Продолжение. Предыдущую часть читайте по ссылке.
Тем временем приближался день 22 октября – 4 ноября по новому стилю – праздник Казанской иконы Божией Матери, установленный в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 году. По традиции, в день Казанской иконы Божией Матери на Невском проспекте проходил грандиозный крестный ход с участием представителей царской фамилии, который возглавлял сам настоятель Казанского собора.
Но в 1917 году настоятель собора протоиерей о. Философ (Орнатский) был смущён: это был первый праздник в честь Небесной Покровительницы России и царского рода Романовых без самих Романовых. Но, с другой стороны, новый крестный ход должен был превзойти все предыдущие, потому что в праздновании изъявили желание принять участие казаки расквартированных в столице трёх казачьих полков Войска Донского.
Протоиерей о. Философ (Орнатский). Фото: общественное достояниеТак что эсеры и либералы в правительстве не зря опасались, что этот крестный ход станет парадом всех контрреволюционных сил.
Поэтому Троцкий объявил 22 октября «днём Советов». И на Петроградской стороне – по Кронверкскому проспекту – должен был пройти «красный ход» – митинг в поддержку съезда Советов.
Зинаида Гиппиус в своих дневниках вспоминала: «В воскресенье назначено грандиозное моленье казачьих частей с крестным ходом. Завтра же “день Советов” (не “выступление”, ибо выступление назначено на 25-е, однако “экивочно” обещается и раньше, если будет нужно). Казачий ход, конечно, демонстрация. Ни одна сторона не хочет “начинать”. И положение всё напряженнее – до невыносимости… Керенский забеспокоился. Сначала этот ход разрешил. Потом, сегодня, стал метаться, нельзя ли запретить, но так, чтобы не от него шло запрещение. Погнал Карташёва к митрополиту. Тот покорно поехал, ничего не выгорело…»
* * *
И все стороны стали готовиться к уличным беспорядкам.
Всех юнкеров направили для охраны Зимнего и Мариинского дворцов: в первом заседало само правительство, во втором – Предпарламент. На помощь юнкерам приходит даже женский ударный «батальон смерти».
Большевики усиливают охрану Смольного института – штаб-квартиры Военного революционного комитета Троцкого, где запланировано проведение съезда Советов. Смольный охраняют дивизион броневиков и четыре тысячи красногвардейцев – в основном рабочих оружейных заводов в Сестрорецке. Также Троцкий запросил помощь у Балтфлота – по пять тысяч матросов из Кронштадта и Гельсингфорса.
В то же время Центральный исполнительный комитет Петросовета обратился к рабочим и солдатам столицы с воззванием сохранять спокойствие и не участвовать в уличных боях.
«Товарищи, центральный исполнительный комитет С.Р. и С.Д. ещё раз обращается к вашему революционному разуму и революционному долгу. За вашей спиной действуют провокаторы, погромщики и контрреволюционеры. Враг стоит на путях к столице. Всякое уличное выступление сейчас может быть гибельно для революции, демократии и для всей России. Вместо упрочения свободы, Учредительного собрания, скорого и справедливого мира к чему приведёт выступление?
К погромам, грабежам, всяким выступлениям контр-революционеров, которые навяжут вам войну без конца. Хотите вы этого, рабочие и солдаты? Если нет, воздержитесь от всякого уличного выступления, к этому призывает вас Центральный исполнительный комитет».
Но пусть никого не обманывает миролюбивый тон Троцкого. Он обращался вовсе не к красногвардейцам, а к противнику – к казакам и юнкерам. Именно им он говорил сидеть дома и не пытаться сопротивляться кронштадтской матросне, которая шла в столицу на десантных кораблях.
* * *
Утром 21 октября состоялось и общее собрание полковых комитетов Петроградского гарнизона в Смольном институте, на котором глава ВРК Троцкий произнёс речь, призвав рабочих и солдат сплотиться вокруг Советов и помочь Петросоветам (то есть большевикам) захватить власть в свои руки.
Газета «Утро России» так описывала это собрание: «Речи выступающих солдат показали, что большинство гарнизона разделяет точку зрения большевиков. Член собрания Буткевич спрашивает большевиков – верят ли они в Учредительное собрание. Ему отвечают – нет.
– Если так, – говорит Буткевич, – то вы стремитесь сорвать Учредительное собрание.
В зале поднимается шум, который мешает оратору закончить свою речь.
Прения закончены. Снова выступает Троцкий и предлагает принять три резолюции. Первая резолюция – поддержка военно-революционных комитетов, вторая – определяет день 22-го октября как день мирного смотра сил петроградских солдат и рабочих и сбор средств для революционной печати. В этой же резолюции подчёркивается, что спокойствие в Петрограде обеспечено всем гарнизоном и пролетариатом. Всякая провокация со стороны корниловцев и буржуев будет беспощадно преследоваться. Третья резолюция – гарнизон принимает все большевистские лозунги, выдвинутые за последнее время, и торжественно обещает всероссийскому съезду отдать в его распоряжение все свои силы для борьбы к осуществлению требований, сформулированных петроградским Советом».
