В Петербурге под угрозой сноса оказалось здание, где некогда располагалась школа, в которой училась Ольга Берггольц. Многие горожане не согласны с тем, что ради строительства ещё одного моста через Неву в городе должно исчезнуть это здание, исчезнуть ещё одна памятная метка сложной и трагической истории Ленинграда-Петербурга и страны. Недавно недалеко от здания бывшей школы петербуржцы и не только петербуржцы – приехали поэты из Самары (Григорий Битнев) и Новгорода (Анна-Виктория Веневитинова) – собрались, чтобы прочесть свои стихи и стихи Ольги Берггольц разных лет и привлечь внимание к угрозе сноса.
Градозащитник Олег Мухин сообщил корреспонденту «Стола», что в рамках планов по строительству Большого Смоленского моста власти планируют снести восемь исторических дореволюционных зданий на проспекте Обуховской обороны № 48, 54, 56, 60, 69, 71, 44, литера А, 68, литера А, среди которых и здание бывшей школы, где училась Ольга Берггольц. Градозащитники давно протестуют против этого решения, предлагали властям различные варианты строительства с сохранением зданий либо полный отказ от строительства ещё одного моста, так как, по мнению ряда экспертов, новый мост не улучшит транспортную ситуацию в городе. Много рассказывается сегодня о ценности этого уголка Петербурга, о связи этих мест с жизнью и творчеством Ольги Берггольц, стихи которой стали для многих блокадников поддержкой и помощью. Её «Разговор с соседкой», поэма «Февральский дневник» – не только голос осаждённого города, но и свидетельство его мук и стойкости на все времена.
Эти места связаны с юностью Ольги. Здесь она родилась и росла, здесь училась в школе, именно здесь написала первые стихи. Дом №54 по проспекту Обуховской обороны (дореволюционный адрес – проспект Села Смоленского, 20/1) – бывшее семиклассное коммерческое училище, здание которого после 1917-го заняла Единая трудовая школа №117. Именно в этой школе с 1922-го по 1926 год училась Ольга Берггольц, которая жила неподалёку. Первые стихи будущей «блокадной музы» и автора известных ныне блокадных дневников были опубликованы в газете «Ленинские искры» в 1925 году, когда Ольга была ученицей этой школы.
«…Я росла и училась в 117-й единой трудовой школе, в двадцатых годах, и заветной моей мечтой была кепка и кожаная тужурка – это со стороны, так сказать, внешней. Внутренне же мы все были охвачены романтикой только что отгремевшей гражданской войны. Нет, “тургеневской девушки” из меня решительно не получилось…» «Невская застава, Невская застава! Ночи, полные багровых зарев с Чугунного завода. Первая любовь моя. И то, что непередаваемо и невосполнимо…», – писала Берггольц.
О царившей в 117-й трудовой школе атмосфере двадцатых годов, о том, как во многом именно под её воздействием формировался характер Ольги Берггольц, подробно пишет в своей книге «Ольга Берггольц. Начало (по ранним дневникам)» историк литературы, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИРЛИ РАН (Пушкинского дома) Наталья Прозорова.
«Школа переживала период перемен. С одной стороны, сильное влияние на подрастающее поколение оказала система школьного самоуправления, и был принят ряд нормативных документов, способствующих её развитию. Параллельно шло воспитание коллективизма как принципа формирования новой личности. Предполагалось, что школьное сообщество готовит «граждан своей школы», а затем и государства, – пишет Прозорова. – Из отчета 117-й школы видно, что в Школьный (педагогический) совет, наряду с преподавателями и врачом, входили также учащиеся (8 человек) и представители населения (4 человека). Причём именно самоуправлению учащихся уделялось наибольшее внимание. Этот вопрос «дебатировался в 5 заседаниях совета».
