О чём же статья? О том, что историк Н.Я. Марр, чьё «новое учение о языке» считалось единственно верным в советской лингвистике 30–40-х годов, оказывается, неправ.
«Новое учение о языке», или марризм, был в языкознании примерно тем же, чем «лысенковщина» в биологии. Классовый подход, активно применявшийся тогда в социальных и других науках, Марр придумал распространить и на лингвистику: поделить её на пролетарскую и буржуазную. Последняя, само собой, осуждалась и запрещалась, а её сторонники объявлялись политически неблагонадёжными.
Николай МаррЯзык, согласно подходу Марра, имеет классовую природу и является «надстройкой» над социально-экономическими отношениями. Поэтому стадии развития языка напрямую связаны с марксистскими стадиями развития общества: доклассовая, рабовладельческая, феодальная и капиталистическая. Из этого, конечно, следует, что теперь должен возникнуть новый язык – язык коммунистического общества. Ещё Марр делил языки на господские и плебейские, последние он выделил в особую группу «яфетических» языков.
Особый интерес представляет марровская теория происхождения языка. Он утверждал, что язык связан с началом трудовой деятельности человека и произошёл из неких трудовых выкриков: «сал», «бер», «йон», «рош». Они якобы первоначально не имели никакого значения и использовались в магических целях, а потом дали начало всем известным языкам. Методами «лингвистической палеонтологии» Марр брался возвести любое слово к одному или нескольким из этих элементов. Например, к элементу «рош» возводились слова к-рас-ный, эт-рус-ки, русы, рыжий, rouge (фр.), roth (нем.) и др.
Марр умел пустить пыль в глаза. Обширный материал экзотических языков, который он привлекал для обоснования своих доводов, производил большое впечатление на непрофессионала. Однако серьёзные лингвисты находили множество ошибок, натяжек и прямых вымыслов в его работах. Впрочем, мнение профессионального сообщества тогда (как и сегодня в случае с диссертацией Мединского) было неважно: идеи Марра отвечали генеральной линии партии и были высоко оценены первым наркомом просвещения А.В. Луначарским. С 1927 года ректор МГУ А.Я. Вышинский потребовал внедрения марризма в преподавание.
Воодушевлённый успехом Марр с этого времени стал называть своё учение истинно «марксистским языкознанием», нашпиговал свои труды ссылками на Маркса и Энгельса, а традиционную лингвистику объявил «буржуазной наукой». Мол, учение об индоевропейских языках – идеологическая поддержка колониализма и расизма. Политические доводы в научных спорах принесли Марру славу доброго коммуниста, и в 1930 году после своего выступления на съезде партии он был принят в ВКП(б).
Те, кто пытался спорить с новым учением, подвергались травле. В частности, за резкую критику «марксистского языкознания» пострадал лингвист Е.Д. Поливанов. Ещё одной попыткой протеста стало создание группы «Языкофронт», она просуществовала два года. В 1932 году группу ликвидировали, а связанный с ней НИИ языкознания в Москве закрыли. В результате единственным в СССР центром лингвистических исследований остался Институт языка и мышления, возглавляемый Марром.
В 1937–1938 годы Поливанова, лидера «Языкофронта» Г.К. Данилова и других лингвистов-антимарровцев расстреляли. Интересно, что в мясорубку тогда же угодили и некоторые защитники этой антинаучной теории.
Затем лет на 10 всё стихло. Лингвистическая плётка понадобилась снова в 1948–1949 годы – для борьбы с «космополитами». Тогда лишились работы лингвисты С.Б. Бернштейн, Б.А. Серебренников, Г.А. Капанцян, подверглись нападкам В.В. Виноградов, Д.В. Бубрих. Последний, как уже говорилось, этого не пережил.
Абсурдная травля была неожиданно остановлена статьёй Сталина. Статье вождя предшествовала аналогичная по смыслу публикация лингвиста А.С. Чикобавы, инициированная и предварительно согласованная со Сталиным. Нельзя сказать, что статья генсека представляет большую научную ценность. Учение Марра нетрудно раскритиковать с позиций элементарного здравого смысла, что Сталин и делает, оспаривая, например, утверждение, что «язык есть орудие производства». «Если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире», – пишет он.
Сталин высказывает недовольство «аракчеевским режимом», который Марр и его ученики ввели в сфере лингвистики. Этим, по его словам, объясняется теоретическая неразбериха и застой в советском языкознании.
Зачем Сталину понадобилось углубляться в языкознание, историкам не ясно по сей день. Все идеологические и политические объяснения кажутся одинаково неубедительными. Более правдоподобной выглядит версия, что лингвист Чикобава просто сумел убедить вождя, что марризм – бред, и тот поспешил встать на сторону здравого смысла и блеснуть умом перед уважаемыми учёными.
Как бы то ни было, статья писалась точно не из сочувствия к «космополитам», борьба с которыми после её выхода не закончилась, просто искать их начали в противоположном лагере – среди последователей Марра. И многие обиженные антимарристы не удержались от сведения счётов.
