Всё произошло в три дня.
4 марта 1953 года газета «Правда» опубликовала краткое сообщение, взволновавшее всю страну: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР сообщает о постигшем нашу страну несчастье – тяжёлой болезни товарища И.В. Сталина. В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве, в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжёлые нарушения деятельности сердца и дыхания. Для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы… Лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства. Ввиду тяжёлого состояния здоровья товарища Сталина Центральный Комитет КПСС и Совет Министров Союза ССР признали необходимым установить с сего дня публикование медицинских бюллетеней о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина».
Но бюллетени публиковали недолго. Уже 6 марта все советские газеты вышли в траурном оформлении,
«Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что 5 марта в 9 час. 50 минут вечера после тяжёлой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович СТАЛИН.
Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа – Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА.
Имя СТАЛИНА – бесконечно дорого для нашей партии, для советского народа, для трудящихся всего мира. Вместе с Лениным товарищ СТАЛИН создал могучую партию коммунистов, воспитал и закалил её; вместе с Лениным товарищ СТАЛИН был вдохновителем и вождём Великой Октябрьской социалистической революции, основателем первого в мире социалистического государства. Продолжая бессмертное дело Ленина, товарищ СТАЛИН привёл советский народ к всемирно-исторической победе социализма в нашей стране. Товарищ СТАЛИН привёл нашу страну к победе над фашизмом во второй мировой войне, что коренным образом изменило всю международную обстановку.
Смерть товарища СТАЛИНА глубокой болью отзывается в сердцах рабочих, колхозников, интеллигентов и всех трудящихся нашей Родины, в сердцах воинов нашей доблестной Армии и Военно-Морского Флота, в сердцах миллионов тружеников во всём мире.
Бессмертное имя СТАЛИНА всегда будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества…»
Из воспоминаний врача-реаниматолога Галины Чесноковой
«Всё, что произошло тогда, я помню чётко. Но так, как будто это случилось не со мной. В ночь со 2 на 3 марта я дежурила во Второй градской больнице. Шла операция, и вдруг меня вызывают люди в форме. Велели взять всю свою аппаратуру и прямо в халате посадили в машину. Потом привели главного реаниматолога Владимира Александровича Неговского, и нас куда-то повезли.
Я почему-то запомнила, что ехали долго, в сторону города Кунцево. Потом подъехали к воротам, они открылись, и мы проехали к даче. Нас провели в зал, где находилось всё партийное руководство. Молотов сказал: “Расскажите, что за аппаратуру вы привезли”. Спрашивал, как ею пользоваться. Потом велел пройти в комнату, где находился больной.
На диване лежал бледный человек, покрытый простыней. Около отца сидела Светлана Сталина и держала его за руку. Мы с ней встречались у общих знакомых, и она неожиданно сказала: “Вот эту женщину я знаю, пусть подойдет!” Вот так я села у дивана и до самого конца не отходила ни на минуту.
Сталин дышал, правая рука была вытянута вдоль тела, а левая лежала на груди. Запомнилось, что всё на нём – майка, трусы, носки – было каким-то ветхим, что ли. Мы делали всё, что в наших силах. Но что мы могли? Классическая картина тяжёлого инсульта, никакой надежды. К нему ведь никто не решался войти тринадцать часов. А пролежать такой срок с кровоизлиянием без врачебной помощи – смертельный случай.
Члены руководства заходили, выходили. Запомнилось только, что они плакали. Все, кроме Берии. У меня почему-то было ощущение, что Берия всё время находится рядом и уходит только на обед. Когда началось предсмертное дыхание – Сталин несколько раз вздохнул и долго не дышал, – мы стали делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Всё было бесполезно. Левая рука поднялась и упала. Всё. Берия схватил нас, начал оттаскивать и кричать: “Хватит! Вон отсюда!”»
Из воспоминаний Светланы Аллилуевой
«После возвращения из Грузии я видела отца всего два раза... В годовщину Октября осенью 1952 года я поехала к нему на дачу со своими детьми... Кажется, он был доволен вечером и нашим визитом. Как водится, мы сидели за столом, уставленным всякими вкусными вещами – свежими овощами, фруктами, орехами. Было хорошее грузинское вино, настоящее, деревенское, – его привозили только для отца последние годы, – он знал в нём толк, потягивал крошечными рюмками. Но, хотя бы он и не сделал ни одного глотка, вино должно было присутствовать на столе в большом выборе – всегда стояла целая батарея бутылок. И хотя он ел совсем мало, что-то ковырял и отщипывал по крошкам, но стол должен был быть уставлен едой. Таково было правило. Дети полакомились вдоволь фруктами, и он был доволен. Он любил, чтобы ели другие, а сам мог сидеть просто так. Почему я вдруг вспоминаю именно этот вечер? Потому что это был вообще единственный раз, когда я была вместе с отцом и своими двумя детьми. Было славно, он угощал детей вином, – кавказская привычка, – они не отказывались, не капризничали, вели себя вполне хорошо, и все были довольны...
