* * *
Как вспоминал бывший министр госбезопасности СССР Всеволод Меркулов, сам Берия уже давно готовился к переводу в столицу.
«Став секретарём Заккрайкома и ЦК КП(б) Грузии, Берия часто ездил в Москву и, как правило, брал с собой меня, а также тех, кто был ему нужен по делам, по которым он приезжал в Москву, – писал на допросах Меркулов. – Берия любил пошуметь в весёлой компании, послушать скабрезные анекдоты, выпить и т. д. Для этих целей я был неподходящим, и он брал обычно с собой также людей, которые его веселили, играя, по сути дела, роль шутов. Таким был, например, Широков, в то время работник Управления погранохраны.
Меня он брал в Москву, как я понимал, на тот случай, если вдруг понадобится что-нибудь написать. А писать почти всегда что-нибудь приходилось. Например, в Москве я готовил для Берии статью в годовщину смерти С.М. Кирова для газеты “Правда”, речь на похоронах Серго Орджоникидзе, несколько раз совместно с другими готовил выступления Берии на сессиях Верховного Совета СССР, часто писал по взятым из Тбилиси материалам докладные записки в различные наркоматы.
В Москве почти каждый вечер Берия вызывался к товарищу Сталину. Останавливался Берия сперва в гостинице “Селект”, позже в подготовленной для него квартире в районе Самотечной площади. Я жил отдельно в гостинице, и Берия при необходимости вызывал меня по телефону. Должен сказать со всей ответственностью, что у меня никогда за всё время общения с Берией не было с ним того, что называется задушевной беседой. Берия никогда не говорил со мной по душам, никогда не посвящал меня в свои планы и намерения, за исключением текущих. Я мог только догадываться иногда по отдельно брошенным им замечаниям о том, что он намеревается делать…»
Как был уверен Меркулов, Лаврентий Павлович, будучи хозяином самой богатой в Союзе республики, метил на работу сразу в Кремль.
«Берия, вероятно, был недоволен своим назначением в конце августа 1938 г. к Ежову заместителем Наркома внутренних дел СССР, – писал Меркулов. – Берия рассчитывал на перевод в Москву на работу, но, видимо, не думал, что ему придётся работать в НКВД, да ещё заместителем Ежова. Прямо он об этом не говорил, но это чувствовалось из его отдельных замечаний.
Он предложил мне ехать с ним, и я согласился. Вскоре Берия выписал из Тбилиси ряд работников: Кобулова, Мамулова, Деканозова, Шария, Капанадзе, Эсиава, Гагуа и др. Приехало из Грузии так много работников, что позже Берии пришлось часть из них откомандировать обратно, т. к., кажется, товарищ Сталин обратил на это внимание…»
* * *
Не прошло и трёх месяцев, как «железный сталинский нарком» Николай Ежов написал заявление с просьбой об отставке с поста главы Лубянки. Его обвинили вовсе не в чрезмерном размахе репрессий – ведь Ежов всего лишь делал то, что приказывал ему ЦК. Нет, главным грехов главы НКВД стала политическая близорукость: он проглядел врагов в своём ближайшем окружении. Начальник управления НКВД по Дальнему Востоку Генрих Люшков, к примеру, перебежал к японцам, а нарком внутренних дел Украины Александр Успенский исчез, оставив записку: «Труп ищите в Днепре». Тела не нашли, как не нашли и железнодорожного билета, который жена видела у Успенского в столе.
Николай Ежов. Фото: общественное достояниеНо Сталин и Берия не спешили отдавать Ежова на расправу в подвалы Лубянки – всё-таки в единстве руководящей верхушки партии не должно было быть никаких сомнений. Поэтому «по состоянию здоровья» Ежова уволили лишь с должности главы НКВД, но позволили сохранить остальные посты: секретаря ЦК, председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта.
Берия расправился с ним полгода спустя – 10 апреля 1939 года Ежов был арестован и вскоре расстрелян.
