В основе книги «Вопрос о виновности» лежат лекции, прочитанные Ясперсом в университете в 1945–1946 годах, но и сегодня его различение типов вины и их описание вызывает дискуссии не только в Германии, но и в других странах. Для нашей страны эта книга кажется особенно актуальной, пусть кто-то чувствует эту актуальность ещё с советских времён, кто-то – с 2017 года, когда страна вспоминала столетие Октябрьского переворота, а кто-то, быть может, почувствовал её год назад. Так какие же вопросы ставит Ясперс в своей книге и какие ответы на них предлагает?
Обложка книги Карла Ясперса "Вопрос о виновности". Фото: Издательство "Альпина Паблишер"
Вопрос первый: кто виноват?
В книге Ясперс говорит о вине немцев, возникающей из конкретной исторической ситуации – прихода к власти национал-социалистов и преступлений нацистского режима. Важен акцент, который ставит Ясперс в вопросе вины: виновен не какой-то абстрактный немец, не кто-то другой, но я сам.
Может возникнуть вопрос: почему Ясперс вообще прикасается к проблеме вины? Ему ли, учёному с безупречной репутацией, не запятнавшему себя сотрудничеством с нацистским режимом, говорить об общей немецкой вине? Однако он уверен, что этот вопрос является жизненно важным для немецкой души, поскольку, только ответив на него, можно будет говорить о духовном возрождении нации. Тот факт, что немцев уже осудили победители, важен, но жизнь страны и немецкого народа не определяет, т.к. внешнее осуждение не поможет немецкой нации в самом главном – во внутреннем духовном возрождении, которое зависит исключительно от самих немцев и от их способности увидеть собственную вину.
Несмотря на призыв к каждому немцу ответить прежде всего себе на вопрос, в чём он виновен, Ясперс не соглашается с тезисом о «коллективной вине» немцев, и это приводит его к размышлениям о сущности и типах вины, поскольку процесс осознания личной ответственности и своей доли вины за преступления нацизма идёт в Германии трудно.
Чтобы способствовать этому признанию, Карл Ясперс классифицирует типы вины следующим образом:
– уголовная вина, лежащая на совершивших «объективно доказуемые» преступления;
– политическая вина, которая определяется принадлежностью к определённому государству: «каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правят»; это та категория виновности, которую Ясперс интерпретирует в смысле коллективной вины, т.е. ответственности каждого;
– моральная вина, т.е. моральная ответственность каждого человека за свои поступки, в том числе и за политические или военные действия;
– метафизическая вина, обусловленная чувством «солидарности между людьми как таковыми, которая делает каждого тоже ответственным за всякое зло, за всякую несправедливость в мире, особенно за преступления, совершаемые в его присутствии или с его ведома».
Для Ясперса наибольшее значение имеет метафизическая виновность, освободившись от которой, «люди бы стали ангелами и все прочие три концепции вины стали бы несущественными». Однако освобождение от метафизической виновности невозможно, поскольку свойственная, по мнению Ясперса, человеческому сообществу потребность жить вместе у каждого конкретного человека распространяется не на всех людей, но ограничивается довольно узким кругом.
Принятие вины для Ясперса – это вопрос свободного ответственного действия. Чтобы противостоять навязыванию немцам коллективной вины, выражающейся, по его мнению, в безличностности и насилии, он выделил четыре типа виновности. Этим он хотел различить признание коллективной ответственности, т.е. политической виновности всех граждан за действия государства, с одной стороны, и объявление всех граждан соучастниками в уголовной или моральной вине за преступления, совершённые от имени государства, – с другой.
Важно понимать, что положение послевоенной немецкой элиты, вовлечённой в дискурс о коллективной вине, было противоречивым: присутствовало как желание защититься от коллективной вины, так и внутреннее убеждение, что немцы виновны вместе.
Ситуация с уголовной виной наиболее прозрачная, поскольку существуют зафиксированные в правовых документах законы, и каждый нарушивший их человек несёт личную ответственность и лично становится виновным. Этот тип виновности каких-либо дискуссий о субъекте вины не вызывает. Но Ясперс находил очевидной тщетность попыток возлагать и моральную вину на всех людей. Поскольку инстанцией моральной вины является совесть человека, то это, по его мнению, исключает коллективность такого типа вины. В противоположность уголовной и моральной вине политическую может и должна нести общность людей, поскольку весь народ повинен в том, кто и как им управляет.
Наибольшие вопросы вызывает метафизическая вина. С одной стороны, её преодоление требует внутреннего преображения человека, его перестройки, глубинного внутреннего изменения. Это, разумеется, возможно на личном уровне – не на коллективном. Однако «коллективной» вине противостоит не только личная или личностная вина, но и вина соборная, основывающаяся на свойственной каждому человеку солидарности, утрата которой и составляет существо метафизической вины. Таким образом, метафизическая вина, по Ясперсу, носит характер не коллективный, но общечеловеческий, а потому относится к каждому человеку лично.