Ещё одна важная цитата из книги Прозоровой: «Закономерным итогом школьной социализации (т.е. воспитания человека-борца, марксиста, интернационалиста и атеиста) выглядит дневниковая запись Ольги от 22 октября 1924 года с подзаголовком «Самое главное»: «У НАС В ШКОЛЕ БУДЕТ КОМСОМОЛ (так в дневнике. – прим. ред.)!! Как я была рада!! Как рада! Я вся дрожала, когда пела Интернационал. Как я буду работать там! Какое это огромное большое дело! Какая полная, содержательная будет моя жизнь…О, скорей бы в комсомол… Скорей бы… Тысяча грёз кружат меня: я вижу себя в деревне, агитирую за Советы и т.д. О, скорей бы в комсомол…» (1924. Тетрадь 3).
Ольга Берггольц в своей автобиографии напишет, что в комсомол она вступила, по сути, наперекор семье, вынесла все «домашние драмы» и «была комсомолкой прямо-таки фанатичной, и в последних классах школы, и в вузе, и дальше, дальше…». Как отмечает Наталья Прозорова, «тургеневской девушки», как мечтала Мария Тимофеевна (мать Ольги), из дочери не получилось.
«Таким образом, отроческие записи политического характера помогают рассмотреть процесс “формовки” человека нового строя, принятие Ольгой и подростками 1920-х гг. социальных функций и ролей, задаваемых властью, – сообщает Наталья Прозорова. – Ранние дневники наглядно демонстрируют влияние коммунистических молодёжных движений и школы на формирование общественного темперамента начинающей поэтессы». Эта «формовка» происходила здесь, в школе. Будущая «блокадная муза» огромное значение придавала в своей жизни газетной, журналистской работе. После университета Ольга отправилась работать журналисткой в Казахстан, и по возвращении в Ленинград писала в газеты, работала на Ленинградском радио в годы блокады. А ведь журналистика для Ольги началась в школе №117 со стенной газеты.
Прозорова пишет: «Ольга надеялась, что газета поможет созданию комсомольской ячейки (которой в то время в 117-й школе ещё не было, но были комсомольцы, входившие в коллективы РКСМ при предприятиях района). «Действительно, школьная стенная газета необходима, – размышляет в дневнике юная Ольга. – Она будет служить агитационным веществом, будет пробуждать кружки, порицать худые стороны школы, вообще это будет двигателем и центром школы. В голове у меня готов целый план» (1924. Тетрадь 3). Эта запись была сделана 9 ноября 1924 года, а 1 декабря стенгазета была уже готова: «Ура!! Газета висит, около её толпа. Чувствую себя именинницей» (1924. Тетрадь 3). 5 декабря Берггольц уже начала хлопоты о втором выпуске. Так, первый «опыт» «издательско-редакторской» работы Берггольц получила в четырнадцать лет в школьной стенгазете. Кроме того, она затевала «всякие литературные журналы, сборники и т.д.». Позднее в автобиографии поэтесса писала: «Потом меня выбрали редактором стенгазеты, и я отдалась этому делу прямо со страстью…». Примерно через полгода после декабрьской дневниковой записи появились первые напечатанные заметки Ольги.
Здание на проспекте Обуховской обороны хранит в себе эту память – о советской трудовой школе, о том, как тогда формировались личности подростков, о школьном духе и атмосфере. Это здание помнит юную будущую «блокадную музу», это здание – неотъемлемая часть истории Ленинграда-Петербурга, его важная, хотя и неочевидная часть. Оно могло бы стать одной из точек будущих экскурсионных маршрутов, связанных с советским Ленинградом, школьным образованием, творчеством Берггольц, блокадой. Потеря подлинного здания станет ещё одной потерей, невосполнимой прорехой в городской ткани.
«У нас ещё есть надежда сохранить здание, если будет всё же изменён проект моста, – говорит Олег Мухин. – Весь август каждое воскресенье на Перевозной набережной будут происходить разные события – пленэр, встречи, концерты, организованные градозащитниками: состоится арт-марафон в поддержку сохранения старого уголка Петербурга, где воды Невы не скованы гранитом и река течёт вольно, где жива память об Ольге Берггольц».