* * *
Тем не менее чистка в рядах НКВД началась гораздо раньше ареста опального наркома.
Уже в январе 1939 года начались аресты руководителей органов НКВД, и под каток репрессий попал каждый пятый сотрудник органов.
В ноябре 1939 года Берия подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД», в котором всю вину за массовый террор свалил на Ежова и его заместителей – дескать, враги народа специально карали невиновных людей, чтобы опорочить советские органы.
Была проведена амнистия пострадавших от «ежовщины», которая коснулась прежде всего командного состава РККА. Также был издан приказ с требованием соблюдать уголовно-процессуальные нормы. Правда, при этом были существенно расширены права Особого совещания при НКВД СССР, которое выносило внесудебные приговоры.
Официально было подтверждено право следователей пытать «явных и неразоружившихся врагов народа».
Ещё одно знаковое деяние Берии и его команды – операции по выселению чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев, калмыков, крымских татар, месхетинских турок, курдов и представителей некоторых других национальностей, объявленных партией предателями.
Зато мало кто помнит, что для спасения своего любимого Закавказья Лаврентий Павлович разработал план «антибольшевистского восстания» – дескать, после прихода гитлеровских войск три республики Закавказья объявляют о своей независимости и нейтралитете. Тогда у немцев не будет повода сжигать древние кавказские города, это пусть русские города немцы жгут и вырезают под корень, а Тбилиси и Баку ему стало жалко. Маленький такой штришок к антирусской сущности захватившего власть режима.
Для реализации плана в Тбилиси было уже подготовлено марионеточное правительство во главе с «обиженным» советской властью Сергеем Кавтарадзе. Правда, немцы были разбиты под Владикавказом, так что план так и остался на бумаге. Ну а Кавтарадзе был переведён на дипломатическую работу и стал послом СССР в Румынском королевстве. Именно ему, говорят, принадлежит заслуга добровольного отречения от престола юного короля Михая, которому пообещали достаточно отступных для жизни в Голливуде со всеми кинозвёздами.
* * *
В 1945 году Берия оставляет пост наркома внутренних дел СССР (новым наркомом становится его заместитель генерал-полковник Сергей Круглов) и сосредотачивает свои усилия на проекте создания советской атомной бомбы.
Впрочем, работать над созданием ядерного оружия Берия начал задолго до окончания войны. Ещё во время Сталинградской битвы он составил для армейской разведки списки всех перспективных немецких учёных, которых следовало захватить в Германии. Точно такие же списки были и у западных союзников. Но только вот беда: в то время, как американцы во всех занятых городах первым делом проверяли университетские лаборатории, советские генералы больше интересовались ювелирными магазинами. Когда руководитель германской программы по созданию «Фау-2» Вальтер Гейзенберг смог спокойно уехать на велосипеде из советской зоны на Запад, Лаврентий Павлович устроил генералам форменный разнос. Но одними выговорами делу не поможешь, и Берия придумал гениальный ход: в Берлине были вывешены объявления о том, что все мужчины мобилизуются на разбор завалов и захоронение трупов, освобождены будут лишь обладатели учёных степеней, зарегистрированные в комендатуре. Законопослушные немецкие профессора явились для регистрации, где молодцы Берии их быстро рассортировали и всех нужных отправили вместе с семьями в тёплый город Сухуми.
Тем временем в столице Абхазии по воле Берии закрылось несколько санаториев, которые буквально за два дня были переоборудованы по образцу тех «шарашек», в которых работали репрессированные советские учёные.
Именно в таких «шарашках» до 1956 года, то есть до начала немецкой репатриации из СССР, работали такие известные учёные, как лауреат Нобелевской премии Густав Герц, физик-изобретатель Манфред фон Арденне и другие светила немецкой науки.