Плакат, призывающий к бойкоту еврейских магазинов на территории нацистской Германии, 1933 год. Фото: РИА НовостиОтказ от «коллективной вины» так важен для Ясперса ещё и потому, что связан с освобождением от наследия коллективного мышления, которое философ критиковал за его обезличенность и безответственность. Коллективное мышление мешает покаянию, необходимому для духовного возрождения народа. Солидарность же каждого с каждым, напротив, являет собой основу для покаяния и преодоления метафизической вины, что возможно не индивидуально, но в общности с другими людьми.
Вопрос второй: а судьи кто?
Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вновь к выявленным Ясперсом четырём типам виновности.
Первый тип – это уголовная вина, которой подлежат те, кто нарушил закон и совершил «объективно доказуемые» преступления. Устанавливать виновность и состав преступления вправе только суд. Второй тип – политическая вина, определяемая принадлежностью к определённому государству. Прерогатива устанавливать этот тип виновности принадлежит победителю. Третий тип – моральная вина, т.е. моральная ответственность каждого человека за свои поступки, в том числе и за политические или военные действия. Ясперс уверен, что нельзя оправдывать себя фразой «приказ есть приказ», как это делали многие нацистские преступники. Преступление от этого не перестаёт быть преступлением, а потому подлежит и моральной оценке. В этом вопросе инстанцией является собственная совесть и близкие небезразличные люди, с которыми возможно обсуждать моральную вину. Четвёртый, последний, тип вины – это метафизическая вина. Ясперс связывает её с чувством «солидарности между людьми как таковыми, которая делает каждого тоже ответственным за всякое зло, за всякую несправедливость в мире, особенно за преступления, совершаемые в его присутствии или с его ведома». Такой тип виновности вытекает из представления о первичной вине человека перед Богом. Суть метафизической вины заключается в том, что мы живём, пока в мире происходят несправедливость и преступления. Она имеет место, «если я не делаю, что могу, чтобы предотвратить их [преступления] <…> я чувствую себя виноватым таким образом, что никакие юридические, политические и моральные объяснения тут не подходят».
Этот тип виновности возможен, поскольку среди людей существует потребность жить или вместе, или совсем никак не жить, если по отношению к кому-то совершается преступление. Но тот факт, что в реальности речь идёт не о солидарности всех людей, или граждан одного государства, или даже не о солидарности внутри отдельных групп, но солидарность ограничивается лишь очень узким кругом людей: все это – результат нашей общей вины, которую определяет один только Бог. Трагизм подобной вины заключается в её неизбежности.
Вопрос третий, но не последний: что там с национальным покаянием?
В тексте Ясперс ни разу не использует слово «покание», но говорит об этом практически на каждой странице. И чаще не на уровне отдельного человека, а применительно ко всему народу. Разумеется, «коллективная ответственность» и «национальное покаяние» – болевые точки для любого общества. И Германия здесь не исключение. Рассуждая о том, как в Германии прорабатывали трудное прошлое, русский учёный Сергей Аверинцев заметил, что она относится к тем странам, которые понимают необходимость «размышлять о [своей] коллективной ответственности за грехи и преступления её прошлого, исповедовать перед всем миром эти грехи и преступления».
Сегодня, когда с момента падения нацистского режима прошло три четверти века, Германия часто рассматривается как пример «удачной» проработки и осмысления трудного прошлого, как реализованный на практике пример национального покаяния. В действительности, однако, и принятие ответственности за преступления национал-социалистов, и разделение общей вины, и даже сам разговор о необходимости открытого покаяния вызывал острые дебаты и болезненное неприятие в немецком обществе. В первые послевоенные десятилетия вопрос о покаянии был неочевидным для большинства: в то время в обществе превалировало восприятие себя – лично и как народа – в качестве жертвы.
Такие тексты, как Stuttgarter Schulderklärung, Darmstädter Wort, «Вопрос виновности» Ясперса и другие, созвучные им, вызывали отторжение и опасение, что стоит только немцам заговорить о своей вине, признать её, принести покаяние, как это в лучшем случае повлечёт за собой сокращение продовольственных пайков и необходимость выплачивать репарации, а в худшем приведёт к стигматизации немецкого народ. Несмотря на то что представители держав-победительниц публично исключили такое развитие событий, доверия к этим словам среди немцев не было. В вопросе национального покаяния акцент самими немцами тогда делался на позоре и национальном унижении, к которым привело бы исповедание и покаяние в преступлениях, совершённых немецким народом.
