С формальной точки зрения, убийство Котовского было раскрыто в кратчайшие сроки: убийца сам сдался следствию. Это был некто Мейер Зайдер, старинный знакомый Котовского, бывший содержатель роскошных публичных домов Одессы, бывший подручный бандита Мишки Япончика, ставший в Советской России начальником охраны Перегоновского сахарного завода.
Первая версия, запущенная в оборот, была нарочито бытовой: Зайдер, мол, обиделся на Котовского, якобы застав его в постели со своей женой. После этого он приехал в совхоз Цупвоенпромхоза «Чабанка», что в 30 км северо-восточнее Одессы, дождался Котовского и в упор выстрелил в него из револьвера.
По другой версии, столь же бытовой, Котовский якобы воспылал чувствами к одной даме и, поссорившись с конкурентом, сам выхватил револьвер из кармана. Зайдер же повис на руках комкора, но в пылу драки Котовский случайно нажал на курок своего оружия.
Уже на суде, который состоялся лишь через год после убийства, сам Зайдер чуть ли не с открытой насмешкой нёс полную чушь: якобы он застрелил Котовского за то, что тот его не повысил по службе. Судей это объяснение устроило вполне, и они без лишних расспросов приговорили Зайдера к 10 годам заключения.
Но была и третья версия. Известно, что летом 1925 года, как раз перед самым отбытием на отдых, Котовского назначили заместителем народного комиссара по военным и морским делам СССР Михаила Фрунзе. Вот только вступить в должность Котовский так и не успел.
И вместо Котовского заместителем наркома стал его заклятый враг – бывший луганский слесарь Клим Ворошилов, ближайший друг и товарищ Сталина, бывший комиссар Первой конной армии.
* * *
Но тут следует отметить, что после Гражданской войны в стане победителей образовалось две конкурирующие группировки, два полюса силы – «первоконники» и «второконники». Дело в том, что, в отличие от Первой мировой войны, Гражданская война в России шла по иным правилам: не было чётко установленной линии фронта с многокилометровыми укреплениями, у всех воюющих сторон не хватало ни пулемётов, ни артиллерии, ни авиации, не говоря уже о танках, поэтому все боевые действия были скоротечны и мобильны. И главной военной силой, как и в XIX веке, стала кавалерия – мобильные подразделения, которые могли зайти в тыл врага и стремительно атаковать, даже не обладая нужным количеством патронов.
В РККА на момент окончания Гражданской сложилось две наиболее крупные кавалерийские армии – Первая конная и Второй кавалерийский корпус. За каждым из этих корпусов стояли свои политики из ЦК партии, входившие в Реввоенсоветы фронтов и курировавшие различные участки Гражданской войны. Так, за Первой конной армией стояла фигура Сталина, который принимал самое непосредственное участие в создании армии Будённого. За Вторым корпусом стоял сам Михаил Фрунзе, член РСДРП с 1904 года, один из самых авторитетных большевиков, старейший большевик. И почти сразу же между «первоконниками» и «второконниками» установилась смертельная вражда, ведь именно красные конники первыми занимали все ключевые посты в Наркомате обороны. И усиление одной группировки автоматически означало уничтожение другой: как известно, именно внутривидовая конкуренция – самая ожесточённая.
Так оно и случилось.
31 октября 1925 года, после операции на предмет излечения «язвенной болезни», не стало уже и самого наркома Михаила Фрунзе. Новым наркомом обороны стал товарищ Ворошилов, который тут же начал настоящую охоту на «второконников».
Интересно, что косвенным подтверждением версии заказного убийства стали и все последующие события.
Осужденный Зайдер весьма комфортно устроился в заключении: стал заведующим тюремным клубом в Харьковском доме общественно-принудительных работ и получил право свободного выхода в город. А в конце 1928 года и вовсе вышел на свободу «за примерное поведение»!
Оказавшись на свободе, он поселился в Харькове – тогдашней столице Украины, устроившись на железную дорогу сцепщиком.
Но осенью 1930 года его нашли убитым на железнодорожном полотне близ харьковского вокзала. Следствие пришло к выводу, что убили Зайдера ветераны-котовцы, отомстившие за своего комкора. Поэтому убийц даже не искали.
Но возможна и другая версия: заказчики убийства просто избавились от лишних свидетелей, ведь в то время полностью разгромленные «второконники» были куда больше озабочены вопросами собственного выживания, нежели местью за Котовского.