Физик-изобретатель Манфред фон Арденне. Фото: Федеральный архив ГерманииИ Берия у учёных пользовался заслуженным авторитетом. В воспоминаниях академика Сахарова есть любопытный момент: академик Зельдович, рассказывая об амнистии и прекращении «Дела врачей», сказал: «А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался!». «Нашим» Берия был и для самого Сахарова, которого трудно заподозрить в симпатиях к сталинистам и коммунистам.
* * *
Короля, как известно, играет свита, и от качества этой игры порой зависит судьба самого властителя. Лаврентий Павлович Берия, например, заслуженно считался мастером аппаратных интриг и комбинаций, умевшим без потерь выбираться из самых сложных политических ситуаций. Под стать ему было и окружение: жёсткие, решительные, проверенные годами и повязанные кровью люди.
Круглов возглавлял НКВД, давний оруженосец Берии Всеволод Меркулов руководил Госбезопасностью (тогда эти ведомства уже были разделены). Ещё один верный соратник, Владимир Деканозов, был заместителем наркома и министра иностранных дел. Лев Влодзимирский возглавлял следственную часть МГБ по особо важным делам.
Так что можно с уверенностью сказать, что к моменту окончания войны Берия был одним из самых влиятельных советских вождей после самого Сталина.
Но именно такая ситуация и не нравилась самому Сталину, который весьма настороженно относился к тому, что люди в его окружении вдруг начинали набирать политический и аппаратный «вес». Поэтому с конца 1945 года клан бериевцев стали постепенно демонтировать, отдаляя его выдвиженцев от руководства силовыми структурами.
Берию вождь сосредоточил на атомных делах, а его верных заместителей Меркулова и Кобулова изгнали из МГБ, Деканозова – из МИД, Влодзимирского сначала сильно понизили в должности, а затем списали в запас. Правда, Берии удалось укрыть своих соратников в Главном управлении советским имуществом за границей.
Круглову и Абакумову удалось доказать Сталину свою лояльность.
Тем не менее в марте 1947 года Сталин утвердил решение о создании объединённого разведывательного органа – Комитета информации (КИ) при Совете министров СССР во главе с министром иностранных дел и зампредом Совмина Молотовым. В подчинение КИ были переданы разведывательные подразделения – ПГУ из состава МГБ СССР и ГРУ из Генштаба, что сделало Абакумова и военного министра Булганина непримиримыми противниками Молотова.
Но сам «вождь народов» был доволен: все против всех, а Сталин над ними.
* * *
В августе 1948 года неожиданно случилось событие, которое вызвало настоящую бурю в высших сферах: от инфаркта внезапно умер Андрей Жданов – самый близкий в послевоенные годы соратник Сталина.
Андрей Жданов. Фото: общественное достояниеВ итоге «ждановская группировка» была фактически уничтожена.
Бывший управляющий делами Совмина Михаил Смиртюков вспоминал:
«Заместитель председателя Госснаба Михаил Помазнев написал письмо в Совет министров о том, что председатель Госплана Вознесенский закладывает в годовые планы заниженные показатели. Для проверки письма была создана комиссия во главе с Маленковым и Берией. Они подтянули к своему расследованию историю с подготовкой в Ленинграде Всероссийской ярмарки, которую руководители города и РСФСР просили курировать Вознесенского. И всё это представили как проявление сепаратизма. И получилось, что недруги Маленкова и Берии – поголовно враги народа…
После “Ленинградского дела” остальные члены руководства страны боялись Маленкова и Берию так, что никто не посмел возразить, когда они фактически взяли в свои руки бразды правления.
К тому времени Сталин постепенно стал отходить от руководства текущими делами, и решения по всем вопросам принимали три заместителя председателя Совета министров: Берия, Маленков и министр обороны Булганин…».
* * *
Этот триумвират потеснил и старое окружение Сталина.
Министр Абакумов предоставил вождю компромат на жену Молотова Полину Жемчужину: еврейский национализм, купание в молочных ваннах, моральное разложение и т. д. Сталину даже прокрутили звукозапись любовной сцены, будто бы случившейся между Жемчужиной и чинившим проводку в квартире Молотова молодым электриком. В итоге Жемчужина была арестована, а сам Молотов слетел со всех постов и попал в опалу.
