Восстание Чехословацкого корпуса, произошедшее ровно 105 лет назад, советские историки традиционно обходили молчанием: боялись обидеть чувства братского чехо-словацкого народа, к тому же союзника по социалистическому лагерю. Уже в новое время из чешских легионеров попытались было вылепить «борцов с большевизмом», но из этой затеи также ничего и не вышло: придуманный имидж никак не хотел налезать на неудобные исторические факты.
Кроме того, эти «борцы с большевизмом» покрыли себя несмываемым позором, вонзив нож в спину Белому Добровольческому движению и всей России – и не только тем, что предали адмирала Колчака, выдав его большевикам.
Поэтому и российские историки также предпочли не замечать легионеров.
Между тем так называемое «восстание» Чехословацкого корпуса затронуло более половины страны и стало настоящим спусковым крючком для начала в 1918 году Гражданской войны в России.
* * *
Однако стоит разъяснить вопрос, как вообще вооружённые до зубов чехи вдруг появились одновременно в самых разных регионах Российской империи?
Предыстория событий такова. Уже в августе 1914 года – то есть через две недели после начала боевых действий – военный министр Российской империи Владимир Сухомлинов издал приказ о формировании особой Чешской дружины из военнопленных австро-венгерской армии для использования в боевых действиях на Юго-Западном фронте.
И пленных было немало: чехи и словаки практически без боя сдавались русской армии. Уже в октябре 1914 года первые военнослужащие Чешской дружины принесли присягу и были направлены обратно на фронт.
Генерал Брусилов вспоминал: «Почему-то Ставка опасалась измены со стороны пленных чехов. Но я настоял на создании дружины, и впоследствии оказалось, что я был прав. Чехи держали себя молодцами. Я посылал эту дружину в самые опасные и трудные места, и они всегда блестяще выполняли возлагавшиеся на них задачи».
Главной же задачей Чешской дружины была пропаганда против Австро-Венгерской империи, и усилия чехов встречали на родине полное взаимопонимание: большинство чехов и словаков ненавидели австрийцев и венгров и мечтали об освобождении.
И вскоре на фронте сражались уже восемь чехословацких стрелковых рот. В декабре 1915 года из чешских пленных был сформирован 1-й чехословацкий стрелковый полк, насчитывающий 1600 человек. А уже через четыре месяца начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Михаил Алексеев разрешил сформировать и чехословацкую бригаду.
* * *
Ещё до начала первой мировой войны чешские политики обсуждали вопрос о создании чешского королевства во главе с одним из русских великих князей. И, как говорил основатель Чешской народной партии Томаш Масарик, все чехи были бы рады видеть «свободную и независимую корону Св. Вацлава сияющей в лучах короны Романовых».
Но ещё более радостно чехи встретили Февральскую революцию.
Томаш Масарик восторженно обратился к председателю Государственной думы Михаилу Родзянко:
– Сбываются идеалы лучших славянофилов. Славянство будет великим, не только в географическом смысле, но и духовно.
Падение монархии и перспектива быстрого окончания войны значительно ускорили формирование Чехословацкого корпуса: уже летом чехословацкие части насчитывали 21 тысячу солдат, готовых стать основой армии для будущей Чехии.
Но курс Масарика на невмешательство в русские внутренние дела ради сохранения армии для Чехии разделяли далеко не все легионеры.
Так, командир 1-го чехословацкого стрелкового полка им. Яна Гуса капитан Алексей Степанов – русский офицер! – предложил выступить на Москву против немцев и большевиков.
«Предложение моё сочувствия не встретило, – вспоминал позже Алексей Павлович. – Я же и сейчас категорически утверждаю, что очищение России от большевиков в то время для корпуса явилось бы делом лёгким. Мы были хорошо вооружены, захватив с фронта всё, что могли увезти с собой… Никто в России и даже в её столице Москве не мог оказать нам сопротивления».
Тогда капитан Степанов на свой страх и риск отправил «гуситских стрелков» сражаться против большевиков под Киевом, затем чехи громили войска Центральной Рады и петлюровские банды, сражались против немцев, после чего они даже снискали расположение большевиков, посчитавших «гуситов» своими союзниками.