И потом я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его в последний раз. Он плохо выглядел в этот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии – так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим – курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода – откуда-то брал он сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане (построенной у него на даче в отдельном домике) и парился там по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было...
Я была неприятно поражена: на стенах комнат и зала были развешаны увеличенные фотографии детей – кажется, из журналов: мальчик на лыжах, девочка поит козлёнка из рожка молоком, дети под вишней, ещё что-то... В большом зале появилась целая галерея рисунков (репродукций, не подлинников) художника Яр-Кравченко, изображавших советских писателей: тут были Горький, Шолохов, не помню, кто ещё. Тут же висела, в рамке, под стеклом, репродукция репинского “Ответа запорожцев султану” – отец обожал эту вещь и очень любил повторять кому угодно непристойный текст этого самого ответа... Все это было для меня абсолютно непривычно и странно – отец вообще никогда не любил картин и фотографий...
Я ведь не знала, что это – последний раз. Обычное застолье, обычные лица, привычные разговоры, остроты, шутки многолетней давности. Странно – отец не курит. Странно – у него красный цвет лица, хотя он обычно всегда был бледен (очевидно, было уже сильно повышенное давление). Но он, как всегда, пьёт маленькими глотками грузинское вино – слабое, лёгкое, ароматное…”
Из дневника писателя Михаила Пришвина
«4 марта. Определился роскошный солнечный день, и вдруг Настя, придя с улицы, сказала, что Сталина разбил паралич и об этом передают по радио.
Так окончилась одна жизнь народа и начинается другая…
5 марта. Сталин ещё жив, но то, что было при нём, потеряно: что это, ещё трудно сказать. Не можешь представить себе такого человека, кто бы не для Сталина верил в марксизм, а сам по себе.
Боков однажды мне сказал:
– Новую книгу у всех писателей положено посылать Сталину с трогательной надписью.
Напр., Кожевникова это я научил: он послал и получил премию. Вот вы этого не сделали, и это могло иметь роковое значение.
– Значение, – ответил я, – имело то, что я не получил ни премии, ни орденов, но это значение не “роковое”.
Со стороны им так и кажется, будто это я топорщусь перед Сталиным, я же не посылал только потому, что становился на сталинскую точку зрения, смотрел с этой точки на свои книги и боялся послать, робел.
Ещё не мог я в книгах тоже просто сказать “Сталин” – и опять не потому, что не хотел, а просто не мог найти в душе такого пола или почвы, чтобы на неё поставить это имя.
Сейчас в последней повести “Слово правды” я подбирался к этому имени и тревожился, но теперь, конечно, это колебание кончено, теперь имя Сталина можно называть, не опасаясь обвинений в подхалимстве. И, конечно, я назову.
Все сейчас молчат в тревоге за то, кого посадят на место Сталина, за то, когда можно у нас за него посадить.
Осталось стадо без пастыря, а волки приглядываются к овцам.
6 марта. Вчера в 9.50 вечера скончался Сталин. Сегодня в 6 утра из “Литературной газеты” меня известили и заказали статью к 10 утра. В жизни своей ничего такого не писал, но приходится. Посадил в другой комнате Лялю писать – у кого выйдет лучше…
7 марта. Сегодня ночью (или это уже было вчера около 12 ночи) умерла Ефрос. Павл. С ней была Галина. Лёва утром явился ко мне.
Сталина перенесли в Колонный зал. На улицах ни проезду, ни проходу, люди давят друг друга. Ходынка.
8 марта. Морозно (около –15) и солнечно. За эти дни работа выпала из рук.
Сталина ещё не похоронили, а министры уже пересели на местах, и появился Жуков. А может быть, будет и хорошо?
Имеющий власть растёт за счёт не имеющего. (Своя у него только воля, всё другое пришло от других.)
