воюющих сторон, и моджахеды беспрепятственно пропускали автомобили с грузами в зону, контролируемую боевиками. В доставке гуманитарки в середине 90-х я тоже принимал участие. Так в Каратегине появился первый японский аппарат УЗИ «Aloka»: этот сканер находился в больнице райцентра Файзабад и после войны его возили по кишлакам Каратегина, где это дорогостоящее и уникальное для того времени оборудование спасло жизнь многим людям. В конце беседы генерал пожелал успешной работы, только попросил назвать номер автомобиля, на котором мы поедем в Гарм.
Неожиданная встреча
Через день мы вчетвером – полковник Тюряев, я, капитан разведки и прапорщик-водитель выехали из Душанбе в сторону Памира. По дороге водитель сказал, что его пригласили на поминки в один кишлак, и предложил ненадолго заехать туда. Все согласились, но никто не предполагал, что на поминках будем не только мы.
Когда я смотрю фильм «Штрафбат», всегда вспоминаю эпизод, которому верю, – как советские и немецкие солдаты забрались в брошенный склад продовольствия на нейтральной полосе и неожиданно увидели друг друга. Но стрелять не стали. Выпили спирт, покурили и мирно разошлись. С нами же произошло не буквально то же самое, но нечто похожее.
Подъехав к дому, мы вышли из машины, поздоровались с хозяином, вымыли руки. Хозяин провёл в дом, куда мы зашли (офицеры, естественно, без оружия). В большой комнате вдоль стен за дастарханом на курпачах (ватных одеялах) сидели 6 человек, трое – в камуфляже, бородачи, больше похожие на афганских моджахедов, чем на местных таджиков. Непонятно было, кто они. Возможно, это были боевики циничного и жестокого полевого командира Рахмона Сангинова, более известного как Рахмон Гитлер, получившего в советское время это прозвище после школьного спектакля и после войны не сложившего оружия (спустя 4 года после войны – в 2001 году – он был убит таджикскими спецслужбами).
Мы поздоровались с сидевшими за дастарханом людьми, тоже сели за дастархан. Дочки хозяина каждому в отдельных косах (больших пиалах) подали плов. Спиртное на поминках там не пьют. Молча, не спеша, поели плов. Выпили по пиалке чая и съели по кусочку дыни. Ни о чём не говорили. Потом все сложили руки ладонями вверх, сказали «Омин!», мы вчетвером первыми встали и вышли из комнаты. Хозяин проводил до машины, и мы уехали по своим делам. И ни у кого – ни у них, ни у нас – не было даже мысли нарушить этот хрупкий мир.
P.S. О чём была эта встреча? Что можно выучить из уроков той войны? Если совсем просто, то вот: хрупкий мир всегда лучше затяжной войны, и (я знаю сам) даже с моджахедами можно сидеть за одним дастарханом.