Но Ясперс смотрит на вопрос о виновности иначе. Для него решение «вопроса вины» требует не столько наказания за совершенные преступления, сколько духовного преодоления и, следовательно, внутреннего обновления человека.
Однако в этом вопросе есть некоторая двусмысленность, поскольку немецкое слово «Schuld» означает не только моральную ответственность, но и материальный долг. Потому неудивительно, что, говоря о коллективной вине, важно оговориться, о чём идёт речь: о материальной или духовной составляющей. Пережившие 12 лет правления национал-социалистов, крушение страны и – пусть ложных – надежд, утрату свободы, в конце концов, голодную зиму 1945–1946 годов, большинство немцев были не готовы слышать и принимать призывы к признанию своей общей вины, на которую им указывали страны-победительницы.
Ясперс и сам с неприятием вспоминает развешенные по немецким городам фотографии из концлагерей с подписями “Eure Schuld” («Ваша вина»), отмечая, что вопрос покаяния должен прорасти изнутри немецкого народа, а не насаждаться извне. Изнутри, однако, вопрос прорастал с трудом, поскольку его духовная составляющая подменялась политической. Чтобы избежать этой подмены в понятиях вины, Ясперс конкретизирует её, выделяя те сферы, в которых можно говорить о вине разделённой и в которых нельзя.
Первые два типа вины – уголовная и политическая – острых споров не вызывают. Действительно, с утверждениями, что в уголовных преступлениях виновен конкретный человек, как бы много их ни было, а вину в смысле политической ответственности разделяют все граждане государства, допустившие приход к власти и относительно длительное правление национал-социалистов во главе с Гитлером, мало кто будет спорить. Эти два типа виновности ещё и потому позволяют легко ответить на вопрос о возможности их распространения на группы людей, что инстанция, то есть тот, кто собственно и выносит вердикт о виновности, в них внешняя и видимая – фиксированный закон для уголовной вины и победивший противник для политической.
Здесь можно вспомнить переписку Ясперса с норвежской писательницей Сигрид Ундсет, которая однозначно осудила (с позиции уголовной вины, а не политической) всех немцев как представителей одного народа, видя причину преступления нацистского времени в немецком менталитете. Ясперс не смог с этим согласиться, т.к. апелляция к менталитету убивает «всякую надежду на покаяние, прощение и возрождение».
Гертруда Майер-Ясперс и профессор Карл Ясперс. Фото: Jack Metzger / ETH-BibliothekС моральной и метафизической виной удовлетворяющий всех ответ найти непросто, поскольку в этих случаях человек держит ответ перед своей совестью или перед Богом. В обоих случаях это происходит на личном уровне, и попытки привести здесь к коллективному исповеданию вины бесполезны и приводят лишь к «педагогическому покаянию». Похожую ситуацию мы наблюдаем и в недавней истории нашей страны, когда в 2017 году, в год столетия Октябрьского переворота, стали раздаваться голоса о необходимости (а порой хотя бы о допустимости) национального покаяния за преступления советского периода, то это вызвало агрессивное неприятие большой части нашего общества. Можно вспомнить реакцию на «Дело Карагодина», Акцию национального покаяния или даже на пост Владимира Яковлева, в котором тот кается за преступления своего деда.
Ясперс не принимает коллективную виновность за пределами уголовной вины, но говорит о «всеобщей виновности, укоренённой в экзистенции человека», и о том, что нужно «ясно осознать свою вину и сделать выводы». К этому немецкий народ призывает его человеческое достоинство, ведь они «прежде всего люди, а потом уже немцы».
Но на этом Ясперс не останавливается и говорит о том, что совиновным каждый немец должен признать себя не только за то, что происходит сейчас, но и за то, что происходило раньше и привело к немецкой катастрофе. Немцы, считает Ясперс, «должны перенять вину отцов». К такому принятию вины и к такому покаянию призван каждый немец, и только так возможно осознание своей общенациональной вины.
Страх возможной стигматизации и изоляции Германии и немецкого народа Ясперс видит несостоятельным, поскольку оценивать прошлое и необходимость покаяния нужно, исходя не «из национальных интересов, а нравственных критериев». Напротив, в признании всеобщей виновности и покаянии Ясперс видит путь между Сциллой стигматизации и Харибдой стыда.
В этой книге Ясперс опередил своё время минимум на одно поколение. Если первое издание «Вопроса о виновности» в 1946 году было принято в лучшем случае равнодушно, а зачастую с осуждением, то его переиздание в 1962 году нашло своего благодарного читателя. Этот пример даёт и сегодня надежду на то, что и наше общество сможет вести взвешенную дискуссию на эти темы, пусть для этого потребуется не одно десятилетие. Но помимо времени нужно ещё и внутреннее понимание необходимости покаяния, видение в этом не повода для осуждения, но возможности нового начала.