Этим тут же воспользовался маршал Булганин, который добился восстановления ГРУ как самостоятельной организации. Вскоре был упразднён и КИ.
Что ж, ответом Сталина на усиление заместителей стало два уголовных дела. Первое касалось министра госбезопасности Виктора Абакумова, который 12 июля 1951 года был арестован и помещён в Лефортовскую тюрьму. Ему инкриминировали злоупотребление служебным положением, сокрытие важных материалов, попытку воспрепятствования «Делу врачей» и многое другое.
В тюрьме оказался не только сам министр, но и его жена вместе с сыном, которому едва исполнилось 4 месяца.
Виктор Абакумов – бывший глава СМЕРШа – на Лубянке считался мастером по выбиванию показаний, но, судя по свидетельству Павла Судоплатова, к нему и к его родным применяли методы столь невероятно жестокие, что даже для эксперта в этом вопросе они стали откровением.
Виктор Абакумов. Фото: общественное достояниеВторым стало «Мингрельское дело», направленное против самого Берии.
* * *
Инициатором «Мингрельского дела» был новый сталинский выдвиженец Николай Рухадзе, назначенный новым министром госбезопасности Грузинской ССР. Нельзя сказать, что он был личным врагом Берии, но отношения между ними были весьма напряжёнными.
И вот в 1951 году Рухадзе встретился со Сталиным, когда тот отдыхал на одном из грузинских курортов, и пожаловался на то, что Берии удалось сколотить так называемый «мингрельский клан», который фактически подмял под себя всю экономику в Грузии. Дескать, мингрелы (этнографическая группа грузин, к которой относился и сам Берия) заняли все ключевые посты, двигают вперед только своих людей, а всех остальных обложили данью и поборами. Более того, как предположил Рухадзе, мингрелы сгруппировались в руководстве не просто так. Дескать, они готовятся к тому, чтобы воплотить старый план Берии по отторжению Грузии от СССР.
В итоге Сталин дал добро на массовые аресты в Грузии. Все крупные выдвиженцы Берии в Грузии были арестованы. Под чистку угодили прокурор республики, глава МВД и его заместитель, второй секретарь партии, а также многие другие этнические мингрелы. Также Сталин дал санкцию и на слежку за самим Берией.
Павел Судоплатов вспоминал: «Сталин приказал поставить подслушивающие устройства в квартире матери Берии, решив, что ни Берия, ни его жена не позволят никаких антисталинских высказываний, но его мать, Марта, жила в Грузии и вполне могла высказать сочувствие преследуемым мингрельским националистам. Берия был мингрел, а мингрелы не ладили с гурийцами, которым больше всего доверял Сталин… Так началась чистка грузинского руководства, тех, кто был близок к Берии…».
Вскоре нашёлся и компромат: племянник жены Берии Теймураз Шавдия в самом начале войны попал в плен. В концлагере он был завербован в Грузинский легион вермахта, в котором дослужился до унтер-офицерского звания.
Правда, в конце войны часть легиона, находившаяся во Франции, перебежала на сторону местного Сопротивления, и Шавдия вернулся в СССР уже как французский партизан, а Берия будто бы распорядился уничтожить все документы о службе племянника в вермахте.
Для ареста Берии улик было явно недостаточно, и тогда Рухадзе предложил выкрасть в Европе члена меньшевистского «правительства Грузии в изгнании» (была такая бутафорская организация в Париже), чтобы тот дал нужные показания против Берии – и по «делу племянника», и по «мингрельскому делу».
В подмогу Рухадзе в Тбилиси был прислан мастер такого рода операций Павел Судоплатов, который неожиданно спас Берию.
