«Во время репрессий одна из дочерей под давлением дала показания против своего арестованного отца и публично от него отреклась. Отца расстреляли. Позже дочь раскаялась, но её сестра, хоть и прошло уже много лет, не может этого простить. Как вы считаете, можно или нельзя простить сестру, которая отреклась от отца?»
Так звучит одна из пары дилемм, через которые авторы исследования спрашивают россиян, прощать преступников или нет. Этот вопрос, в котором описана реальная ситуации, был адресован участникам социологического исследования «Моральные дилеммы ХХ века». Представьте, что он адресован вам. Вы бы простили?
Слева направо: Григорий Юдин, Дарья Хлевнюк, Дмитрий Рогозин, Анна ИпатоваВторая дилемма – о прощении: «Нужно ли на памятнике расстрелянным в годы Большого террора оставлять имена жертв, которые сами были до ареста сотрудниками НКВД, пытавшими и расстреливавшими невиновных?» Последний вопрос много месяцев обсуждается в СМИ. По поводу стелы на мемориале «Коммунарка» в Москве нет согласия: имена тех людей, запытанных и убитых беззаконно по навету, которые до этого сами были палачами, – писать рядом с их жертвами или не писать?
Данное социологическое исследование проводится группой учёных (Григорий Юдин, Дарья Хлевнюк, Дмитрий Рогозин и Анна Ипатова) по инициативе Форума общенационального покаяния и возрождения. «Мы много говорили о том, что хотим изменить нашу страну, перенесшую тяжелейшие испытания в XX веке, – говорит один из учредителей форума Дмитрий Алешковский, руководитель Фонда помощи социально незащищённым гражданам „Нужна помощь“. – А знаем ли мы, что в действительности думает наша страна обо всех проблемах, которые были у наших отцов, дедов?»
Дмитрий Алешковский и Андрей ВасенёвОтвет на этот вопрос, как известно, не лежит на «поверхности» личной и общественной памяти. Одновременно у нас устраиваются мемориалы жертвам советских репрессий, воздвигаются памятники их виновникам и объявляются иностранными агентами организации, открывающие правду о преступлениях большевиков. «Есть ряд тем, мнение о которых невозможно спрашивать напрямую. Например, о роли Сталина в нашей истории или о Второй мировой войне, – говорит Григорий Юдин. – Тут люди почти всегда склонны говорить то, о чём вчера слышали в новостях. Именно поэтому мы отвергли лобовые вопросы о трудном прошлом и вместо этого предложили дилеммы – такие ситуации, которые легко вообразить и отнести к своему внутреннему опыту и которые не имеют “правильных” комфортных ответов».
Григорий Юдин и Дарья ХлевнюкОтветы на вопросы дилемм «прощать ли преступников» распределились так: 63,9 % респондентов считают, что сестру можно простить, 26,6 % – что есть вещи, которые прощать нельзя, и 9,6 % затруднились ответить. Число тех, кто за прощение, и тех, кто против, при переходе от личного масштаба к общественному здесь практически не поменялось. 64,2 % опрошенных считают, что на памятнике надо указывать всех расстрелянных, 28,5 % – что имена бывших чекистов ставить нельзя, 7,3 % ответить не смогли.
Интересно, что самые долгие объяснения чаще всего приходились как раз на это затруднение с ответом, иногда в несколько раз превышающее обычное отведённое время. «Я бы оказалась среди тех, кто затрудняется, – говорит Надежда Пантюлина, автор выставки об истории Соловецкого лагеря особого назначения „Засушенному верить“. – Я убеждена, что нельзя людей делить на жертв и палачей. И опыт моих исследований показывает, как велико число тех, кто через своих родственников связан с советскими преступлениями и не знает об этом. Но я думаю, что так или иначе связаны все».
Надежда ПантюлинаВсего было выбрано 10 дилемм, каждая из которых затрагивала один из двух уровней – более общий (общественный) и личный. Кроме прощения ставились вопросы: молчать или говорить правду о трудном прошлом; должно это быть инициативой снизу или от государства; нужно ли использовать неформальные или формальные механизмы – суды, комиссии правды и примирения; каково отношение к покаянию.