* * *
Но большая часть чешских полководцев рвалась на Запад. Более того, они считали, что единственный путь к созданию чешского независимого государства пролегает через союз с Францией и союз с французской армией. Именно поэтому в октябре 1917 года в корпусе был введён воинский устав французской армии, после чего правительство Франции издало декрет, объявлявший Чехословацкий корпус особой частью французской армии.
Но вот вопрос: как же пробраться во Францию через линию фронта, где немецкие и австрийские войска относились к предателям-чехам, мягко говоря, без симпатий?
Вариантов, собственно, было три. Во-первых, можно было попытаться прорвать Западный фронт. Но этот вариант чехи сразу отвергли – воевать с немецкой армией было слишком опасно, тут дураков нет. Во-вторых, можно было бы отправиться в Мурманск, а далее морем, в обход Скандинавии, добраться до севера Франции. Но это тоже был опасный маршрут: в северных морях хозяйничали немецкие подлодки.
Наконец, был и третий вариант – «кругосветный». Надо было лишь добраться по российской железной дороге до Владивостока, далее сесть на корабли и пройти вокруг Индокитая и мимо Африки – прямиком к Суэцкому каналу и далее в порт Марселя.
Именно такой маршрут и был по душе большинству чешских командиров: согласитесь, путешествовать вокруг света всегда приятнее, чем гнить в окопах. Возможно, пока чешские легионеры добирались бы таким окружным путём до Франции, война уже бы и завершилась, при этом никто бы не считал легионеров дезертирами: разве они виноваты, что дорога к месту битвы заняла столько времени?!
И вот все чешские военные части, дислоцированные на Юго-Западном фронте (в районе нынешних Молдовы и Западной Украины), погрузились дружно в эшелоны, желая побыстрее добраться до Владивостока.
* * *
Большевики не думали мешать чехам – напротив, и командующий советскими войсками на Украине Антонов-Овсеенко, и сам Ленин не раз высказывались в том духе, что все были бы только рады, если бы легионеры поскорее уже убрались из России.
Но и пускать в тыл страны прекрасно оснащённую и вооружённую до зубов армию иностранного государства у Ленина не было никакого желания. Поэтому сразу же встал вопрос о разоружении чехов, которые наотрез отказывались расстаться даже с одной пушкой, не говоря уже о пулемётах. Троцкий, назначенный вести переговоры о разоружении, уговаривал и юлил:
– Мы ведь не хотим, чтобы вы совсем сложили оружие. Мы хотим лишь, чтобы вы сложили его в свои вагоны и поставили к нему караулы. Речь идёт лишь о форме!..
Между тем время играло против чехов: 9 февраля 1918 года украинское правительство подписало с Германией сепаратный мирный договор, и немецко-австрийские войска начали наступление вдоль всей линии фронта.
Испугавшись попасть в руки немцев, чехи пошли на уступки и договорились так: большевики дают чехам нужное количество паровозов, но взамен легионеры сдают «лишнее» оружие. Были установлены и лимиты: в каждом эшелоне для охраны будет одна рота в количестве 168 человек, вооружённых винтовками и одним пулемётом, количество патронов – 300 на винтовку и 1205 на пулемёт. Всё остальное – винтовки, пулемёты, орудия – должно быть сдано в Пензе особой комиссии большевиков.
Впрочем, на этот договор чехи «забили», как только эшелоны ушли на порядочное расстояние от наступающих германцев.
Полковник Станислав Чечек вспоминал о настроениях среди своих солдат:
«Солдаты не знают, что ответить, мнутся. Тогда спрашиваю одного из них: сдашь орудие?
– Не сдам, – говорит, – спрячу, но не сдам.
Я ждал этого ответа. За ним и другие как один заявляют – не сдадим, скроем, а не сдадим.
– Идите, – говорю им, – скажите это и другим. Я того же мнения: наш полк оружие сдавать не должен».
* * *
Итак, все чехи отправились на восток: к маю от Пензы до Владивостока в пути находилось 63 «чешских» эшелона, в которых насчитывалось 35 600 военнослужащих корпуса.