Сам Судоплатов в своих мемуарах вспоминал об этой операции как об авантюре: «Я должен был оценить возможности местной грузинской разведслужбы и помочь им подготовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже, родственников жены Берии, Нины Гегечкори. Мне сообщили, что инициатива по проведению этой операции исходила из Тбилиси, от генерала Рухадзе, и Сталин лично её одобрил. Рухадзе настаивал на том, чтобы грузинские агенты взяли эту операцию на себя».
Но, увидев в Тбилиси полный развал, Судоплатов доложил Сталину, что операция невыполнима, а люди Рухадзе – неадекватные дилетанты. В итоге Сталин приказал арестовать уже самого Николая Рухадзе.
Осенью 1952 года «Мингрельское дело» подвисло: суда не было, но никого на свободу не отпускали.
* * *
Сам Сталин был полностью занят подготовкой к XIX Съезду партии, намеченному на осень 1952 года, на котором планировал предложить масштабные политические реформы.
Иосиф Сталин выступает на заключительном заседании XIX съезда КПСС. Фото: РИА НовостиКстати, с отчётным докладом ЦК на съезде выступил Маленков, что означало, что именно он, а не Берия, стал первым после Сталина человеком в стране, поскольку с этим докладом, как правило, выступали руководители партии. И в ходе своего доклада Маленков критиковал «ухудшение качественного состава партии» в результате быстрого роста её рядов, говорил об опасности превращения партийных органов «в своеобразные административно-распорядительные учреждения, не способные противостоять всяким местническим устремлениям». Прямой намёк на «Мингрельское дело».
После этого съезд одобрил все предложенные реформы: партия была переименована в КПСС, Политбюро ЦК ВКП(б) было упразднено и вместо него образован Президиум ЦК КПСС с существенно большим числом участников за счёт кадров из провинции.
Это было ещё одним ударом по триумвирату, поскольку увеличивало вес партийцев.
* * *
Как вспоминал бывший министр госбезопасности СССР Всеволод Меркулов, медленное падение Берии остановила смерть Сталина 5 марта 1953 года: «Неожиданно товарищ Сталин скончался. Накануне похорон товарища Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и просил приехать к нему в Кремль. У него в кабинете я нашёл Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришёл т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берии на похоронах товарища Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берии. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрылённым чем-то. Я был подавлен смертью товарища Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно.
Теперь в свете нам известного о преступных действиях Берии я делаю вывод, что Берия не только по-настоящему не любил товарища Сталина как вождя, друга и учителя, но, вероятно, даже ждал его смерти (разумеется, в последние годы), чтобы развернуть свою преступную деятельность. Это, конечно, стало мне ясно сейчас, но тогда я объяснял поведение Берии его умением держать в руках свои нервы, как и подобает настоящему государственному деятелю…»
* * *
Бывший управляющий делами Совмина Михаил Смиртюков вспоминал: «После смерти своего покровителя глава Совмина Маленков, формально ставший первым лицом в государстве, перешёл под покровительство более жёсткого Берии: чувствовалось, что Берия не очень доволен тем, что Маленков стал председателем Совмина. Помню, звонит мне помощник Берии Ордынцев. Тут надо сказать, что Помазнева, ставшего управляющим делами Совмина, Берия называл “этот”, а меня – его заместителя – “тот”. “Тот, – говорит Ордынцев, – тебя зовёт Лаврентий Павлович”. Иду. В кабинете Берии сидит насупившийся Маленков. Обсуждают вопрос о переходе на нормальный график работы государственных органов. При Сталине, как известно, вся жизнь страны подстраивалась под его режим дня: работа руководителей учреждений начиналась почти в полдень и продолжалась до поздней ночи. Берия расспросил меня о том, какой должна быть продолжительность рабочего дня и рабочей недели. А Маленков говорит: “Иди, мы тут всё сами решим”. Зачем Берия меня позвал? Про длительность недели он всё знал и без меня. Мне показалось, что Берия хотел продемонстрировать Маленкову, а в моём лице и аппарату, что хозяин положения на самом деле он…»
Продолжение следует
