Продолжение. Предыдущую часть читайте по ссылке.
Вот уже вторую неделю по Петрограду ходили слухи о скором восстании большевиков.
«Биржевые ведомости» писали: «12 октября знакомый солдат стоящего на Охте запасного полка сообщил мне, что к ним в казарму явился агитатор, раздавал брошюры Ленина (в одной из них говорится о необходимости смертной казни для буржуев, в другой – о том, что Учредительное собрание излишне, а нужна республика Советов) и говорил, что 20 октября в Петрограде произойдёт «социальная революция». Солдат по-дружески посоветовал мне на несколько дней уехать из Петрограда, так как “обязательно будут бить евреев”».
16 октября 1917 года (все даты даны по старому стилю. – Авт.) состоялось секретное собрание Временного правительства, посвящённое угрозе переворота. Казалось, все возможные меры против угрозы военных беспорядков приняты: в столицу введены три казачьих полка Войска Донского – все фронтовики, прошедшие огонь и воду. Также в столицу из окрестностей Петрограда переведены все воспитанники юнкерских школ; усилена охрана Зимнего и Мариинского дворцов, где заседали правительство и Предпарламент; у Зимнего дворца был размещён дивизион английских броневиков; с Румынского фронта вызваны бронированный поезд и ряд других воинских частей.
Но военный министр Александр Верховский чувствовал, что под действием большевистских агитаторов все эти силы смогут легко повернуть оружие против Временного правительства.
Стало быть, нужно выбить почву из-под ног большевистских агитаторов. перехватить у радикалов политическую инициативу по самому важнейшему вопросу.
И Верховский предложил немедленно начать переговоры и о мире.
Потому что военный министр прекрасно знал обстановку на фронте. Армия истощена, боеприпасов не хватает, а голодный желудок солдата заглушает любые патриотические воззвания. Но главное – среди солдат распространяются большевистские настроения. Стало быть, нужно поскорее заканчивать эту никому не нужную войну, пока фронт не рухнул.
– Как вы, военный министр Российской республики, можете предлагать сепаратный мир?! – воскликнул Керенский. – Как такое вообще может быть?
– Не мир, но шаги к его приближению вместе с союзниками… Надо просто начать переговоры!
– Да вы сами агент большевиков!
* * *
В тот же день, 16 октября 1917 года, Ленин добился окончательного решения партийного ЦК о том, чтобы начать восстание до открытия Второго съезда Советов, назначенного на вечер 25 октября в Смольном.
Подавляющее большинство партийцев вновь поддержало вождя, за исключением Григория Зиновьева и Льва Каменева, которые, между прочим, занимали 2-ю и 4-ю строчки соответственно в выборном партийном списке большевиков на выборах в Учредительное собрание. Они полагали, что и поддержка Советова на региональном уровне им гарантирована. Так, из 649 делегатов, прибывших на Второй съезд Советов, около 400 были большевиками. То есть в любом случае кворум был обеспечен.
Григорий Зиновьев. Фото: общественное достояниеВ случае же провала восстания они теряли всё. Так стоит ли рисковать?
* * *
Свою позицию Зиновьев и Каменев изложили в открытом письме, адресованном товарищам по партии, опубликованном на страницах меньшевистской газеты «Новая жизнь», которую редактировал Максим Горький. «Мы глубочайшим образом убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание – значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции... Дело идёт о решительном бое, и поражение в этом бою было бы поражением революции... Партия пролетариата будет расти... И только одним способом может она прервать свои успехи – именно тем, что она в нынешних обстоятельствах возьмёт на себя инициативу выступления и тем самым поставит пролетариат под удары всей сплотившейся контрреволюции, поддержанной мелкобуржуазной демократией. Против этой губительной политики мы подымем голос предостережения».
Но для Ленина судьба партии была вопросом второстепенным.
Несмотря на сильное влияние большевиков на губернские и уездные советы, президиум съезда ещё с прошлых выборов контролировали эсеры и меньшевики – в частности, Николай Авксентьев, Федор Дан, Абрам Гоц, Николай Чхеидзе и проч. Эти же люди входили и в руководящие органы Предпарламента.
На минуточку. Николай Авксентьев – старейший революционер, лидер правого крыла эсеров, бывший министром внутренних дел в составе второго коалиционного Временного правительства. Именно в бытность Авксентьева случился «июльский путч» большевиков, и Николай Дмитриевич лично распорядился открыть уголовное дело против Ленина и всей его большевистской гоп-компании.
Фёдор Дан (настоящая фамилия – Гурвич) входил в социал-демократическое движение гораздо раньше Ульянова-Ленина. Вдобавок он зять создателя петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Юлия Мартова (Цедербаума), который, мягко говоря, Ленина недолюбливал – за его привычку везде сеять смуты и раздоры.