Впрочем, ещё большую загадку, нежели смерть Котовского, представляет его жизнь: как вообще этот человек с тремя классами образования и уголовным прошлым мог стать заместителем наркома обороны?
* * *
Котовского величали «Робин Гудом революции», «последним гайдуком» и «легендарным комдивом», но только вот эти прозвища были придуманы уже после смерти Котовского. Во всей советской историографии не было, пожалуй, более неоднозначного и загадочного человека, который бы с таким упорством скрывал любые сведения о себе. После смерти великого предводителя жиганов его образом занялась уже власть, желавшая вылепить из уголовного авторитета идейного революционера и красного командира.
Григорий Котовский никогда не указывал свой возраст. В разных автобиографиях, которые он писал то для представления к ордену, то при вступлении в партию, или в письмах к любовницам он указывал три разные даты: 1884-й, 1887-й или 1888-й год. Но в действительности Григорий Иванович Котовский родился 12 июля 1881 года. Случилось это в местечке Ганчешты Кишинёвского уезда в Бессарабии, на краю огромной и процветавшей Российской империи. Его отец был механиком винокуренного завода, который принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею. Сам Котовский утверждал, что его отец был вовсе не православным мещанином, а потомком потомственного польского аристократа. Даже после Октябрьской революции, когда принадлежность к дворянству только вредила карьере, Котовский указывал в анкетах, что происходил из дворян, а дед его был полковником. Мать же его Акулина Романовна принадлежала к семье белокринницких староверов.
Приоткрывая завесу над своим детством, Григорий Котовский вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным. Страдая детскими страхами, часто ночью, сорвавшись с постели, бежал к матери, бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать…».
После падения с крыши Гриша Котовский стал страдать эпилепсией и расстройством психики. Заботы о его воспитании, как и всех прочих детей семейства Котовских, взяла на себя его крёстная мать София Шалль, молодая вдова инженера, работавшего на заводе Манук-Бея. Да и сам князь Григорий Иванович Манук-Бей, крёстный отец Гриши Котовского, не оставлял семью Котовских без попечения.
В 1895 году от чахотки умирает отец Гриши. В том же году Котовский на средства Манук-Бея поступает в Кишинёвское реальное училище, пособие на обучение получила и одна из его сестёр.
Гриша, оказавшись в Кишинёве без присмотра, решил изведать все прелести жизни в большом городе. Он стал прогуливать занятия, хулиганить и через три месяца был со скандалом изгнан из училища.
Но и здесь Грише помог его покровитель князь Манук-Бей. Он устраивает непутёвого крестника в Кокорозенское сельскохозяйственное училище, пообещав по окончании училища отправить его на учёбу в Германию. Этот довод оказался решающим: и в течение всего обучения в сельскохозяйственном училище Гриша не был замечен ни в каких хулиганствах. Он целыми днями учился, налегая на математику и немецкий язык. О его прилежной учёбе сохранились и официальные записи: «Григорий доил коров и заботливо выращивал телят. Тщательно следил за чистотой коровника, за правильностью кормления скота, умело варил сыры и аккуратно вёл записи в молочной книге».
Преподаватель молочного дела всегда ставил Котовского в пример другим: этот ученик не уйдёт спать, пока не осмотрит всех коров, не проверит, хорошо ли они привязаны, и не подложит им на ночь чистую подстилку. Любил Гриша и работать и на мельнице. Он часами пропадал у паровика и жерновов, исполнял обязанности то кочегара, то механика и особенно ловко насекал камни.
* * *
Закончив училище в 1900 году, Котовский устроился на практику помощником управляющего в имение молодого помещика Михаила Скоповского. Но уже через два месяца юный практикант был с позором изгнан за обольщение жены помещика и кражу: он утаил 200 рублей, полученные от реализации винограда. Деньги он как раз и потратил на супругу своего работодателя. В том же году Котовский оказывается в помощниках управляющего большого имения Максимовка Одесского уезда помещика Якунина.
В течение года он работал в 4 поместьях, и везде с ним приключалась одна и та же беда: растрата денег. Из пятого поместья 19-летний Котовский направился в Одессу, о злачных притонах которой ходили легенды по всей Бессарабии. Он растратил все деньги в портовых кабаках, после чего был с позором изгнан из училища, так и не получив никаких документов о среднем образовании.