9 марта. Сегодня похороны (переносят в мавзолей Ленина) Сталина. А в Загорске хоронят бедную Ефросинию Павловну. Так сошлось в этом дне великое и малое, обращаемое со всеми своими качествами в гумус.
Смерть Е.П. не тяготит меня, потому что я с ней расстался 13 лет тому назад.
Сталин же из головы не выходит, много разбираю явление давки на улице (“Ходынка”). Ещё думаю о росте этих людей, Ленина и Сталина, в борьбе с лирикой (личностью)».
Из дневника композитора Артура Лурье
«Вчера Ирина (подруга Артура Лурье. – Авт.) телефонировала вечером, потрясённая сенсацией о Сталине. По сегодняшним сообщениям, он агонизирует и часы его сочтены…
Почему все трепещут перед этим человеком, даже здесь, в свободных странах? Почему такое ужасающее лицемерие, ложь, фарисейство? Почему эти соборные моления: католиков, протестантов, православных, магометан, буддистов (!?) и даже евреев, так преследуемых им?! Моления о величайшем злодее, какого знало человечество, молитвы не о грешной душе его, а в силу его авторитета, всем внушённого, и значения, им приобретённого. Какой ужасный признак всеобщего падения, трусости, распада духовных ценностей. Между тем Россия никогда не была в большей опасности, если власть там развалится, на Россию набросятся все и растерзают на части, как шакалы.
Только что на радио сообщили о смерти Сталина (в 9 часов вечера). Сравнивают с Петром Великим?! С Чингисханом!..
Прокофьев скончался в среду, 4-го, в Москве от кровоизлияния в мозг. Только что сообщили по радио. С опозданием на 4 дня, из-за смерти Сталина, вероятно. Воспоминания с ним связаны со временем совместного пребывания в консерватории. “Концерты современной музыки”. Революция. Классическая симфония, 18-й год, Придворный оркестр, Париж–Берлин. Отношения, личные, были всегда хорошие, дружественные. Только тогда, когда началось моё внутреннее расхождение со Стравинским, однажды Прокофьев сказал мне, что давно ждал этого (расхождения) и весьма удивлялся тесному сближению, былому. Но и сам он некоторое время поддался “гипнозу” Игоря, повлиявшего тогда на его технику. Согласился со мною, когда сказал ему об этом…»
Из дневника драматурга Евгения Шварца
«5 марта. Я делаю записи в эту тетрадку по утрам. Вчера, кончив писать, включил приёмник и услышал: “...Министр здравоохранения Третьяков. Начальник Лечсанупра Кремля Куперин” – и далее множество фамилий академиков и профессоров-медиков. Я сразу понял, что дело неладно. А когда пришла газета, то выяснилось, что дело совсем печальное, – тяжело заболел Сталин. С тех пор всё окрашено этим сообщением. Все говорят только об этом. Изменились радиопередачи. На почте заведующая сказала: “Не хочется работать сегодня. Просыпаюсь: ой, что это, неужели я поезд проспала! Утреннюю зарядку не передают, а всё какие-то симфонии, симфонии. Я сразу поняла: что-то случилось”. Обсуждается каждое слово бюллетеня. Зоя выразила негодование по поводу того, что собралось столько врачей, а не могут помочь. Сегодня бюллетень так же мрачен, как вчера…
6 марта. Сегодня сообщили, что вчера скончался Сталин. Проснувшись, я выглянул в окно, увидел на магазине налево траурные флаги и понял, что произошло, а потом услышал радио. Через час еду в город – в пять общее собрание в Союзе…
7 марта. Вчера в Союзе состоялось траурное собрание. Против обыкновения, зал наполнился за полчаса до срока. Анна Ахматова вошла, сохраняя обычную свою осанку, прошла вперёд, заняла место в первых рядах. В президиуме – никого. Зал, переполненный и притихший-притихший, ждёт. Не слышно даже приглушённых разговоров. Но вот в президиуме появляются Кочетов и Луговцов – секретарь партийной организации. Тише не делается, это невозможно, зал становится неподвижнее. Но не успел секретарь договорить: “Предлагаю почтить память почившего вождя…” – зал встаёт и стоит смирно дольше, чем обычно в подобных случаях. Плачут женщины. После того как прочитано сообщение Совета Министров и ЦК, Кочетов обращается в зал: “Кто просит слова, товарищи?” После паузы поднимается Владимир Поляков. Его длинное и длинноносое лицо, хранящее обычно свойственное всему виду эстрадников скептическое выражение: “Меня не надуешь”, – сегодня торжественно и печально. И всё же необычность происходящего нарушается. Собрание делается более традиционным. Только зал по-прежнему тих и неподвижен. После выступления нескольких поэтов и Пановой Прокофьев читает проект письма в ЦК, которое и принимается».
