Этим летом мы с друзьями собирались раз в неделю, чтобы почитать псалмы – древние поэтические тексты о судьбе еврейского народа. Многие из нас читали их и до этого и будут читать после, но общее чтение – это всегда нечто особенное. Мысль одного человека цепляется за мысль другого, и так незаметно вырастает целое дерево открытий. Их было много, но одно меня не отпускает уже несколько недель.
Речь о 136-м псалме – «На реках Вавилонских». Уверена, что многие слышали его – хотя бы в изводе от группы Boney M «Rivers of Babylon», – но коротко напомню, о чём он.
Это песня еврейских изгнанников, которые после падения Иерусалима и разрушения первого Храма (в 586 году до н. э.) живут в вавилонском плену. В первой части псалма (ст. 1–6) евреи скорбят об утраченной родине, во второй (ст. 7–9) надеются на возмездие своим угнетателям.
1 Там, у рек Вавилонских, сидели и плакали мы, вспоминая Сион.
2 Там, на ветви ив, мы повесили наши лиры.
3 Те, кто в плен нас увёл, приказали, чтобы мы пели песни.
Притеснители наши велели, чтоб мы веселились:
«Ну-ка спойте нам песни Сиона!»
4 Как петь нам песнь Господу на чужой земле?
5 Если я позабуду тебя,
Иерусалим, пусть рука моя правая тоже меня позабудет,
6 и пусть к нёбу присохнет язык, если помнить не буду тебя я,
если выше всех радостей мира не будет мне Иерусалим.
7 …Припомни, Господь, как сыны Эдома говорили в день гибели Иерусалима: «Сровняйте, сровняйте его с землей!»
8 Вавилон, ты страна грабежа!
Благословен, кто поступит с тобой, как ты – с нами!
9 Благословен, кто размозжит твоих детей о камень!
Память пользы и память истины
Тех, кто впервые читает этот псалом, шокируют последние строки о том, что «Благословен, [тот] кто размозжит <...> детей о камень!».
Однако это история не про то, что хорошо убивать детей (кстати, Boney M испугались и об этом петь не стали), а про память. И эта история была актуальна тогда, две с лишним тысячи лет назад, актуальна она и сейчас. После XX века, может быть, даже слишком актуальна. Уж больно много примеров, когда люди – целые народы – не знали, как им быть со своей памятью.
Французский философ Поль Рикер в работе «Память, история, забвение» описывает ситуацию, когда ради достижения воображаемого – чаще всего – единства выстраивается политика памяти, которая руководствуется соображениями пользы, а не истины. А значит, это подразумевает забвение преступлений и трагических страниц прошлого.
Тут надо оговориться, что забвение и беспамятство – это разные вещи. Если первое – это дар Божий, чтобы мы не сошли с ума, помня все свои грехи, то беспамятство подразумевает сознательный выбор человека самому себе прощать грехи и забывать о них, чтобы совесть не мучала.
Беспамятство бывает не только личным, но и общим: зачем вспоминать тяжёлое прошлое, зачем терзать себя? Не лучше ли перевернуть страницу и петь старые песни на новом месте? Но иудеи не могли петь. Не только потому, что сердце у них разрывалось, но и потому, что безнравственно смешивать то, что принадлежит Господу, с мирскими – языческими – вещами. В этом может быть польза, но нет места для истины.
Действительно, с рациональных позиций иногда проще оставить прошлое в прошлом, жить здесь и сейчас, а не тосковать по тому, чего больше нет.
Но люди, находившиеся в Вавилонском плену, почему-то решили поступить иначе.
«Если я позабуду тебя, Иерусалим»
Вавилонский плен длился 60 лет, и кажется, что это не много, но если вспомнить другой сюжет из Ветхого завета (как Моисей водил народ по пустыне в течение 40 лет, чтобы народ обновился), то становится ясно, что 60 лет – достаточный срок, чтобы народ смог «забыть Иерусалим». Но для народа утрата памяти о доме сродни утрате себя самого, своей целостности, своего голоса: «пусть рука моя правая тоже меня позабудет, и пусть к нёбу присохнет язык».
Нью-Йорк" />Картина Джеймса Тиссо «Бегство пленников». Фото: Еврейский музей, Нью-ЙоркЕсли вернуться к паре «забвение – беспамятство», то возникает развилка: или мы сами отказываемся помнить свой грех (или трудное прошлое с его грехами), и тогда мы как бы сами себя прощаем, или мы просим прощение, и Господь, простив, может даровать нам забвение грехов. Не любых, а тех, за которые принесено покаяние.
В этом псалме народ отказался от самочинного забвения, а выбрал память как залог будущей жизни, надежды на торжество истины и покаяние. Возможно, у них была интуиция, что не так важно, сойдёт ли народ с исторической арены, а важно то, как он сойдёт: как тот, кто отказался от призвания, или тот, кто помнит, где его Иерусалим.
Таким образом, получается, что для того, чтобы выжить не биологически, а духовно, народу важно было помнить, кто он и откуда он вышел, где его корни, в чём его призвание и Кто его Бог.
Жить vs выживать
Вавилонский плен длился 60 лет, сам же Вавилон просуществовал 70 лет. И последнее число вызывает в памяти ассоциацию с другим пленом – советским периодом в истории нашей страны. Как и Вавилон, Советский Союз пал вскоре после своего семидесятилетия.
На протяжении этого времени русский и другие народы были в плену у советского человека. И часто для того, чтобы выжить, надо было забыть, кто ты и откуда, забыть свои корни, своё призвание, своего Бога.
«Как всё поменялось! – подумала я. – Еврейскому народу, чтобы выжить, надо было помнить себя, а русскому человеку в XX веке – забыть». Но как только я произнесла это вслух, то поняла, что неправа: ничего не поменялось.
И тогда, в VI веке до нашей эры, были те, кто хотел выжить, и были те, кто хотел жить. Первые – я в этом убеждена – выбрали забыть Иерусалим и ассимилироваться среди язычников, выбрав память пользы. Вторые остались верны своей памяти, выбрали истину, а не пользу. На короткой исторической дистанции они могли выглядеть как проигравшие неудачники, но каковы плоды?
Те, кто выбрал выжить любой ценой, канули в Лету вместе с вавилонянами. Те же, кто сохранил себя, вышли из плена, и их потомки живут и сегодня. Со всеми взлётами и падениями, скитаниями и страданиями, но они живут.
И в XX веке люди стояли перед тем же выбором: жить или выживать, выбрать истину или пользу. Польза в моменте кажется слаще и приятнее, но что этот момент перед вечностью?