Рухнули и его радужные надежды на продолжение учебы в Германии: в 1902 году из-за сердечного приступа неожиданно умер князь Манук-Бей. В поисках средств Котовский вновь едет к молодому помещику Скоповскому, который к тому времени уже развёлся с неверной женой. Конечно, это может показаться странным, но беспечный помещик нанял Котовского помощником управляющего. Результат был предсказуем: узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присвоил сто рублей, вырученных от продажи помещичьих свиней, и ударился в бега.
Бегал он, впрочем, недолго. Прокутив все деньги, Котовский по поддельным документам устроился управляющим имением к помещику Семиградову. Однако вопиющая безграмотность нового работника вскоре натолкнула помещика на некоторые подозрения. Связавшись с Якуниным, Семиградов узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник, после чего помещик обратился в полицию. Котовского арестовали, и за подлог документов он получил 4 месяца тюрьмы. Но, отсидев этот срок, Котовский был вновь арестован – на этот раз по обвинению в хищении денег у Скоповского. Так Котовский впервые оказался в знаменитом «грабительском коридоре» Кишинёвской тюрьмы, где в те годы собирался преступный «бомонд» Бессарабии. Но Гриша вовсе не собирался проходить тюремные университеты от звонка до звонка. Он разыгрывает приступ «нервической горячки», откусывая в припадке «эпилепсии» ухо какому-то старому вору. Его переводят в тюремный лазарет, а потом и вовсе освобождают «по болезни» из тюрьмы. После этого он снова работает управляющим у помещика Авербуха в селе Молешты, а потом – рабочим на пивоваренном заводе Раппа.
В ноябре 1903 года Котовский в третий раз оказывается на скамье подсудимых – и опять по обвинению в растрате казённых денег. На сей раз он угодил на нары на два месяца.
Оказавшись на свободе, Котовский вдруг узнал, что в январе 1904 года началась Русско-Японская война и он вновь подлежит мобилизации в армию. Григорий решает прятаться от войны в Одессе. Он достает поддельные документы, но прямо на вокзале в Кишинёве его арестовывает полиция. Несмотря на судимости, Котовского отправляют в 19-й Костромской пехотный полк, дислоцировавшийся тогда в Житомире. Но на войну Григорий Иванович не спешил и, вновь разыграв приступ «горячки», добился перевода в лазарет, откуда и сбежал на волю. Кстати, о своём дезертирстве в военное время Григорий Котовский в советские годы никогда не вспоминал, представляясь «лихим рубакой» без страха и упрёка, а свою жизнь в 1904–1905 годах он называл «эпохой бунтовщичества».
* * *
С мая 1905 года для Котовского начинается эпоха подполья, ведь за дезертирство ему светило не менее 10 лет каторги. В подполье он прибился к группе эсеров и в августе совершил своё первое ограбление в составе группы налётчиков эсера Дорончана.
Впрочем, грабежи у эсеров были редкостью, вынужденной необходимостью, когда партии срочно требовалось достать крупную сумму денег. Чаще всего эсеры занимались обычным вымогательством и «крышеванием бизнеса», причём по твёрдой ставке. К примеру, с крупного фабриканта они брали по 1 000 рублей в месяц, с купцов – по 500 рублей, с мелких лавочников – по 300. «Несогласных» воспитывали: то вдруг на фабрике начиналась забастовка, то вдруг вспыхивал пожар на складе.
Грабительское ремесло понравилось Грише. Ему нравились и революция, и лозунг «экспроприировать экспроприаторов», но вот работать на эсеров ему не нравилось: как выяснилось, партия забирала себе практически всю награбленную добычу. И Котовский через год порывает с эсерами и набирает собственную «революционную» группировку из семи человек. Себя он стал именовать крайне претенциозно – Атаман Ада.
Его первый документально подтверждённый грабёж – ограбление дворянина Дудниченко, которого адские налетчики подстерегли на опушке Бардарского леса.
Дальше в его послужном списке были налёты на мелких купцов, винные лавки, помещичьи усадьбы.