Из дневника историка Сергея Сергеевича Дмитриева
«6 марта. Утром рано в 6 ч. услышали по радио глубоко печальную весть о кончине товарища Иосифа Виссарионовича Сталина…
Я был записан на приём в поликлинику на 10 час. утра и выехал из дому рано. В поезде и на улицах, в метро много было явно подавленных, расстроенных людей, женщины заплаканные, но встречалось и много смеха и шуток, особенно среди женской молодёжи. В общем же на улицах утром было полное спокойствие, даже какое-то затишье.
На истфаке было много студентов, члены партбюро и кое-кто из преподавателей. Последних было очень мало. На 10 ч. утра назначен был митинг в клубе МГУ. Отправились туда, где я читал свои лекции II курсу…
Митинг был очень краткий – Федосов прочитал сообщение о смерти, выступили Арциховский, Мочульский, от студентов Калинина (студентка моего семинара по прошлому году, когда она была на II курсе), огласили письмо, кто-то прочитал стихи. Всё дело заняло менее получаса. В 12 ч. дня должны были начаться обычные занятия. Вряд ли, впрочем, они состоялись.
Поехал после митинга в поликлинику. Там попал на приём к терапевту Юдину без труда и особой задержки. Всё шло обычным порядком. Но после поликлиники около 2 ч. дня я уже не мог попасть на истфак (ул. Герцена, д. 5), т. к. поставили оцепление и, видимо, что-то в центре города готовилось. Я поехал домой, где и узнал по радио, что гроб с телом И.В. Сталина уже перевезен в Дом Союзов и с 16 часов дня к нему открыт был доступ. Все было проделано очень быстро и распорядительно.
Вечером приехал Игорь и рассказал, что колоссальная очередь вытянулась к 7 ч. вечера уже за Белорусский вокзал. Милиция будто бы не знала, куда устанавливать сказочно быстро удлинявшийся хвост очереди желающих пройти перед гробом. Рассказывали, что будто бы были и несчастные случаи, задавили какого-то ребёнка. Женщин с грудными детьми пропускали, кажется, без очереди. Было довольно морозно, к вечеру –11–12°, а утром 7/III даже понизилась температура до –18°, и стоял густой туман.
Неожиданность и кинематографическая быстрота всего события поразительны. Утром в среду, 4 марта, страна впервые услышала о болезни И.В. Сталина, а на следующий день вечером он уже умер, а утром 6 марта в пятницу объявили о его смерти. В тот же день гроб с телом уже стоял в Колонном зале Дома Союзов. Три дня – и всё изменилось. И всё ещё изменяется, причём впечатление такое, что и сейчас (пишу это в час дня 7 марта в субботу) идут и идут одни за другими, почти непрерывно, какие-то сдвиги, смещения, перемены.
7 марта. Туман рассеялся часам к 9-ти. Веселое мартовское солнце пошло по безоблачному небу. А по радио ещё ранее, с 8 часов утра, пошли сообщения о сдвигах, переменах, смещениях. Впечатление именно каких-то геолого-политических смещений целых пластов, могучих слоёв, смещений быстрых, продуманных, давно выношенных. Решения и действия быстрые, слаженные.
11 марта. Ровно неделю назад страна впервые услышала о болезни И.В. Сталина. За прошедшие семь дней он умер, его похоронили, изменился состав Совета Министров, Президиума ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР. И, наконец, опять пошла для меня обычная жизнь – интриги, защита диссертаций... За эту неделю кто-то сильный неоднократно повернул калейдоскоп жизни, обычно малоподвижный: приложишь глаз и всё то же виденное сочетание снова видишь: фу, опять ничего! Но рука истории потрудилась эту неделю, повращала калейдоскоп.
15 марта. Сессия Верховного Совета СССР открылась и закрылась. Состояла она из одного заседания. Утвердила всё, что было предложено в решениях от 6/III – 53 г. Президиума ЦК КПСС и др. Ещё много министерств и комитетов объединено или упразднено. Ведавшее МГУ Министерство высшей школы также попало в объединение – оно вместе с Комитетом радио, искусств и кинематографии и даже трудовыми резервами теперь включено в новое Министерство культуры СССР. Министром назначен т. Пономаренко.
