Что могла противопоставить Церковь большевистскому террору? У патриарха Тихона был свой ответ: в феврале 1918 года он опубликовал своё самое знаменитое Послание, в котором не только обращался к «извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения», но и взывал к архипастырям и пастырям: «Не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностию зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления».
Многие священники тогда сомневались: как же устроять такие союзы в обстановке начавшихся гонений?!
Но у отца Илии Николаевича Четверухина всё получилось как будто бы само самой – по Воле Божьей.
По своему происхождению Илья Николаевич был типичным представителем старой московской интеллигенции: его отец был университетским преподавателем русской словесности, мама занималась женским образованием.
Сам Илья Николаевич в 1904 году с золотой медалью окончил 2-ю Московскую мужскую гимназию, поступил в Московский университет на историко-филологический факультет. События первой русской революции 1905–1907 годов, превратившие Москву в поле кровавой битвы, навсегда изменили молодого человека. Илья Николаевич заинтересовался вопросами духовной жизни, стал читать духовные книги.
В 1907 году он оставил университет, и, сдав экстерном экзамены за курс семинарии, поступил в Московскую Духовную Академию.
Вскоре Илья Николаевич женился, в его семье родилось шестеро детей.
В 1911 году Илья Николаевич окончил Духовную академию и в этом же году был рукоположен в сан священника. Служил он в храме при Ермаковской богадельне в Сокольниках.
Но затем в Москву вновь пришла революция и хаос террора. В начале 1919 года богадельня была закрыта большевиками, а вместе с нею закрыта и вскоре разрушена церковь, и отец Илия остался без прихода.
Весной 1919 года протоиерей Илия Четверухин устроился на работу научным сотрудником в Третьяковскую галерею, а его супруга Евгения Леонидовна стала работать делопроизводителем. А также он стал настоятелем храма Святителя Николая в Толмачах. Этот уникальный храм отец Илья застал в самом бедственном положении: богатые прихожане, бывшие раньше благотворителями храма, или умерли, или уехали. Диакон и псаломщик уволились. Не было ни дров, ни муки, ни свечей, ни масла для лампад, ни церковного вина. Первую зиму храм не отапливался и внутри искрился от инея. Прихожан почти не было.
И тогда отец Илия стал служить Божественные Литургии каждый день – причём каждый раз каким-то чудом находилось немного муки и масла для просфоры и вина – для причастия.
Постепенно в храм стало приходить всё больше людей. Появились помощники и помощницы. И вскоре вокруг отца Ильи собралось небольшое православное братство «толмачёвцев» – группа глубоко верующих, в основном высокообразованных людей, преданных церкви и своему духовному отцу. Все прихожане с радостью принимали участие в уборке и украшении храма, в пении и чтении. Аналои с книгами стояли уже не на клиросе, а в храме – отцу Илии хотелось, чтобы как можно больше молящихся участвовало в богослужении.
Особое место в богослужении занимала проповедь, которые отец Илия произносил не только за литургией, но за каждой почти службой. Иногда это были просто ответы на вопросы прихожан.
Говорить он мог и час, и полтора, вызывая раздражение у лекторов Клуба воинствующих безбожников, который разместился в соседнем здании бывшей церковно-приходской школы. Часто лекторы приходили поспорить к отцу Илье, но потом, осознав своё бессилие перед блестяще образованным человеком, они стали использовать язык силы и провокаций – например, накануне церковных праздников безбожники устраивали антирелигиозные мероприятия, выступая навстречу крестному ходу со своей демонстрацией с богохульными транспарантами. Но, казалось, сломить «толмачёвцев» было невозможно.
И вот, в 1923 году по доносу безбожников отца Илию арестовали по обвинению в распространении контрреволюционных слухов, касающихся отношения властей к Патриарху Тихону.
Матушка Евгения Леонидовна вспоминала: «После краткого обыска наши “гости” собрались уходить. Когда батюшка совсем оделся, я сказала, что теперь надо помолиться. Они не протестовали, стояли без шапок. Я прочитала молитву, поклонилась в землю своему дорогому, он меня благословил, я его перекрестила и поцеловала. Все вместе вышли из дома. Я его спросила:
– Что ты сейчас чувствуешь?
– Глубочайший мир, — ответил он. — Я всегда учил своих духовных детей словом, а теперь буду учить их и своим примером.
В Бутырской тюрьме священника поместили вместе с уголовниками в небольшой камере, где было так тесно, что три месяца заключения ему пришлось спать на заплёванном, грязном полу под нарами.