Причём из-за перебоев в движении силы чехов были распределены по российским железным дорогам неравномерно – больше всего чешских подразделений скопилось в районе Пензы и Челябинска. Чуть меньше легионеров было сосредоточено в Новониколаевске (ныне Новосибирск), в Нижнеудинске и Мариинске под Кемерово.
Но и немецкое командование не сидело сложа руки. Пытаясь помешать продвижению чехов на восток, немцы выдвинули советскому правительству ультиматум: «Опасаясь японского наступления в Сибири, Германия решительно требует, чтобы была начата скорая эвакуация немецких пленных из Восточной Сибири в Западную или Европейскую Россию».
И 21 апреля наркомвоенмор Лев Троцкий отдал приказ остановить все чехословацкие эшелоны, находившиеся западнее Иркутска: теперь они должны были следовать в Мурманск (те же эшелоны, находившиеся к востоку от Иркутска, могли продолжать путь во Владивосток).
У командиров чешских легионов приказ Троцкого вызвал настоящий шок, многие не верили в подлинность телеграмм. В итоге чехи отказались следовать на север.
Недоверие к большевикам усиливала деятельность чехословацких коммунистов, которые призывали солдат оставить корпус и записываться в Красную армию. Легионерам рисовали страшную судьбу, которая их ожидает, если они этого не сделают. Например, чешская коммунистическая газета «Красная армия» писала: «Сотни немецких шпионов и доносчиков втерлись в корпус, посылают сообщения в Берлин, и немецкие подводные лодки поджидают в Белом море или в Атлантическом океане богатую добычу».
В итоге деморализованная, но хорошо вооруженная масса чешских солдат только и ждала повода взорваться.
* * *
Считается, что восстание началось 17 мая 1918 года в Челябинске после драки на железнодорожном вокзале между солдатами Чехословацкого корпуса и группой австрийских пленных, которые возвращались на запад из концлагерей для военнопленных, расположенных в Челябинской губернии.
К примеру, один из крупнейших лагерей для пленных располагался в городке Сатка, где немцы и австрийцы работали на местном сталелитейном заводе, делали снаряды и орудийные лафеты, добывали огнеупорную глину для местного завода огнеупорных изделий.
Причем, в местной прессе было описано даже несколько забастовок австрийских пленных, требовавших себе увеличения заработка и свободного прохода в город, а то в казармах лагеря, видите ли, по вечерам слишком скучно. По этому случаю британский военный атташе полковник Альфред Нокс писал, что Россия является уникальной страной, в которой даже пленным вражеских армий позволено бастовать. Сами «цивилизованные» европейцы держали русских пленных за колючей проволокой, подвергая истязаниям и издевательским казням за каждое нарушение дисциплины.
Итак, после массовой драки бывших подданных канувшей в лету империи Габсбургов на вокзал прибыл наряд милиции и чекистов, которые решились арестовать всех участвовавших в побоище.
В ответ чешский подполковник Сергей Войцеховский, командовавший 3-м полком, направил городским властям делегацию с требованием освободить арестованных солдат. Но и члены делегации попали в тюрьму.
Подполковник Войцеховский объявил тревогу и приказал готовиться к бою. И уже в 6 часов вечера вооружённые отряды легионеров фактически захватили город. Были задержаны и местные чекисты, и депутаты Совета, многие из которых были под горячую руку расстреляны.
* * *
В ответ наркомвоенмор Троцкий издал приказ № 377: все органы Советской власти от Пензы до Омска должны были немедленно разоружить чехословаков. Каждый легионер, который мог быть обнаружен вооружённым на железной дороге, должен был быть расстрелян на месте.
Но исполнение этого приказа сразу же натолкнулось на сопротивление чехов. Следом за Челябинском мятеж вспыхнул уже в Пензе, где, напомню, находилась Комиссия по разоружению чешских солдат.