Услышал о смерти композитора C.С. Прокофьева. Умер он, кажется, в день кончины И.В. Сталина, т. е. 5 марта 1953 г. В связи с этим в печати не было ничего упомянуто о смерти Прокофьева. Композитор был яркий, имел своё лицо в музыке. Именно потому его обычно замалчивали или ругали…»
(Полностью дневник можно прочитать на сайте Прожито.ру)
Из дневника сельского учителя Николая Медведева
«6 марта. День был ясный, утром морозный, днём на солнце слегка капало с крыш. Ещё не кончились в школе занятия, как пришли учащиеся из Тискино (село на севере Томской области. – Авт.) и сообщили, что умер И.В. Сталин. При получении такой скорбной вести занятия после двух уроков в Тискинской школе прекратились. Получил от председателя сельсовета записку, чтобы вывесить траурные флаги в посёлке и на плотбищах, провести траурный митинг. Траурных флагов не оказалось. Один флаг обшили чёрным сатином работники магазина сельпо, продавцу которого посоветовали истратить метр сатина. Нам пришлось пока на свои деньги взять 2 м сатина, обшить имеющийся у нас флаг и оформить траурной лентой портрет И.В. Сталина. Вечером был траурный митинг. С 10–15-минутной траурной речью-сообщением выступил я – больше некому было. После этого продемонстрировалась кинокартина “Клятва”».
7 марта. Учащиеся Тискинской школы в школу не пошли, якобы там не занимаются. Мы провели все уроки, исключая пение, на котором была проведена беседа о И.В. Сталине и дне 8 Марта. После обеда ездил в лес по дрова.
8 марта. До обеда составил план занятий в школе на 9 марта. Копался с радиоприёмником, но ничего не вышло. Одна лампочка не действует. После обеда вновь ходил на лесосеку школы. Потом был на собрании – траурном, которое проводил директор ЛПХ, приехавший из Колпашева. Он зачитал письмо ЦК ВКП(б) и Президиума Верховного Совета СССР ко всем членам партии и гражданам СССР. Предупредил, что 9 марта, в день похорон И.В. Сталина, рабочий день. В школах проводить занятия.
Вечером же мы из Тискино получили письмо от секретаря территориальной парторганизации тов. Макарова Я.А., который сообщил, что в школе 9 марта занятий не проводить, организовать 5-мин. траур в 12 часов по московскому времени – время похорон Сталина.
Так я и не понял, заниматься завтра или нет. Кому верить?
8 марта. В школе не занимались. Провёл с учащимися маленькую беседу о времени похорон Сталина.
В 4 часа дня все домохозяйки собрались в клубе для слушания радиопередачи о похоронах И.В. Сталина. Я ездил по дрова на быке, к сроку не вернулся – пропурхался в снегу с быком. Оля и Аня с бабушкой и матерью ходили слушать радио. Мария задержалась в клубе: вручала повестки на суд. Больше за то, что рабочие эти, вернее домохозяйки, не сохранили голодный колхозный скот, два года назад распределённый колхозом среди граждан Саровки для прокормления. Некоторые до такой степени были слабы, что еле держались на ногах сразу, обессиленные и заморенные. У некоторых граждан скот пал от истощения. Кто сохранил, тому за труд и сено ничего не было оплачено, и вот прошло почти ровно два года, а людей привлекают к ответственности, не считая того, что в самом колхозе в иные сутки пропадало по 20 голов скота…»
(Полностью дневник можно прочитать на сайте Прожито.ру)
Из дневника школьницы Светы
«3 марта. Центральный комитет коммунистической партии и Совет Министров Союза ССР сообщают о постигшем нашу партию и наш народ несчастьи – тяжёлой болезни товарища Сталина. В ночь на 2-е марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве, в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Вся страна с огромным вниманием следит за здоровьем родного Сталина. Положение критическое. Дорогой товарищ Сталин! Поправляйтесь, живите долгие годы!