Среди читавших стихи в одно из воскресений арт-марафона была Людмила Багрянская – петербургский краевед, градозащитник, автор стихов о Петербурге. Она вспомнила, как в десятых годах нынешнего века горожане защищали от сноса здание Блокадной подстанции на Фонтанке, дававшей ток трамваям весной 1942 года. Среди акций в защиту здания были и экскурсии, их маршрут включал и здание подстанции, и памятный знак «Блокадная полынья» на Фонтанке, и Аничков мост со скульптурными группами Клодта, и шрам от осколка снаряда на одном из постаментов, и памятный знак об этом. И, конечно, в этот маршрут входил находящийся неподалеку Дом радио, где в годы блокады работала Ольга Берггольц. Людмила Багрянская читала стихи Ольги «Из блокнота сорок первого года»:
Я не дома, не города житель,
не живой и не мёртвый – ничей:
я живу между двух перекрытий,
в груде сложенных кирпичей…
Ещё одна важная деталь, которую не хочется упустить в этом рассказе. На здании бывшей школы более двадцати лет назад была установлена мемориальная доска работы архитектора скульптора Вячеслава Бухаева – автора знаменитого памятника Сергею Довлатову на улице Рубинштейна в Петербурге. Мемориальная доска – одна из ранних работ Бухаева, и она посвящена памяти о Великой Отечественной войне.
В самом начале ВОВ в этом доме формировалась I дивизия ЛАНО – Ленинградской армии народного ополчения. Дивизия, состоявшая в основном из молодых людей, не подлежащих призыву по состоянию здоровья, или студентов, была направлена в Волосовский район Ленинградской области, где ополченцам противостояла 91-я пехотная дивизия вермахта, уже прошедшая кампанию во Франции и Прибалтике. Ленинградская дивизия в тяжелейших боях на этом участке потеряла половину личного состава. Ленинградские ополченцы – те, кто пережил войну и дожил до девяностых годов – смогли увековечить память о том, что именно в этом доме происходило формирование дивизии, заказав и оплатив мемориальную доску. Так военная память смыкается с памятью о юности Берггольц, для которой война и блокада, как она сама писала, стали порой «жестокого расцвета».
…На берегу Невы звучали стихи Ольги Берггольц, написанные ею в разные годы, но созвучные по-прежнему нам…
Плакала и пела неустанно,
Долго плакала и пела я –
Нашу песенку о дальних странах
Заучила камера моя...
О далёких и прекрасных странах!
Молодость, румянец и весна,
И у самых-самых ног играет
Невская прозрачная волна...
Вот как там
Вот как мы там ходили,
Руки онемевшие сомкнув,
Как бесстрашным сердцем полюбили
Нашу заболевшую страну.
............................................
Только что же?
Если эти стены
Заучили милые слова,
Значит, нет ни горя, ни измены,
Значит, наша родина – жива.
Так писала Берггольц после ареста в 1938 году о своём страшном тюремном опыте, о своей стране. И стихи эти звучали в новом веке, на невском берегу, на земле, которая помнит Ольгу Берггольц.
Среди пришедших читать и слушать была Ольга Миловидова, основательница Финского театра в Петербурге. Она прочла одно из позднейших стихотворений Ольги Берггольц:
Нет, судьба меня не обижала,
Щедро выдавала, что могла:
И в тюрьму ежовскую сажала,
И в психиатричку привела.
Провела меня через блокаду,
По смертям любимейших вела,
И мою последнюю отраду –
Радость материнства – отняла.
Одарила всенародной славой, –
Вот чего, пожалуй, не отнять.
Ревности горючею отравой,
Сердцем, не умеющим солгать.
В скудости судьбу я упрекнуть не смею,
Только у людей бы на виду
Мне б стихами рассчитаться с нею,
Но и тут схитрила: не дадут.
<1960>
Янина Парунова, дизайнер и историк мебели, специально пришедшая на чтение стихов на Перевозную набережную, считает, что поэтические чтения – очень сильный жест, ответ на уничтожение памяти и культуры: «Я слушаю стихи – и чувствую, что это символический ответ тем, кто уничтожает память».