Станислав Чечек, командир «пензенским» корпусом, вспоминал: «27 мая в 3 часа дня к нам на станцию пришёл товарищ Кураев, председатель Совета губернских комиссаров, пожелавший выступить перед солдатами. Мы собрались вокруг вагона, с которого он начал своё выступление. В своей речи Кураев показал всё своё отношение к нам. Никогда раньше в своей жизни я не слышал такой демагогии! Похоже, он думал, что перед ним стадо баранов. Потом выступал ещё один товарищ, речь которого произвела ещё более удручающее впечатление. Он сказал: “Вы не поедете во Францию. На самом деле вас отправят в Африку воевать против чернокожих рабочих и крестьян. Франция просто использует вас, но ничего не даст взамен. Вас продали американским миллионерам!”
Некоторые из нас смеялись, другие кричали:
– Убирайся, мошенник!
Выступил и кто-то из наших. Говорил, что винтовки не сдадим. Если они хотят их забрать, пусть только попробуют. Здесь, на чужбине, мы всего лишь горстка изгнанников, у нас нет даже хлеба. Оружие – это всё, что у нас есть. Если будет нужно, мы готовы воевать против кого угодно, хоть против всего мира...»
После митинга председатель Пензенского Совета рабочих и крестьянских депутатов Александр Минкин связался с Троцким:
– Пришли к заключению, что не можем выполнить предписание. В Пензе на расстоянии 100 верст находится около 12 000 войск с пулемётами. Арест офицеров неминуемо вызовет выступление, против которого устоять мы не сможем...
Троцкий сухо ответил:
– Товарищ, военные приказы отдаются не для обсуждения, а для исполнения. Вы обязаны действовать решительно и немедленно.
Но действовали уже чехи. В тот же день в чешских эшелонах прошли собрания офицеров, на которых легионеры вынесли единодушное решение: поскольку чехи в любой момент могли подвергнуться нападению, они должны ударить первыми и захватить Пензу врасплох.
* * *
Уже на следующий день чехи пригнали в Пензу захваченный у красных железнодорожной состав, на платформах которого находилось три бронеавтомобиля, направленных из Москвы на помощь большевикам. Охраняли эшелон китайские солдаты-наёмники, которые и не сразу поняли, что чужаки захватили ценный груз.
Как только в Совете губернских комиссаров Пензы узнали о захвате эшелона на станции, в городе объявили тревогу. Также большевики попытались перекрыть Лебедев мост, который соединял центр города с вокзалом.
Но легионеры, пустив на позиции красноармейцев захваченные броневики, быстро смяли сопротивление.
«После перестрелки чехи пошли в атаку, – вспоминала медсестра Мария Урядова, которая помогала вытаскивать раненых красноармейцев из-под шквального огня броневиков. – Окопы, где находились красногвардейцы, были мелкие, после ливня полны воды и грязи. Красногвардейцы несли большие потери. На некоторые раны просто страшно было смотреть. Говорили, что такие раны бывают от выстрелов патронами с разрывной пулей».
За ночь отряды чехов захватили практически весь город, взяв здание Совета на Соборной площади в тесное кольцо. Красноармейцы ожесточённо отстреливались из пулемётов, но в ответ чехи расстреляли Совет из тяжёлой пушки броневика «Гарфорд-Путиловский».
Один из пензенцев так обрисовал город после боя: «После боя Пенза стала “рябой”, особенно верхние этажи домов. Следы пуль пестрели в зданиях. Многие были как решето. Улицы казались опутанными металлической паутиной. Пучки порванных телеграфных и телефонных проводов волочились по тротуарам, свисая с накренившихся или совершенно припавших к земле столбов».
После захвата Пензы легионеры безжалостно расправились с бойцами 1-го Чехословацкого революционного полка – именно им они и должны были сдавать оружие. Попавшие в плен бывшие однополчане и земляки были избиты и расстреляны.
Несколько дней чехи грабили городские военные и продовольственные склады, магазины, дома обывателей.
* * *
Между тем вести о событиях в Пензе в тот же день узнали в Челябинске и других группах дислокации легионеров.
Уже на следующий день был захвачены Канск под Красноярском, затем Златоуст, Миасский завод, Томск, Курган и Петропавловск – восстание чехов распространялось как пожар. Дольше всех – в течение пяти дней – держался город Троицк в Челябинской области. Когда же всё-таки легионеры при поддержке артиллерии захватили город, в Троицке началась страшная резня: чехи, желая отомстить за убитых товарищей, сначала забили насмерть прикладами винтовок всех захваченных в плен раненых красноармейцев, а затем и вовсе стали убивать всех, кого они подозревали в симпатиях к «красным».
