Но к моменту самоустранения Константина Николай ничего об этом не знал. Поэтому присяга была принесена всё же Константину Павловичу, хотя тот и был против. После этого появилось даже несколько монет с его изображением. Александр Пушкин писал: «Как верный подданный должен я, конечно, печалиться о смерти государя; но как поэт радуюсь восшествию на престол Константина I. В нём очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. К тому ж он умён, а с умными людьми всё как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего».
Но Константин продолжал гнуть свою линию. В конце концов Михаил Сперанский подготовил манифест, в котором говорилось, что трон наследует Николай. Присяга новому государю была назначена на 26 декабря. Вот только Николая поддерживали не так сильно, как Константина. Многие были им недовольны. Особенно сильную антипатию к нему питали некоторые дворяне – те, которые мечтали об отмене крепостного права и конституционных ограничений монархической власти. Такие мысли среди элиты российского общества начали витать после войны с Наполеоном, когда дворяне познакомились с европейским укладом жизни. Вскоре появились две артели (сообщества гвардейских офицеров) – «Священная» и «Семёновский полк». В 1816-м они объединились в единый Союз спасения. Его создателем стал Александр Муравьёв. Также в «Союз» вошли Никита Муравьёв, Сергей Трубецкой, Иван Якушин, Павел Пестель и другие. Они хотели провести реформу власти и освободить крестьянство. Правда, уже осенью 1817 года Союз распался, поскольку его лидеры не смогли прийти к единому мнению о судьбе действующего государя. Одни хотели его просто отстранить от власти, другим же хотелось монаршей крови.
Так или иначе, но идеи Союза спасения сохранились. Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Сергей Муравьёв-Апостол и другие представители высшего общества ждали удобного момента для нанесения удара. И он настал после смерти Александра I и самоустранения Константина Павловича. Заговорщики хотели поднять восстание, захватить Зимний дворец и Петропавловскую крепость. После этого заговорщики хотели опубликовать всенародный Манифест, по которому власть переходила в руки Временного революционного правительства. Затем необходимо было утвердить Кнституцию и на Учредительном собрании решить, в России будет конституционная монархия или же республика. Во втором случае повисал вопрос с царской семьёй. Что с ней делать? Некоторые хотели с ней расправиться, другие предлагали выслать всех за границу. Что касается лидера восстания, то на эту роль определили князя Сергея Трубецкого.
Всё не по плану
Удивителен тот факт, что ни Константин, ни Николай поначалу и понятия не имели, что среди военных есть недовольные. Но заговор, несмотря на все старания, был раскрыт. Николай вовремя получил информацию о тайном обществе и готовящемся мятеже. Поэтому в 7 утра 26 декабря сенаторы присягнули Николаю на верность и объявили его императором. Что же касается декабристов, то у них всё с самого начала пошло не по плану. Сначала неожиданно откололся лидер – Трубецкой. Восставшие полки, вышедшие на Сенатскую площадь, просто стояли и ждали, пока заговорщики выберут нового лидера. А потом они узнали, что Николай уже стал императором. Все планы мгновенно рухнули. Никто не знал, что делать дальше. Параллельно провалилась и вторая часть плана – убийство Николая. Палачом являлся Пётр Каховский. Он расправился с генерал-губернатором Милорадовичем и полковником Стюлером, но вот убить государя не смог.
По факту, бунт закончился, даже не начавшись. Но лидеры декабристов не хотели этого признать. Пока они решали, что делать дальше, к восставшим полкам подошли полки правительственные. После короткой перестрелки мятежники попытались по льду, сковавшему Неву, добраться до Петропавловской крепости. Но и это не вышло. Несколько ядер разбили лёд, декабристы начали тонуть… Не спасло мятежников и то, что на площади начали собираться простые люди, которые им сочувствовали. Перевес сил был полностью на стороне правительственных войск. И к ночи 26 декабря мятеж был подавлен. Военный деятель и историк Николай Карлович Шильдер писал: «По прекращении артиллерийского огня император Николай Павлович повелел обер-полицмейстеру генералу Шульгину, чтобы трупы были убраны к утру. К сожалению, исполнители распорядились самым бесчеловечным образом. В ночь на Неве от Исаакиевского моста до Академии художеств и далее к стороне от Васильевского острова сделано было множество прорубей, в которые опустили не только трупы, но, как утверждали, и многих раненых, лишённых возможности спастись от ожидавшей их участи. Те же из раненых, которые успели убежать, скрывали свои увечья, боясь открыться докторам, и умирали без медицинской помощи».
Оба брата покойного Александра I были потрясены самим фактом восстания. Вот что написал Константин своему брату спустя несколько дней после мятежа: «Великий Боже, что за события! Эта сволочь была недовольна, что имеет государем ангела, и составила заговор против него! Чего же им нужно? Это чудовищно, ужасно, покрывает всех, хотя бы и совершенно невинных, даже не помышлявших того, что произошло!».
А Николай, когда речь заходила о восстании, говорил своему брату: «Самое удивительное в этой истории — это то, что нас с тобой тогда не пристрелили».
«Результат влияния французской аристократии»
Вскоре была создана комиссия, которая начала расследование восстания декабристов. В общей сложности к следствию было привлечено без малого 600 человек. Сам Николай I выступил в том деле следователем. Он и приговорил 120 человек к ссылке в Сибирь, а пятерым - Рылееву, Пестелю, Каховскому, Бестужеву-Рюмину и Муравьёву-Апостолу – вынес смертный приговор. Процесс вызвал неоднозначную реакцию в Европе. Например, британское издание The Times писало: «Императорское правительство, однако, жестоко ошибается, если думает, что чисто формальное следствие, произведённое комиссией из восьми членов — придворных и адъютантов императора, — может пробудить к себе доверие в цивилизованных странах Европы или даже в менее культурной России».
Образ декабристов очень быстро был романтизирован писателями и поэтами. Причём не только российскими, но и зарубежными. Особенно постарался Александр Дюма, который посвятил бунтарям роман «Учитель фехтования». Эту книгу, кстати, Николай I запретил, что неудивительно.
О событиях 26 декабря 1825 года хотел написать и Лев Николаевич Толстой. В письме Александру Герцену Толстой рассказывал: «Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56-м году в Россию с женой, сыном и дочерью и примеряющий свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России». Вот только роману не суждено было появиться на свет. Лев Николаевич брался за него несколько раз, но постоянно бросал. Не получалось. Он выстрадал четыре главы, а потом поставил окончательную точку. К этому моменту Толстой уже и сам разочаровался в декабристах. Лев Николаевич писал: «Декабрьский бунт есть результат влияния французской аристократии, большая часть которой эмигрировала в Россию после французской революции».
Советская власть к декабристам относилась скорее положительно, поскольку видела в них своих предшественников, ведь они пытались бросить вызов монархии. Образ истинного героя за мятежниками закрепил фильм «Звезда пленительного счастья».
* * *
Кстати, 26 декабря, в день восстания, в кинотеатрах состоялась премьера фильма «Союз спасения», рассказывающего о первом тайном политическом обществе в стране. За несколько дней до этого прошли предпоказы для журналистов. Так вот, кое-кто из присутствующих рассказывал, что после окончания ленты организаторы подарили зрителям ёлочные игрушки в виде декабристов. «Повесь, мол, своего декабриста», - иронично шутили представители СМИ. И никто прямым текстом этого не говорил, но аналогия очевидна.