6 июля 1918 года в два часа дня к зданию посольства Германии в Денежном переулке подъехал тёмный «паккард», из которого вышли два человека – сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев, которые потребовали незамедлительной встречи с послом.
Сотрудники посольства ничуть не удивились. Дело в том, что германскому посланнику – графу Вильгельму фон Мирбаху – несколько раз угрожали, и появление сотрудников ВЧК в посольстве все восприняли как запоздалую реакцию советских властей.
– Посол готов принять вас в малой гостиной. – вышел к чекистам советник посольства доктор Курт Рицлер.
Также на встрече присутствовал и адъютант военного атташе лейтенант Леонгарт Мюллер в качестве переводчика.
Но чекисты пришли вовсе не защищать посла.
Поводом к встрече было дело некоего родственника посла Роберта Мирбаха, задержанного ВЧК по подозрению в шпионской деятельности.
Удивленный граф Мирбах, которому были предъявлены материалы дела, заявил, что ничего о родственнике не знает. Тогда один из чекистов – Яков Блюмкин – спросил: желает ли господин посол узнать о мерах, которые намерено предпринять в связи с этим делом советское правительство?
«Я беседовал с послом, смотрел ему в глаза, – вспоминал потом Блюмкин, – и говорил себе: я должен убить этого человека. В моем портфеле среди бумаг лежал браунинг. “Получите, – сказал я, – вот бумаги”, – и выстрелил в упор. Раненый Мирбах побежал через большую гостиную, его секретарь рухнул за кресло. В большой гостиной Мирбах упал, и тогда я бросил гранату на мраморный пол…»
Но сотрудники посольства дали другие показания. Блюмкин выстрелил трижды, но все три раза промазал. Тогда Николай Андреев бросил бомбу, которая... не взорвалась. После этого Андреев выхватил свой револьвер и начал стрелять в посла, смертельно ранив дипломата. Тем временем Блюмкин подобрал бомбу и снова бросил ее в посла. Раздался оглушительный взрыв, и чекисты бросились бежать, выпрыгнув в разбитое окно с высоты второго этажа. Причем, неудачно – Блюмкин сломал ногу при прыжке. Кроме того, в него попал из револьвера один из охранников посольства.
Тем не менее, Андреев и раненный Блюмкин смогли добежать до своего «паккарда» и смогли скрыться, оставив в посольстве целый ворох улик: свои удостоверения, дело на «родственника посла», портфель с запасной бомбой.
* * *
Граф Вильгельм Мария Теодор Эрнст Рихард фон Мирбах-Харф происходил из древней аристократической семьи – его прапрадед был основателем Рейнской рыцарской академии, учебного заведения для будущих придворных и оруженосцев короля.
Сам Вильгельм начинал свою дипломатическую карьеру еще до Первой мировой войны – служил в германском посольстве в Санкт-Петербурге, затем – в Бухаресте, потом дорос до должности посла в Греции.
«Высокий, изысканный, моложавый, – описывали его современники. – Производит впечатление человека активного и умного, наделенного яркой индивидуальностью».
Граф Мирбах-Харф участвовал в мирных переговорах в Брест-Литовске. Переговоры завершились подписанием мирного договора между Россией и Германией и установлением дипломатических отношений. И граф получил новое назначение – в Москву, став таким образом первым иностранным дипломатом, аккредитованным при советском правительстве.
Поэтому послу Мирбаху приписывали особое влияние на Кремль. Хотя далеко не все большевики были рады приезду германского «куратора».
Например, 26 апреля 1918 года после беседы с наркомом по иностранным делам Георгием Чичериным состоялась и встреча графа Мирбаха с председателем ВЦИК Яковом Свердловым.
Яков Свердлов. Фото: общественное достояние«Чичерин, – докладывал позже Мирбах в Берлин, – приветствовал меня в весьма сердечном тоне и совершенно явно стремился с первого же дня установить отношения, основанные на взаимном доверии… Более сильные личности меньше стеснялись и не пытались скрывать свое неудовольствие. Это прежде всего председатель Исполнительного Комитета Свердлов. Вручение моих верительных грамот происходило не только в самой простой, но и в самой холодной обстановке. В его словах ясно чувствовалось негодование. По окончании официальной церемонии он не предложил мне присесть и не удостоил меня личной беседы».
Впрочем, Мирбах платил большевикам ответной холодностью.
«Большевизм достиг конца своей власти, – писал он в Берлин. – После более чем двухмесячного наблюдения я не могу более ставить благоприятный диагноз большевизму: мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счете он обречен».
И со стороны казалось, что посольство ведет самую бурную деятельность. По предписаниям из Берлина граф Мирбах, его подчиненные и товарищи вели переговоры с кем угодно: с большевиками и с врагами большевиков, с монархистами и с республиканцами, со сторонниками единой России и со сторонниками расчленения России. Планы менялись каждый день. Точно также ежедневно менялись намерения немцев относительно Украины, Польши, балтийских стран – в Берлине просто не знали, что со всем этим делать.
* * *
Между тем, 4 июля 1918 года в Москве в Большом театре открылся V всероссийский съезд Советов, который окончательно привел к расколу коалицию большевиков и левых эсеров, взявших власть в ходе октябрьского переворота.
Ленин ценил союз с левыми эсерами, которых поддерживало крестьянство. Поэтому вождь левых эсеров Мария Спиридонова стала заместителем председателя ВЦИК, многие члены партии социалистов-революционеров заняли важные посты в армии и ВЧК.