Всего в тот период банда Котовского провела 12 нападений. Что интересно: в числе первых жертв Котовского были его односельчане по селу Ганчешты. Например, он напал на дом купца Гершковича, которого знал с детства. Однако налёт был не совсем удачным: сын купца выбежал из дома и поднял крик, на который сбежались соседи и полиция. Отстреливаясь, котовцы едва смогли унести ноги. Следом Котовский совершил нападение на имение своего бывшего благодетеля, которым после смерти Манук-Бея владел помещик Назаров.
Всего с 1 января по февраль 1906 года банда Котовского совершила 28 ограблений, и в итоге полиция объявила за его голову награду в 2 000 рублей.
Котовский был эгоцентричен и самолюбив, он хотел создать о себе легенду как о короле преступного мира. Во время своих налётов он частенько угрожающе кричал: «Я Котовский!». В другой раз, совершив налёт на конвой арестованных крестьян, он оставил полицейскому расписку: «Освободил арестованных Григорий Котовский». В те годы все газеты обсуждали его виртуальную дуэль с помещиком Крупенским, который публично поклялся изловить этого адского атамана и повесить его на главной площади Кишинёва. В ответ банда Котовского совершила ночной налёт на имение Крупенского, похитив у него массу дорогих вещей, в том числе и дорогой бухарский ковёр ручной работы, висевший над кроватью помещика. На месте ковра Котовский оставил записку: «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати».
* * *
Вольная жизнь Атамана Ада продолжалась недолго. 18 февраля 1906 года полицейские агенты вычислили «малину» Котовского и окружили (по другой версии, его сдали сами эсеры, не простив ему предательства). В тот же день были арестованы и другие члены его банды.
Как рассказывает сам Григорий Иванович, именно после этого ареста уголовный мир Бессарабии признал его свои «авторитетом». Так, в мае 1906 года имя осведомителя Котовского мелькает в рапорте о предотвращении побега тринадцати анархистов из тюрьмы. После этого, опасаясь, видимо, мести со стороны революционеров, он добивается перевода из общей тюрьмы в одиночную камеру.
«Одиночка с прогулкой 15 минут в сутки и полная изоляция от живого мира, – писал Котовский. – На моих глазах люди от этого режима гибли десятками, и только решение во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели».
Также не выдерживает критики история побега Котовского 31 августа 1906 года, когда он, закованный в кандалы, сумел выбраться из одиночной камеры для особо опасных преступников Кишинёвской тюрьмы. Как он самостоятельно взломал дверь камеры, которую постоянно охранял часовой, затем прошёл охраняемый тюремный коридор, попал на тюремный чердак и, сломав железную решётку, спустился с чердака тюремной башни во внутренний двор тюрьмы по верёвке, предусмотрительно сделанной из разрезанного одеяла и простыни, история умалчивает.
Скорее всего, побег Котовского организовали сами полицейские, преследовавшие какие-то свои цели.
Но побег не был удачным. Уже через неделю жандармы настигли беглеца на одной из улиц Кишинёва.
Котовского водворили в камеру, и состоявшийся в апреле 1907 года суд признал его виновным в организации серии разбойных нападений. За грабежи, побег и дезертирство суд дал Котовскому десять лет каторги, что по меркам того времени было очень мягким приговором: в те годы казнили и за более мелкие преступления.
Столь мягким приговором возмутился уже губернский прокурор и отправил дело на доследование, которое стало настоящей сенсацией: выяснилось, что бандой Котовского фактически руководил полицейский – некий помощник пристава Зильберг, который получал от Котовского львиную долю награбленных денег с каждого дела. Также высокие полицейские чиновники помогали бандитам сбывать награбленное, снабжали их информацией об адресах наиболее богатых квартир.
После истории с разоблачением Зильберга слава Котовского как Адского атамана и революционного грабителя изрядно померкла.
Получив по новому приговору 12 лет каторги, он начал свой длинный путь по тюрьмам Российской империи. Он побывал в одиночке Николаевской каторжной тюрьмы, посетил Смоленский тюремный централ и Орловскую пересыльную тюрьму. Именно там Котовский и завязал первые контакты с членами партии анархистов и большевиков, пытаясь создать конкурирующую уголовным уркам группу «жиганов» – революционных боевиков. Вот как описывал тюремный быт Котовского один из членов его группы, некий Давид Кичман: «Там, где появлялся Котовский, прекращались поборы со стороны „уголовников“. В 1908 году в Николаевской каторжной тюрьме Котовский отменил так называемый налог „на камеру“ в пользу тюремной уголовной верхушки».