На первом этапе исследования было опрошено по телефону 1 610 человек из пяти регионов РФ. Результаты каждого интервью, как обнаружили социологи, типологически сопоставимы с 5 моделями преодоления трудного прошлого в разных странах мира: Испании, ЮАР, Сербии, Нидерландах и Северной Ирландии. Всего же было выделено 16 таких национальных моделей. То, что ответы уложились всего в пять таких «корзин», показывает достаточно небольшой разброс в оценке прошлого в нашей стране, при всей разнице даже этих пяти моделей. Самая закрытая, но и самая малочисленная группа (14 %) – «сербская» (те, кто считает, что прошлое ворошить не нужно). Она состоит на 40 % из женщин младше 55 лет без высшего образования. У 72 % «сербов» нет загранпаспорта. Самая многочисленная группа (24 %) – «ЮАР». Это те, кто почти не интересуются своим прошлым, склонны искать скорее правды, чем наказания, и всё решать через государство. Большинство «африканцев» – женщины старше 56. Это люди, живущие в городах, почти 55 % не имеют высшего образования и 61 % исповедуют православие.
Остальные три группы примерно равны, в каждую вошли по 21 % опрошенных. «Нидерланды» хотят говорить о трудном прошлом и не склонны прощать преступников. «Голландцы» в основном не горожане, не пользуются интернетом, не знают своей семейной истории. «Испанцы» не любят вспоминать трагические страницы нашей истории, готовы всех простить, среди них 82 % горожан, больше половины имеют высшее образование и 54 % относят себя к православным.
Самая открытая и в этом смысле перспективная не только для исцеления травматической памяти группа – «Северная Ирландия» –состоит наполовину из мужчин до 55 лет. 56 % причисленных к этой группе знают историю своей семьи. У «ирландцев» наиболее высок уровень открытости, готовность к прощению и вместе с тем есть скепсис по отношению к государственным механизмам. По мнению авторов исследования, люди именно из этой группы способны стать закваской, которая поможет опомниться российскому обществу.
«Разговор о трудном прошлом оказался чрезвычайно трудным и для нас самих, потому что выбранные дилеммы сложны и неочевидны, а для неподготовленной аудитории наш инструмент подрывает массмедийная истерия, – говорит Дмитрий Рогозин, заведующий лабораторией Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС. – Обычный вопрос, который нам задавали, когда мы начинали этот разговор: вы кто такие и почему об этом можете нас спрашивать?».
Дмитрий Рогозин«Спрашивающим “да кто ты такой?” невдомёк, что мне самому это важно, что такого рода проблематика не требует от вопрошающего особых полномочий, что никто не будет делать оргвыводы, кого-то наказывать или награждать, – считает Дмитрий Гасак, председатель Преображенского братства, инициировавшего Форум национального возрождения и покаяния. – Это уровень человеческий, человеческое измерение – самое главное, чего так трудно достичь и к чему апеллируют моральные дилеммы».
«Массмедийная истерия», чрезмерное идеологическое давление на общественное сознание, как показывает исследование, не способно «заглушить» человека. Несмотря на то что в поле СМИ покаяние за прошлое чаще порицается, респонденты высказались здесь в большинстве положительно. Личный план представляла дилемма об известном телеведущем, рассказавшем о своём деде, выносившем и исполнявшем смертные приговоры. 58,8 % одобрили его признание. Общественный масштаб был описан в рассказе о покаянии Римско-католической церкви за инквизицию. 61 % опрошенных признал это «путём к обновлению и возрождению церкви».
Дмитрий Гасак«В нашей стране приходится констатировать не только усталость от исторических войн, о которой здесь говорилось, но и усталость от этического релятивизма, от раздвоенности во всём и от разобщённости, – говорит Дмитрий Гасак. – Сама постановка этих дилемм даёт некоторый язык и инструмент для разговора с человеком о трудных вещах и открывает возможность поднять этический уровень нашего общества и поставить преграду той деградации, которая началась сто лет назад и была ознаменована революцией 1917 года. Недавно на телепередаче, где обсуждалось это социсследование, прозвучало, что у народа не может быть совести, этического сознания. И возникает вопрос: что это за народ, который не различает добра и зла?»
Главным результатом своего исследования его инициаторы считают обнаружение в российском обществе достаточно высокого уровня готовности к коллективному преодолению трудного прошлого, пусть пока для этого и отсутствуют надёжные инструменты, которые могут возникнуть только в творческой работе, изнутри самого общества.
Сегодня итоги проекта «Моральные дилеммы XX века» предлагаются всем интересующимся в открытом доступе в Сети. Следующий этап – региональный. Учёные собираются на основе своего исследования устраивать дискуссии в разных городах России с целью выявления «агентов памяти», тех людей – историков, генеалогов, краеведов, различные сообщества и просто отдельных людей, от которых во многом зависит, что мы будем помнить завтра.