Но что такое «всякая провокация» со стороны корниловцев? Будет ли крестный ход казаков рассматриваться как провокация?
* * *
В ночь на воскресенье, 22 октября 1917 года, Уполномоченный Временного правительства по водворению порядка в Петрограде Николай Кишкин, испугавшись кровопролития, отменил крестный ход на Невском.
Николай Кишкин. Фото: общественное достояниеА вот митинг на Кронверкском не отменил.
И утром в понедельник, 23 октября 1917 года, Троцкий подписал приказ по Петроградскому гарнизону не исполнять приказов Временного правительства, несанкционированных Военным Революционным комитетом при Петросовете.
Газета «Время» писала: «Часть Петроградского гарнизона, основываясь на приказе Троцкого, отказалась выйти из казарм для несения обычной караульной службы; говорили о большом выступлении со стороны петроградского гарнизона, о возможности крупных эксцессов со стороны большевиков. Указывали, что Временное правительство собралось на экстренное заседание в Мариинском дворце и что на это заседание вызван ген. Черемисов (командующий Северным фронтом генерал Владимир Черемисов. – Авт.). Каждую минуту в кулуары Мариинского дворца проникали всё более и более зловещие слухи».
Газета «Утро России»: «Большевики решили будто бы в один из ближайших дней арестовать Временное правительство и Центральный исполнительный комитет С.Р. и С.Д. и разогнать Совет Республики. Насколько эти сведения верны, было трудно проверить, но по всему видно, что большевики к чему-то готовятся. Во всяком случае, левые с.-р., стоящие весьма близко к большевикам, высказывают мысль о необходимости исключения из состава Совета Республики всего правого сектора с тем, чтобы Совет Республики был пополнен большевиками и объявлен конвентом».
Но было уже поздно искать компромиссы.
* * *
Утром 24 октября Керенский приказал закрыть редакции всех большевистских газет.
В ответ Троцкий послал войска РВК, и типографии вновь заработали. Но вместо газет они печатали листовки «К оружию! Да здравствует революция солдат, рабочих и крестьян!».
Так был дан сигнал к началу военного переворота, который в Петрограде продолжался двое суток – с 24-го по 25 октября. И закончился арестом практически всех министров Временного правительства, которое и так уже балансировало на грани роспуска. Уже ушёл Верховцев, ушёл и министр почт и телеграфов социал-демократ Алексей Никитин. Следом, узнав об идее сепаратных переговоров с Германией (видимо, предложение Верховцева упало на хорошо подготовленную почву), объявил о своей отставке и «тяжеловес» министр иностранных дел Михаил Терещенко, сохранивший свой пост со времён первого состава Временного правительства. Как вспоминал Верховский, этот олигарх и сахарозаводчик, чувствовавший себя хозяином в правительстве, к октябрю воспылал настоящей ненавистью к социалистам: «Он подал в отставку, говоря, что он презирает демократию, горюет, что Корнилов не удался, что Советы нужно уничтожить».
По сути, только угроза выступления большевиков удерживала Керенского от роспуска уже четвёртого по счёту Временного правительства.
К тому же самого Керенского большевикам не удалось арестовать – министр-председатель, назначив своего заместителя Александра Коновалова исполняющим обязанности председателя кабинета министров, уехал из Петрограда в Псков – в штаб Северного фронта.
Не было никакого бегства в женском платье: этот оскорбительный миф специально был запущен большевиками.
«В самом начале Морской, у телефонной станции, мы поехали мимо первого большевистского караула, – вспоминал сам Александр Керенский. – Потом у “Астории”, у Мариинского дворца – повсюду стояли патрули и отряды красных. Нечего и говорить, что вся улица – и прохожие, и солдаты – сейчас же узнала меня… Я отдавал честь, как всегда, немного небрежно и слегка улыбаясь. Наверное, секунду спустя после моего проезда ни один из них не мог себе объяснить, как это случилось, что он не только пропустил этого “контрреволюционера, врага народа”, но и отдал ему честь».
Арест членов кабинета для Керенского ничего не менял: поскольку у министра-председателя Временного правительства были фактически диктаторские полномочия, он мог сформировать кабинет министров из любых других людей.
Другое дело, что в тот момент, когда Керенский прибыл в штаб Северного фронта в Пскове, псковский Совет уже принял резолюцию, которой запретил отправку фронтовых частей в Петроград для защиты Временного правительства, а командующий Северным фронтом генерал Владимир Черемисов фактически перешёл на сторону Советов.