В 1911 году он попал на постройку Амурской железной дороги. Здесь у него случился конфликт с криминальным авторитетом Ванькой Козлятником. И вскоре Котовский убил Козлятника, но, опасаясь мести со стороны «урок», Котовский решил уйти в бега.
Неделю он отсиживался в домике путевого обходчика, пока ему готовили фальшивые документы и билеты на поезд.
Осенью 1913 года Котовский вернулся в Бессарабию, где вновь собрал банду из 10 человек. Штаб-квартирой новой банды стал дешёвый трактир «Лондон» на Титовской улице в Кишинёве.
* * *
В начале августа 1914 года Россия вступила в Первую мировую войну. В Бессарабии, где находился Юго-Западный фронт, было введено военное положение, которое означало не только тотальную мобилизацию мужского населения, но и введение военно-полевых судов и ужесточение наказания за преступления. То есть за грабежи Котовского и его подельников ждала уже не каторга, а виселица.
Не желая идти на фронт, Котовский приобрёл «белый билет», освобождавший его от призыва. Он устроился в крупное поместье помощником машиниста молотилки, а в свободное от работы время готовил очередной налёт. Уголовная статистика свидетельствует, что Котовский в 1913 году успел совершить 5 грабежей. В 1914 году он совершил около 10 вооружённых налётов. В 1915 году котовцы совершили более 20 налётов, в том числе 3 – в Одессе.
1916 год – пик воровской популярности Котовского. Его имя попадает в газеты. Особенно много о нём говорили после нападения на арестантский вагон на станции Бендеры. В вагоне ждали своей отправки в одесскую тюрьму несколько десятков уголовных заключённых, среди которых были и друзья Котовского по сибирской каторге. Вагон должны были прицепить к утреннему поезду. Когда до прихода состава оставалось около часа, к арестантскому вагону подошёл переодетый железнодорожником налётчик и передал начальнику караула приказ коменданта станции явиться к нему. После того как начальник караула ушёл на станцию, к вагону подошёл конвой с новой партией арестованных. Конвой возглавлял сам Котовский в форме офицера. Он потребовал принять арестованных, но, как только открылась дверь вагона, туда ворвались котовцы, игравшие роль и конвойных, и арестованных. Караул был разоружён, и около шестидесяти уголовников получили свободу.
Котовский начинает позиционировать себя как бессарабский Робин Гуд и бандит-романтик, добиваясь популярности своими широкими жестами. Несмотря на то что его подручные выходили на дело в масках, сам Котовский никогда маску не надевал. Напротив, он всегда старался быть узнанным. Иногда он проявлял великодушие: если жертва просила Котовского не забирать всё или оставить что-то на хлеб, Атаман Ада возвращал ограбленному некоторую сумму денег. Например, гувернантке банкира Финкельштейна он вернул дешёвые серьги, сорванные с её ушей его товарищами-налётчиками. Слёзные мольбы жены ограбленного судьи Черкеса тронули душу Григория, и он вернул изъятые из сейфов документы и ценные бумаги, которые, впрочем, были бандитам бесполезны.
Известно, что уже в советское время сам Котовский, вспоминая свой разбойный период, говорил, что сам не убил ни одного человека. Более того, он даже револьвер всегда носил незаряженным, надеясь больше на методы запугивания и силу своего страшного авторитета. Так это или нет, установить сейчас невозможно.
* * *
Осенью 1916 года Котовский в ходе облавы попался полиции, и вскоре начался суд над ним.
Зная, что ему грозит виселица, Котовский как мог оттягивал оглашение приговора. Он сочинил пространный текст «Покаяние», который произвёл неизгладимое впечатление на присяжных. Также в своё оправдание он заявил, что часть захваченных денег он жертвовал бедным и в Красный Крест – для помощи раненым на войне, но никаких доказательств этих благородных деяний он так и не предъявил.
Однако все ухищрения оказались бесполезными. Одесский окружной суд приговорил его к повешению.
Правда, власти почему-то не спешили исполнять приговор. Сорок пять суток Котовский просидел в камере смертников, ожидая смертной казни и забрасывая всевозможные инстанции слёзными прошениями о помиловании. Одно из этих писем прочитала Надежда Брусилова-Желиховская, жена легендарного командующего Юго-Западным фронтом Брусилова, которая под впечатлением от рассказа раскаявшегося атамана стала хлопотать о судьбе Котовского в Петрограде и добилась-таки отмены смертного приговора, заменив его на вечную каторгу.