Абрам Гоц – эсер. Председатель Президиума ВЦИК 1-го созыва – это своего рода исполнительная власть съезда Советов. Наиболее вероятный кандидат на председательское место и на Втором съезде.
Первым же председателем ВЦИК и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (то есть до Троцкого) был меньшевик Николай Чхеидзе. После июльской демонстрации он выступил против большевиков как зачинщиков и заговорщиков, заявив о полной поддержке Советами Временного правительства.
Николай Чхеидзе. Фото: общественное достояниеЗаместителем же Чхеидзе был меньшевик Михаил Либер (настоящая фамилия – Гольдман) – один из лидеров еврейской социалистической партии Бунд.
Все эти люди недолюбливали Ленина по личным причинам и всеми силами старались дистанцироваться от него как от политика, скомпрометировавшего себя связями с германским Генштабом и открыто работавшего на врага.
Они призывали и большевиков отмежеваться от Ленина. Поэтому будущего «вождя мирового пролетариата» могли не только не допустить к руководящим органам съезда Советов, ни к самому съезду вообще Кстати, так оно и случилось. Когда Ленин 25 октября отправился на открытие съезда в Смольный, то охрана сначала отказалась пропустить его внутрь, так как у главы партии большевиков, который находился в розыске, элементарно не было пропуска.
Но потеря влияния на съезд Советов, не говоря уже о потере партии, для Ленина означала катастрофу и политическую смерть.
Поэтому Ленин и старался всеми силами сломать интригу эсеров и меньшевиков на съезде Советов, полностью сменив повестку дня с помощью вооружённого восстания против Временного правительства.
Победителей ведь не судят!
* * *
Признание Каменева о том, что большевики всё-таки готовят план восстания, вызвало в столичной прессе эффект разорвавшейся бомбы
«Биржевые ведомости» от 18 октября 1917 года писали: «Большевик Луначарский утверждал вчера, что слухи об участии петроградского большевистского комитета в предстоящем вооружённом выступлении являются провокацией. По словам Луначарского, в осведомлённости которого нельзя сомневаться, большевистский центральный комитет принимает все меры к предотвращению выступления рабочих и солдат. Этот избранник петроградского населения успокаивает жителей города, утверждая, что его партийные товарищи принимают все меры, чтобы петроградцев не расстреливали, не резали, не били, не грабили во имя “передачи всей власти Советам”».
Лев Каменев. Фото: Национальная библиотека Норвегии«Петроградский листок» от 19 октября 1917 года: «В Петрограде сейчас только и разговоры что о выступлении большевиков. Не успевшая забыть ещё исторических июльских дней публика, разумеется, волнуется. Некоторые даже не надеются пережить полный кошмарных ожиданий день и чуть ли не пишут завещания. В банковских учреждениях народ толпится с утра до вечера. Одни берут свои сбережения, опасаясь, что – чем чёрт не шутит! – с переходом власти в руки большевиков частные накопления могут быть конфискованы. Другие, наоборот, несут вынутое снова в банки, боясь грабежей. Во многих учреждениях служащие потребовали выдачи жалованья не 20-го, а 19-го октября, ссылаясь на то, что в день выступления большевиков вообще будет опасно ходить по улицам, а тем более нести с собой деньги. Есть служащие, особенно женщины, которые категорически заявили, что 20-го октября они на службу не явятся, ибо не желают подвергать себя опасности».
* * *
19 октября военный министр Верховский решил вынести свою идею скорейшего заключения мирного договора с Германией на обсуждение Предпарламента. Но предварительно он попытался заручиться партийной поддержкой партии кадетов, попросив бывшего управляющего делами Временного правительства Владимира Набокова организовать встречу с кадетами на его квартире.
Сам Владимир Набоков вспоминал: «Мы уселись в моём кабинете, кругом. Верховский сразу заявил, что он хотел бы знать мнение лидеров кадетов по вопросу о том, не следует ли немедленно принять все меры, в том числе воздействие на союзников, для того, чтобы начать мирные переговоры. Затем он стал мотивировать своё предложение и развернул отчасти знакомую нам картину полного развала армии, отчаянного положения продовольственного дела и снабжения вообще, гибель конского состава, полную разруху путей сообщения, с таким выводом: “При таких условиях воевать дальше нельзя, и всякие попытки продолжать войну только могут приблизить катастрофу”.
Милюков и Шингарев сразу же обрушились на Верховского, к которому у них давно сложилось отрицательное отношение… К тому же Милюков уже отметился в истории России, когда произнёс свою разгромную речь при открытии Государственной Думы 1(14) ноября 1916 года, ставя вопрос о “глупости или измене” в высшем руководстве страны. Царского правительства уже не было, но вопрос о сепаратном мире так и оставался ключевым».