Зинаида Гиппиус так объяснила необычайную лёгкость падения правительства: «Дело в том, что многие хотят бороться с большевиками, но никто не хочет защищать Керенского. И пустое место – Вр. правительство. Казаки будто бы предложили поддержку под условием освобождения Корнилова. Но это глупо: Керенский уже не имеет власти ничего сделать, даже если б обещал…».
Александр Керенский. Фото: project1917.ruЧто ж, история совершила полный оборот: теперь и Керенский понял, каково было государю в феврале 1917 года.
* * *
Следом за Временным правительством был распущен и Предпарламент. В Мариинский дворец пришли матросы с комиссаром Военно-революционного комитета, имени которого история парадоксальным образом не сохранила, и приказал председателю Совета Республики Николаю Авксентьеву немедленно очистить дворец.
После пятиминутного заседания Совета старейшин, на котором было принято решение «выразить решительный протест против насилия безответственных элементов, но не оказывать сопротивления», Предпарламент был объявлен распущенным.
Меньшевик Николай Суханов, член Исполкома Петросовета, вспоминал:
«Начальники отряда требовали депутатские билеты и с необыкновенной тщательностью рассматривали их – и наверху, и у самого выхода. Предполагали, что будут аресты. Кадетские лидеры уже были готовы ехать в Петропавловку. Но их пропускали с полнейшим, даже обидным равнодушием. Неискушённая новая власть исполняла только букву приказа, данного спустя рукава: арестовать членов Временного правительства. Но ни одного министра тут не было. Что тут делать? А ведь их очень нужно арестовать. Выпустив без внимания Милюкова, Набокова (лидер кадетов Павел Милюков и бывший управделами Временного правительства Владимир Набоков. – Авт.) и других козырей корниловщины, командиры набросились на правого меньшевика Дюбуа; в его документах значилось: товарищ министра труда. Один попался!.. Но возникли споры. Ведь это социалист, сидел в тюрьмах и т. д… Солдаты упирались: было очень нужно добыть министра. Но позвольте же, ведь этот Дюбуа в корниловские дни арестовал на фронте Гучкова (военный министр в первом составе Временного правительства. – Авт.)! Перед этим не устояли и отпустили странного министра…»
* * *
Как и рассчитывал Ленин, арест министров Временного правительства и фактическое установление диктатуры ВЦИК Петросовета помог ему установить контроль и над съездом Советов.
Прежде всего в знак протеста против переворота съезд покинули правые эсеры и правые меньшевики. Это позволяет полностью обновить президиум, убрав оттуда эсеров и меньшевиков Николая Авксентьева, Фёдора Дана, Абрама Гоца, Михаила Либера и проч., руководивших Советами с дней Февральской революции.
Затем был избран новый президиум – 14 большевиков и семь левых эсеров, союзников большевиков.
Далее съезда покинули меньшевики-интернационалисты, чей лидер Юлий Осипович Мартов (Цедербаум) предложил съезду принять резолюцию, осуждающую большевиков за организацию переворота и призывающую к созданию правительства из представителей всех социалистических партий.
Мартову ответил Троцкий:
– Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, – это восстание, а не заговор. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор... Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда и которые делают эти предложения?
– Тогда мы уходим! – крикнул Мартов, стараясь перекричать бурные аплодисменты в адрес Троцкого.
Меньшевик Николай Суханов позже горько вспоминал: «Мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции… Мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина…»
* * *
Именно в победе над съездом Советов и заключался главный практический смысл военного восстания в Петрограде 24–25 октября, который позже большевистские идеологи назовут Великой Октябрьской социалистической революцией.
Хотя на самом деле, конечно, это была никакая не революция.
Да, подконтрольный съезд сформировал Совет народных комиссаров – большевистское правительство, которое возглавил Ленин. Но вот рычагов воздействия у него не было почти никаких. Поэтому он и принял первым делом «Декрет о мире» и «Декрет о земле» – яркий рекламный ход, чтобы привлечь к себе внимание, заставить слушать себя.
Но ещё существовала Ставка, её армейское командование, ещё работала Всероссийская комиссия по выборам в Учредительное собрание, а в самих регионах политики как ни в чём не бывало продолжали готовиться к выборам.
Наиболее точно отношение российской провинции к событиям в столице отразила газета «Владимирская жизнь»: «Власть перешла к Советам рабочих и солдатских депутатов, окончилась семимесячная борьба за власть… Отсрочка выборов в Учредительное собрание тоже может послужить не в пользу нового правительства, а потому будем надеяться, что выборы состоятся и роль “сердитых мальчиков”, т.е. большевиков, закончится вместе с созывом Учредительного собрания».
Это понимали и большевики, которые на втором и последнем заседании съезда Советов подтвердили дату выборов в Учредительное собрание – 12 ноября 1917 года.
Настоящая революция случится потом, когда опьяненные от крови большевики разгонят Всероссийское Учредительное собрание.
Продолжение следует