Но не успел Котовский по уже знакомому этапу пойти на каторгу в Сибирь, как в стране грянула Февральская революция. Ворота тюрем распахнулись для идейных вымогателей, террористов и бомбистов. Даже Нестор Махно, прославившийся как рэкетир и убийца, обрёл свободу и вернулся на родину. Но вот Котовского новая власть выпустила на волю с одним условием: «подсудимого Григория Котовского… если он по состоянию здоровья окажется годным к службе, условно освободить от наказания и передать его в ведение военных властей».
* * *
Но Котовский не спешил на фронт проливать кровь за революцию. Лишь когда всякие боевые действия на Румынском фронте затихли, Котовский отправляется на передовую как рядовой 136-го Таганрогского пехотного полка 34-й дивизии.
В реальных боевых действиях ему так и не пришлось участвовать, но миру он поведал о жарких боях, опасных рейдах в тыл врага и даже сам себя наградил за храбрость Георгиевским крестом. В действительности же, если ему и пришлось принимать участие в баталиях, то в баталиях сугубо политического характера: 25 ноября в румынском городке Галаце состоялся съезд солдатских Советов 6-й армии Румынского фронта. Среди делегатов съезда был и Котовский, который был избран членом президиума. Съезд поручает Григорию Ивановичу формирование «партизанского революционного отряда, борющегося против румынской олигархии».
Партизанщина была недолгой. Уже в начале весны 1918 года Германия развернула наступление на Украине, и отряд Котовского рассыпался. Сам атаман бежал в тыл, и в апреле 1918 года он оказался в Екатеринославе, где слёг от эпидемии «испанки».
Оттуда он сбежал в Одессу, которая тогда находилась под властью французских интервентов. Там он вливается в знакомый преступный мир, которым руководит его лучший друг – первый криминальный король Одессы Мишка Япончик (настоящее имя – Моисей Вольфович Винницкий). Во время большевистского переворота в Одессе в 1918 году Мишка Япончик совместно с будущим чекистом Яковом Блюмкиным сформировал «1-й Добровольческий революционный железный отряд». И в газете «Одесская почта» Япончик даже опубликовал собственное воззвание «группы воров Одессы»: «Мы, группа профессиональных воров, также проливали кровь в боях с гайдамаками, идя рука об руку с товарищами рабочими и матросами. Мы тоже имеем право носить звание граждан Российской республики!».
Тем не менее в Одессе, которая в 1919 году стала неофициальной столицей Белого движения, Котовский с Япончиком и не думали о революции, промышляя рэкетом и грабежами. «Король Миша» обложил данью всех торговцев, и даже официальные власти сторонились кортежа Котовского с тачанками и пулемётами, когда тот в окружении полусотни головорезов раз в неделю объезжал город, собирая деньги.
Больше всего Япончик и Котовский прославились благодаря ограблению Государственного одесского банка, в ходе которого бандиты вывезли из хранилища три грузовика, гружёных золотом и ценностями на сумму в пять миллионов рублей. Где были спрятаны эти сокровища – неизвестно до сих пор. Во всяком случае, в Одессе и сегодня бытуют легенды о «золоте Котовского», спрятанном где-то в катакомбах.
Особую пикантность этим рассказам придаёт тот факт, что в бандитских вылазках Япончика принимал участие и будущий убийца Котовского Мейер Зайдер, который, как шептались в народе, и отмстил Григорию Ивановичу за украденное у братвы золото.
* * *
Благодаря стараниям своего тюремного друга Исая Шмидта – комиссара Особой революционной армии – он получил пост командира Кавалерийской бригады, которая позже стала основой 2-го Кавалерийского корпуса.
Ради пущей солидности Котовский даже женился: его избранницей стала медсестра Ольга Шакина.