Но постепенно коалиция дала трещину – сначала по разгону Учредительного собрания, затем – по земельному вопросу. Окончательный же раскол произошел из-за планов большевиков заключить сепаратный мирный договор с Германией.
И прямо на V съезде Советов левые эсеры потребовали расторжения «похабного» Брестского мира. И потребовали отправить присутствовавшего на съезде Мирбаха обратно в Берлин.
Член ЦК партии левых эсеров Борис Камков назвал большевиков «лакеями германского империализма»:
– Диктатура пролетариата превратилась в диктатуру Мирбаха! – заявил он большевикам. – Ваши продотряды и ваши комбеды мы выбросим из деревни за шиворот!
– Долой Мирбаха! – кричали в зале.
* * *
6 июля эсеры и вынесли приговор германскому дипломату – его убийство должно было подорвать поддержку большевиков со стороны немцев и одновременно стать сигналом к мятежу. Левые эсеры располагали вооруженными отрядами в Москве и считали, что вполне могут взять власть в стране. Кроме того, на выборах и в Учредительное собрание, и в Советы вся деревня голосовала только за эсеров, которые обещали дать им землю – всем и поровну.
Кроме того, как верили сами эсеры, взрыв во дворце Мирбаха должен был быть сигналом для все еще медлящих пролетариев Германии и Австрии.
Итак, рано утром руководитель московских эсеров Анастасия Биценко нашла исполнителей акции террора – Блюмкина и Андреева.
Яков Блюмкин и Николай Андреев. Фото: общественное достояниеЯков Блюмкин был очень молодым человеком: в 1917 году ему было всего 17 лет. В революцию он ворвался стремительно – сразу после Февральской революции он вступил в партию левых эсеров, а в июне 1918 года его утвердили начальником отделения ВЧК по противодействию германскому шпионажу. Но уже через месяц – сразу после Брестского мира – отделение ликвидировали. Дескать, мы теперь с немцами дружим, какая борьба с германским шпионажем?!
Свое участие в убийстве он объяснил идеологическими вещами:
– Я противник сепаратного мира с Германией, постыдного для России... Но кроме общих и принципиальных побуждений на этот акт толкают меня и другие побуждения. Черносотенцы-антисемиты с начала войны обвиняли евреев в германофильстве, а сейчас возлагают на евреев ответственность за большевистскую политику и сепаратный мир с немцами. Поэтому протест еврея против предательства России и союзников большевиками в Брест-Литовске представляет особое значение...
Анастасия Биценко передала Блюмкину и фальшивые документы и два портфеля с бомбами, которые уже давно делал для эсеров член ЦК ПСР Яков Фишман – будущий генерал РККА и начальник военно-химического управления Красной армии.
Правда, документы только отчасти были фальшивыми – мандат подписал заместитель председателя ВЧК левый эсер Вячеслав Александрович (настоящая фамилия – Дмитриевский), заместитель Дзержинского. Причем, Вячеслав Александрович не только заверил печатью мандат Блюмкина и Андреева, но и написал записку в гараж ВЧК, чтобы им выделили автомобиль.
Сам Феликс Эдмундович объяснял после мятежа: «Александровичу я доверял вполне. Он имел право подписывать все бумаги и делать распоряжения вместо меня. У него хранилась большая печать, которая была приложена к подложному удостоверению от моего якобы имени, при помощи которого Блюмкин и Андреев совершили убийство…»
* * *
Убийство Мирбаха действительно стало сигналом к восстанию.
Пока Дзержинский допрашивал свидетелей убийства в германском посольстве, левые эсеры захватили телеграф и телефонную станцию, напечатали свои листовки. Александрович приехал на Лубянку и распорядился арестовать как Дзержинского, так и члена коллегии ВЧК Мартына Лациса.
Здание где было совершено убийство. Фото: AndyVolykhov/WikipediaВоенные, присоединившиеся к ним, предлагали взять Кремль штурмом. Но руководители эсеров действовали нерешительно – видимо, боялись, что междоусобной схваткой с большевиками смодет воспользоваться мировая бупжуазия.
Спиридонова писала Ленину: «Мы не свергали большевиков, мы хотели одного – террористический акт мирового значения, протест на весь мир против удушения нашей Революции. Не мятеж, а полустихийная самозащита, вооруженное сопротивление при аресте. И только».
Пассивная позиция эсеров позволила большевикам перехватить инициативу.
Нарком по военным и морским делам Лев Троцкий вызвал из-под Москвы два латышских полка, верных большевикам, подтянул броневики.
Утром 7 июля Троцкий приказал обстрелять штаб левых эсеров из артиллерийских орудий. Через несколько часов мятежники сложили оружие. Их всех пощадили, за исключением Вячеслава Александровича – его Дзержинский лично приказал расстрелять, как и тех 12 чекистов. которые арестовали его самого и Лациса.
Убийцы немецкого посла Блюмкин и Андреев бежали на Украину, где левые эсеры в то время намеревались взять власть.
Андреев вскоре заболел сыпным тифом и умер, а Блюмкин перешел на сторону большевиков. Потом он воевал на Южном фронте: учился в Военной академии, работал в секретариате наркома Троцкого.
В 1929 году его судили и расстреляли – не за Мирбаха, конечно, а за связь с Троцким.