6 марта. На улице дождь. Природа плачет. Первые два урока – контрольные по геометрии, я решила за урок и, проверив и решив 1 домашнюю задачу, вышла в коридор. Недавно нашу школу радиофицировали. Что это?! По радио что-то передают. Все, т.е. несколько девочек из 8 “а”, директор, комсорг Римма и старшая пионервожатая слушают. Я подошла... диктор замолчал... И вдруг ко мне бросилась на шею Галя Пажетнова: “Светочка, да что же это такое. Сталин…” У всех слёзы. Я побежала в класс, а сама не могу... Из класса вышла Лина, увидела меня и... вдруг, открыв классную дверь, крикнула: “Сталин...” – и сорвалась, зарыдала. Слёзы были у всех, все плакали.... Я не помню, что было в этот день..., ничего не помню…
7 марта. Страна, город, школа – всё в трауре. Всё так необычно. Мы повесили в классе портрет его и лозунг. После уроков был митинг. Мария Филипповна прочитала обращение от Центрального комитета и президиума Верховного Совета. Я взяла слово, взошла на трибуну, слёзы мешают говорить; вспоминаю обращение и сразу глаза становятся сухими, но слов нет. Наконец, начинаю: “Дорогие товарищи! Сейчас собрались мы здесь, в этом зале, чтобы почтить память величайшего гения человечества, нашего родного и любимого Иосифа Виссарионовича Сталина! День 5 марта стал одним из самых печальных, самых скорбных дней в нашей жизни. В этот день перестало биться сердце того, чьё имя дорого каждому честному человеку, чьё имя стало символом света, знаменем борьбы за светлое будущее. Велико горе, постигшее нас. Теперь мы не можем сказать, как всегда: “Да здравствует и живёт долгие годы любимый Сталин!” Сталин умер, умерло то, что было в нём смертного, его тело. Но бессмертные дела Сталина, всепобеждающее учение Сталина, вся его гениальная жизнь будут жить в народе вечно!
С именем Сталина связаны все победы советского народа. Сталин – это Ленин сегодня. Мы говорим мир – это значит Сталин, мы говорим коммунизм, к нему ведёт нас Сталин. Это имя горит в сердцах всех людей, в огнях великих строек коммунизма, в победах стран народной демократии, в борьбе народов капиталистических и колониальных стран.
Дорогому товарищу Сталину мы обязаны всем: вот этой школой, светлыми классами, библиотеками, лабораториями. Ему мы обязаны нашим прекрасным детством, нашим теперешним светлым днём. В эти скорбные дни для нашей страны мы не должны падать духом. Чем можем помочь мы Родине, народу? Учебой! Да, хорошей учёбой. Стыдно нам, советским школьникам, юным сталинцам, учиться хуже, чем на 4 и 5. Сейчас как никогда мы должны собрать всю свою волю, силу, энергию. Тов. Сталин учил нас: “Чтобы строить, надо знать, чтобы знать, надо учиться, учиться упорно и терпеливо!” А мы с вами, девочки, – будущие строители коммунизма! Тов. Сталина нет! Нет того, чьей заботой и лаской были мы окружены с детства, нет нашего старшего друга, нашего отца и учителя! Никогда больше не раздастся его спокойный голос. > – “Мы победим!” – (везде и всегда).
От имени школьников.
“Клянёмся вам, родной тов. Сталин,
Что мы, советской Родины сыны,
за книгой, на полях, у наковален,
Жизнь посвятим делам родной страны”.
9 марта. Сегодня траурный день. Похороны тов. Сталина! Ровно в 3 часа (в 12 час. по московскому времени гроб с телом И.В. Сталина опустили в мавзолей рядом с саркофагом В.И. Ленина.) Перед этим в Москве состоялся траурный митинг. Выступали Маленков, Берия и Молотов. Всё время транслировали по радио. Мы с Люсей были у Люды Мухамедгалиевой. Ровно в 3 часа загудели гудки, завыли сирены, раздались залпы орудий. Движение остановилось. На пять минут остановились фабрики, заводы, поезда и суда! Остановилось всё! Казалось, сама земля остановилась. Мы стояли на крыльце как вкопанные, устремившись куда-то вперёд, сцепив руки. Слёз не было. – “Прощай, родной отец! Прощай!!!”... Наконец оцепенение прошло. Под торжественные звуки марша войска оставили Красную площадь. Мы оделись и пошли на перрон. Там был митинг. В почётном карауле стоят пионеры. В суровом молчании стоят люди. Слёз уже нет.
...А в воздухе чувствуется весна. Солнце светит ярко, ярко. Вся природа благоухает. Горы ярко вырисовываются на голубом небосклоне. И ещё горше становится, когда смотришь на эту цветущую природу, на весеннее небо, воздух прозрачный, луч солнца золотистый. Ведь никогда не увидит он больше ни этого света, ни этого солнца!»
(Полностью дневник можно прочитать на сайте Прожито.ру)