В начале 1924 года власти предложили отцу Илии оставить храм или уйти с работы в Третьяковской галерее. Священник пришёл домой расстроенный, а его жена перекрестилась и с облегчением сказала: –
Слава Богу, Илюша! Наконец-то ты не будешь раздваиваться, а станешь настоящим батюшкой!
С этого времени священника лишили всех гражданских прав, у них в доме отобрали часть комнат, а оставшиеся две обложили огромным налогом. Но на помощь пришли прихожане, которые стремились всячески облегчить жизнь семьи священника. В ответ на все невзгоды отец Илия только увеличивал время службы.
В 1929 году храм святителя Николая в Толмачах закрыли.
Тогда отец Илия перешёл служить в храм Святителя Григория Неокесарийского на Полянке, куда перешли и все «толмачёвцы».
Спустя год отец Илия был арестован и приговорён к трём годам заключения в исправительно-трудовом лагере. На суде он заявил:
– Как человек верующий, с коммунизмом я идти не могу. Идеи монархизма в настоящее время кажутся мне нелепыми. Вредительство я считаю подлостью. Если человек не согласен с политикой советской власти, он должен говорить прямо. На эту ложь нет Божьего благословения.
Отбывать срок он был отправлен в Вишлаг ОГПУ на реке Вишере в Пермской области.
Из лагеря он писал родным о своей жизни: «Сплю на верхних нарах. В моем распоряжении 2,5 аршин длины и 3,5 аршин ширины. Тут и всё моё имущество, которое частью висит и лежит над головой. Работаю по пять дней. Шестой день – выходной. Работаю по 8–9 часов в день. Одну пятидневку с 8 часов утра до 4 часов дня, другую с 4 часов дня до 12 часов ночи, третью — с 12 часов ночи до 8 часов утра. Раньше работал землекопом (9 дней), чернорабочим на стройке (9 дней), теперь рабочим на лесопильном заводе при ящичной мастерской... Моя работа – выгребать опилки из-под машин, выносить вон отрезки досок... Работа не тяжёлая, но очень утомительная, потому что продолжается без малейшего перерыва, всё время на ногах, в движении и напряжении, и много приходится нагибаться к полу, что вызывает во мне пот и одышку. Я очень похудел, говорят – осунулся, но привык к физическому труду, и мне теперь стало легче, чем было сначала. Ко мне в мастерской и в роте относятся хорошо, с уважением, даже с приязнью. Спасибо добрым людям!».
Работа была настолько утомительная, что однажды он в изнеможении упал на опилки и уже не смог сам подняться. Его отправили в больницу, где он пробыл две недели, потом сразу в командировку – на лесоповал в Буланово. Но там произошло чудо – неграмотному начальнику лагерного пункта потребовалось написать отчёт. И отец Илия стал писарем в администрации лагеря. Затем его перевели помощником делопроизводителя в больнице Вишерского химического завода, он также выполнял обязанности санитара, регистратора и т.д.
В лагере отец Илия даже встретил последнего архимандрита Донского монастыря отца Архипа Иванова, который стал духовником священнику.
В своих письмах жене отец Илия писал: «Ты часто занимаешься совершенно бесполезным занятием: считаешь дни, сколько прошло со дня нашей разлуки и сколько ещё осталось до дня моего возвращения домой. Я этого не жду... Мне, вероятно, дадут ещё три года. Здесь я прохожу вторую Духовную Академию, без которой меня не пустили бы в Царство Небесное. Каждый день я жду смерти и готовлюсь к ней... Ведь тут как раз упражняешься в тех добродетелях, которые требуются от монаха: полное отречение от своей воли, нестяжание и целомудрие».
Отец Илия оказался прав. Когда лагерное начальство узнало о тайных богослужениях, их с отцом Архипом вновь направили на лесоповал.
А в марте 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Илию Четверухина к трём годам ссылки в Северный край и направило распоряжение в лагерь – отправить священника этапом в город Вологду для дальнейшего прохождения наказания.
Но когда за священником прибыл коновой, выяснилось, что священномученик погиб при пожаре в лагере ещё в декабре 1932 года.
Место захоронения его останков неизвестно.
* * *
Также в этот день почитается память:
Преподобномученика иеромонаха Геннадия (Летюк Григорий Лаврентьевич), настоятеля храма в селе Петровское Ярославской области. 18 декабря 1941 года он скончался в Ярославской тюрьме от побоев. Место его погребения неизвестно.
Священноисповедника протоиерея Сергия (Правдолюбов Сергей Анатольевич), настоятеля Троицкой церкви в Касимове, автора книги «Моим детям и внукам. О том, как проводить посты и готовиться к исповеди и приобщению Святых Христовых Тайн». Умер в 1950 году в возрасте 60 лет.