Александр Верховский. Фото: общественное достояниеНадо сказать, что к сепаратному миру с Россией стремилась и Германия. Тайные сепаратные переговоры при посредничестве депутата Протопопова прошли ещё в 1915 году. Немцы предлагали России Босфор и украинскую часть Галиции, предлагали воссоздать Польшу, поделенную между Германией, Австрией и Россией; Боснию и Герцеговину они готовы были вернуть Сербии; Эльзас и Лотарингию – Франции. только у Англии они хотели отобрать часть колониальных владений.
Набоков пишет: «Верховский с ясностью, не вызывающей никаких сомнений, раскрыл главную причину, почему государь Николай II не мог пойти на сепаратный мир: “Государь желает сохранить нибелунгову верность союзникам, а те хотят воевать… до последнего русского солдата!.. Мы имеем уже сейчас 100 миллиардов долга, по которому нам после заключения мира придётся ежегодно платить пять миллиардов в счёт процентов…”
Верховский продолжал: “Если до сих пор большевики не выступили для захвата власти, то только потому, что представители фронта пригрозили им усмирением. Но кто поручится, что через пять дней эта угроза сохранит свою силу и большевики не выступят? Нельзя забывать и того, что мирная пропаганда усиленно поддерживается Германией, и министру достоверно известно, что две выходящие здесь газеты получают средства от неприятеля. Единственная возможность бороться со всеми этими тлетворными и разлагающими влияниями – это вырвать у них почву из-под ног; другими словами, самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира”».
Но нет, поддержать сепаратные переговоры с Германией о мире – для кадетов это было решительно невозможно!
* * *
На следующий день министр Верховский попытался склонить на свою сторону и членов комиссий по обороне и по иностранным делам Предпарламента.
И снова не нашёл понимания. Эсеров и меньшевиков интересовало только одно: следует ли понимать слова о необходимости подавления анархии внутри страны как призыв к установлению диктатуры? Раздражённый Верховский ответил, что суть не в названии, однако для борьбы с анархией так же необходима сильная единоличная власть, как и для командования армией, и в этом смысле означенная власть может считаться диктатурой. И тут же лишился последних голосов в свою защиту.
В тот же день информация о сверхсекретном заседании была слита в прессу, и газеты вышли с аршинными заголовками: «Измена! Министр Верховский предложил сепаратный мир!»
И Александр Верховский подал в отставку. Полномочия военного министра привычно взял на себя Керенский, который оперативное управление войсками поручил новому уполномоченному Временного правительства по водворению порядка в Петрограде кадету Николаю Кишкину – врачу по профессии.
Николай Кишкин. Фото: общественное достояние* * *
Тем временем сам Керенский решил справиться с большевиками не военными, но полицейскими методами.
И приказал открыть уже, казалось бы, списанное в архив дело «О вооруженном восстании 3–5 июля 1917 года в Петрограде против государственной власти», которое вело одно из отделений Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. По этому делу были привлечены: Ульянов (Ленин), Апфельбаум (Зиновьев), Бронштейн (Троцкий), Луначарский, Коллонтай, Козловский, Суменсон, Гельфанд (Парвус), Фюрстенберг (Ганецкий), Ильин (Раскольников), Семашко, Рошаль и Сахаров. Все лица обвинялись в том, что, «состоя в русском подданстве, по предварительному между собой и другими уговору, в целях способствования находящимся в войне с Россией государствам, во враждебных против неё действиях, вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии, для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий, а также в тех же целях в период времени с 3 по 5 июля 1917 года организовали в Петрограде вооружённое восстание против существующей в государстве верховной власти, сопровождавшееся целым рядом убийств, насилий и попытками к аресту некоторых членов правительства, последствием каковых действий явился отказ некоторых воинских частей от исполнения приказаний командного состава и самовольное оставление позиций, чем способствовали успеху неприятельских армий».
И уже на следующий день, 20 октября 1917 года, министр юстиции Временного правительства Павел Малянтович подписал новый приказ об аресте Ленина.
Павел Малянтович. Фото: общественное достояниеПрелесть ситуации была в том, что чуть раньше именно Малянтович по приказу Керенского всеми силами отмазывал арестованных большевиков от уголовной ответственности – таковы были условия контракта за помощь Советов в борьбе против «Корниловской мятежа». И за свою работу Малянтович был награждён в газетах самыми оскорбительными прозвищами.
Газета «Время» писала: «Не имея уже фактической возможности прекратить дела большевиков, он стал последовательно требовать себе дело то одного, то другого большевика. Затем приглашал на собеседование того следователя, которому было поручено данное дело, и, оказывалось, что большевик ни в чём не виноват и что если нельзя о нём прекратить дело, то, во всяком случае, он может быть выпущен под залог».
Но теперь правительство показало, что рвёт все прежние компромиссы и договорённости с большевиками. Неважно, будет арестован Ленин или нет, – с этого дня в политическом пространстве России он и его приспешники должны были стать изгоями.
Продолжение следует