Сын Котовского Гриша вспоминал: «С мамой отец познакомился осенью 1919 года. Мама происходила из волжских крестьян, но родители мамы умерли рано, и её с сестрой Лизой родственники определили в интернат на казённое содержание. Позже, когда сёстры подросли, они купили в рассрочку швейную машинку «Зингер» и подрабатывали шитьём. Нужда была страшная, и в 18 лет мама была вынуждена выйти замуж за земского врача Шакина, который был вдвое старше её. Шакин болел раком, в обмен на уход он предложил маме помощь в устройстве и дал денег на поступление на медицинский факультет Московского университета. В 1918 году мама, уже ставшая вдовой, вступила в партию и по партийному призыву отправилась на фронт. В санитарном поезде она и встретилась с отцом, который там лечил последствия тифа. В это страшное время ей, конечно, хотелось прислониться к мужскому плечу. Мама впоследствии рассказывала, со слов отца, почему она ему понравилась: он увидел в ней облик своей матери, которую потерял в три года. Начался роман. Отец предложил ехать к нему в бригаду. Врачей у него не было, и он сразу предложил ей должность бригадного врача. И чтобы добиться назначения мамы в бригаду, Котовский назвал её в штабе дивизии своей женой. Мама не возражала...»
* * *
Уже после Гражданской войны Котовский, назначенный служить в Умань, формирует свою собственную теневую экономику.
1922 год на Украине – год молниеносного утверждения Новой экономической политики. Появились бизнесмены-нэпманы, стали «крутиться» большие деньги и создаваться капиталы «из воздуха».
Котовский берёт в аренду сахарные заводы, обещая снабжать сахаром Красную Армию. Затем Котовский берёт под контроль торговлю мясом, создав Военно-потребительское общество с подсобными хозяйствами и швейными цехами.
Ещё один «бизнес» Котовского – переработка старого солдатского обмундирования в шерстяное сырьё. Солдатский бесплатный труд использовался на заготовке сена и уборке сахарной свёклы, при выращивании хлеба и даже при отлове диких собак. В одном только 1924 году заводы Котовского в Умани переработали 60 тысяч собак, жир которых шёл на мыло, а шкуры – на пошив шуб на модниц эпохи НЭПа.
О размахе «коммерции» говорит тот факт, что Котовский создал и контролировал мельницы в 23 селах. Были подписаны выгодные договоры с льняной и хлопчатобумажной фабриками. При дивизиях имелись совхозы, пивоварни, мясные магазины. Хмель, который выращивался на полях Котовского в совхозе «Рея» (подсобное хозяйство 13-го Кавполка), покупали купцы из Чехословакии на 1,5 млн золотых рублей в год.
В августе 1924-го Котовский организует в Винницкой области Бессарабскую сельскохозяйственную коммуну. И добивается решения о создании Молдавской Автономной Советской Республики. Котовский собственноручно провёл границы этой республики, включив в неё большинство территорий с преобладающим украинским населением. Автономия нужна была Котовскому, который записал себя в молдаване, чтобы бесконтрольно властвовать в Приднестровье.
Котовский в начале НЭПа был, вероятно, одним из самых богатых людей дочиста ограбленной страны. Он захотел власти. И натолкнулся на ещё больших преступников, чем он сам.
* * *
На следующий день после убийства Котовского из Москвы в Одессу была направлена группа специалистов во главе с профессором Владимиром Воробьёвым — для бальзамирования тела Котовского. Одновременно в центре Бирзулы, в городском парке, возвели по решению правительства мавзолей.
Более десяти лет о Котовском никто не вспоминал. А в конце 30-х его имя начали славить по всей стране, стали присваивать городам и заводам, был снят фильм «Котовский»… Секрет же его посмертной популярности объяснялся просто: в 1937 году Сталину, отправившему на убой Якира, Гамарника, Уборевича и других бывших военачальников, срочно понадобились новые кандидатуры на роль героев Гражданской войны.
Кстати, в 1941 году фашисты взорвали усыпальницу, разбили саркофаг, а забальзамированное тело (местные жители утверждают, что румынский офицер отсёк шашкой голову Котовского) выбросили в траншею вместе с трупами расстрелянных местных жителей. В ту же ночь рабочие железнодорожного депо вырыли останки Котовского и спрятали их на чердаке, предварительно облив дефицитным в военное время спиртом.
После освобождения города в уцелевшей подземной части мавзолея оборудовали памятник-склеп. Останки поместили в запаянный цинковый гроб с маленьким окошком. В конце 1965 года состоялось торжественное открытие нового мавзолея, над которым установлен монумент из гранита и мрамора с бюстом красного командира.
Анализ на соответствие останков ДНК никто не проводил.