Массовые убийства продолжались два дня, и число замученных насчитывало не менее тысячи человек.
Уже к началу июня 1918 года почти вся Транссибирская магистраль оказалась в руках Чехословацкого корпуса.
Казалось, путь к Владивостоку был открыт, но чешские командиры словно позабыли о своём желании поскорее попасть на французско-германский фронт. Действительно, зачем воевать, если можно безнаказанно грабить мирное население российских губерний, упиваясь своей безнаказанностью?
8 июня 1918 года чехи захватили Самару. В первые же дни после взятия города было убито не менее 300 человек, тюрьмы были забиты арестованными.
Следом началось наступление на богатые купеческие города Сызрань и Симбирск. Затем были захвачены Тюмень, Уфа и Шадринск, следом развернулись бои на подступах к Екатеринбургу и Казани.
* * *
Следствием изгнания большевиков из Самары стало образование в городе временного правительства – Комитета членов Учредительного собрания (сокращенно – Комуч). По сути, это было единственное на тот момент легальное правительство стремительно распавшейся на части страны, ведь основали Комуч всенародно избранные депутаты Учредительного собрания – эсеры Прокопий Климушкин, Иван Брушвит, Борис Фортунатов, Иван Нестеров и член Учредительного собрания от Твери Владимир Вольский.
Основатели Комуча предполагали сосредоточить в Самаре большую часть депутатов Учредительного собрания, достаточную для обеспечения кворума и превращения его в единственный законный орган власти на территории России. Исполнительная власть Комуча была сосредоточена в руках «Совета управляющих ведомствами» под председательством Евгения Роговского – бывшего товарища министра внутренних дел Временного Всероссийского правительства.
И первым делом Комуч приступил к формированию собственной армии, получившей название «Народная армия».
Вскоре в Самаре была сформирована 1-я добровольческая Самарская дружина, командиром которой стал подполковник Генерального штаба Владимир Каппель. И вскоре каппелевцы нанесли ряд тяжёлых поражений превосходящим силам Красной Армии: были взяты Сызрань, Ставрополь (ныне Тольятти), Симбирск и Казань.
* * *
Именно в Казани хранилось около трети золотого запаса Российской империи – остальное ещё в самом начале войны было вывезено в Нижний Новгород и Тбилиси.
Причём в Казани хранились не только золотые слитки, но и иностранная валюта, в том числе доллары США, английские фунты, франки, немецкие марки, турецкие лиры и японские иены.
Кроме того, Казанское отделение Госбанка принимало на хранение и сотни тысяч пудов золота, принадлежащих частным банкам. К примеру, когда вспыхнул мятеж чехов, из Самары были эвакуированы ценности местного отделения банка: на пароходе «Фельдмаршал Суворов» в Казань было отправлено 1 917 мешков золотых монет и 6 тюков кредитных билетов общей суммой в 30 миллионов рублей. Также прибыл эшелон с золотом и из Тамбовского отделения Госбанка. Деньги переводились из целого ряда средних и малых городов, отделений банков и казначейств – Орловского, Козловского, Тетюшского и т. п.
Старший кассир Казанской областной конторы Госбанка Георгий Ахмадуллин вспоминал: «Советской властью было сделано распоряжение как из Москвы, так и из других городов золотую и серебряную монету сосредоточить в кладовых Казанского отделения Госбанка. Для этой цели в спешном порядке при помещении Госбанка приспосабливали новые помещения. Золото в Казань прибывало в вагонах по железной дороге, упакованное в ящиках с пломбами и нумерацией, вес каждого ящика приблизительно был около 3 пудов.
Конечно, большевики при угрозе наступления “Народной армии” попытались было эвакуировать ценности, реквизировав для этого все баржи и пароходы, но стремительный натиск “народников” смешал все планы.
Полковник Каппель докладывал в телеграмме в Самару: «Трофеи не поддаются подсчёту, захвачен золотой запас России…».
Всего, по подсчётам Каппеля, в бюджет Комуча перешло 650 млн золотых рублей в монетах, 100 млн рублей кредитными знаками, а также «слитки золота, платины и другие ценности».
* * *
Разумеется, такое богатство не оставило никого равнодушным. В ноябре 1918 года правительство Комуча было разогнано в результате заговора части офицерского корпуса, поддержанного агентами Антанты. К власти был приведён адмирал Александр Колчак, провозгласивший себя Верховным правителем России.
Часть депутатов Учредительного собрания была задержана в Екатеринбурге, где в то время хозяйничал чешский генерал Радола Гайда, назначенный Сибирским правительством в Омске (союзником Комуча).
Член Комуча эсер Николай Святицкий позже писал: «Вечером у подъезда гостиницы стала сгущаться толпа военных. Как потом выяснилось, это были горные стрелки. Они ворвались в “Пале-Рояль” в полном вооружении, многие со штыками наперевес. Особенно настойчиво искали Чернова (лидер партии эсеров. – Авт.)… Один из офицеров кричал на бегу:
– Помните, номер третий, самый главный... Хорошенько там поработайте штыками!
С шумом и треском взламывались двери, откуда-то летели вороха бумаги, раздавались крики, топот. Кто-то начал стрелять, даже взорвалась граната. Член Учредительного собрания эсер Максудов был смертельно ранен выстрелом в упор».
* * *
От Колчака золотой запас России перешёл к чехам, вот почему они с такой лёгкостью предали «Верховного правителя России», ставшего для них обузой.
Часть золота чехословаки возвратили советским властям в обмен на гарантии беспрепятственной эвакуации корпуса из России, остальное – как это выяснилось позже – забрали с собой.
Сами же чехи предпочитали вообще не принимать никакого участия в войне: после того как Красная Армия в сентябре 1918 года выбила легионеров из Казани, они бросили фронт и больше в боях с красноармейцами не участвовали, двинувшись в сторону Владивостока.
По дороге они действовали, как банда грабителей, забирая всё ценное, что попадалось на пути.
Белогвардейская газета «Дело России» в 1920 году писала: «Добыча чехов поражала не только своим количеством, но и разнообразием. Чего только не было у чехов. Склады их ломились от огромного количества русского обмундирования, вооружения, сукна, продовольственных запасов и обуви.
Не довольствуясь реквизицией казённых складов и казённого имущества, чехи стали забирать всё, что попадало под руку, совершенно не считаясь с тем, кому имущество принадлежало. Металлы, разного рода сырьё, ценные машины, породистые лошади объявлялись чехами военной добычей. Одних медикаментов ими было забрано на сумму свыше трёх миллионов золотых рублей, резины на 40 миллионов рублей, из Тюменского округа вывезено огромное количество меди и так далее…
По самому скромному подсчёту, эта своеобразная контрибуция обошлась русскому народу во многие сотни миллионов рублей и значительно превышала контрибуцию, наложенную пруссаками на Францию в 1871 году. Часть этой добычи стала предметом открытой купли-продажи и выпускалась на рынок по взвинченным ценам, часть была погружена в вагоны и предназначалась к отправке в Чехию».
* * *
Эвакуация Чехословацкого корпуса из Владивостока завершилась 2 сентября 1920 года. Всего было эвакуировано 67 тысяч человек: 56 тысяч военных, чуть больше 6 тысяч гражданских и 5 тысяч женщин и детей, которыми легионеры обзавелись в России.
Как позже свидетельствовал полковой врач, а позднее писатель Франтишек Лангер, вместе с чехами был вывезен и золотой груз – 750 ящиков со слитками. Из Владивостока золото было перевезено на корабле «Шеридан» в итальянский порт Триест, а из Италии золотые слитки были переправлены в Прагу на санитарном эшелоне – под койками солдат.
Украденное в России золото поступило в распоряжение открытого ещё в 1919 году «Legiobanka» – собственно, через этот банк шла оплата фрахта необходимого числа проходов для эвакуации легионеров из Владивостока.
Но украденное золото не пошло впрок. Активы «Legiobanka» были конфискованы немецкими властями в 1940 году, а сам банк переименован – немцам были противны любые упоминания о чешских легионерах-изменниках.